Человек, который умер дважды - Osman Richard - Страница 6

– Райан, ходу!

Дело плохо. Ибрагим это понимает. С ним произошло что-то серьезное. Он хочет шевельнуться и не может. Сырость из водостока просачивается сквозь шерстяную ткань брюк, во рту появляется вкус крови.

Опять кто-то бежит, но Ибрагим не в состоянии защищаться. Лицо холодит бордюрный камень. Шаги смолкают, однако его больше не пинают. Он чувствует чьи-то руки на своих плечах.

– Дружище. Дружище! Господи! Кристин, вызывай скорую.

Да, приключения всегда заканчиваются скорой помощью, кем бы ты ни был. Насколько велик ущерб? Всего лишь переломы? Переломы в его возрасте – это достаточно плохо. А может, что похуже? Его ударили по затылку. Что бы ни случилось дальше, одно Ибрагим знает наверняка. Он допустил ошибку. Не следовало так рисковать. Больше не будет поездок в Файрхэвен и сидения с книжечкой в кресле. Где, кстати, его новые книжки? Мокнут на асфальте? Его кто-то трясет.

– Дружище, открой глаза, не спи!

«Но у меня же открыты глаза», – думает Ибрагим и тут же осознает, что это не так.

Потягивая второй бокал «Мальбека», Элизабет слушает рассказ своего бывшего мужа Дугласа Миддлмисса о международной организации по отмыванию денег. Из этого рассказа постепенно становится понятно, почему Дугласу в его возрасте понадобилась нянька.

– Мы давно к нему подбираемся, к этому Мартину Ломаксу. Прекрасный большой дом, куча денег, при этом все доходы задокументированы. Ребята из отдела экономической безопасности его и пальцем тронуть не могут. Но что известно, то известно, верно?

– Верно, – подтверждает Элизабет.

– В его дом кто только не приходит в любое время дня и ночи. Русские, сербы, турецкая мафия. Всех тянет в жилище отшельника на окраине сонной деревушки. Хэмблдон, знаешь такую? Там изобрели крикет.

– Прискорбно, – говорит Элизабет.

– «Рейндж-роверы», «Бентли» так и снуют по сельским дорогам. Арабы на вертолетах, словно они там на службе целый день. Однажды главарь ирландских республиканцев выпрыгнул с парашютом из одномоторного самолетика и приземлился прямо у него на лужайке.

– А чем он занимается? – спрашивает Элизабет. – Неофициально.

– Страхованием, – отвечает Поппи.

– Страхованием?

– Он типа банка для крупных криминальных группировок, – поясняет, подавшись к Элизабет, Дуглас. – Скажем, турки закупают в Афганистане героин на сто миллионов фунтов. Сразу всю сумму они не выплачивают.

– Так же, как за холодильник, – полный расчет после доставки, – добавляет Поппи.

– Спасибо, Поппи, – благодарит Элизабет. – Что бы я без вас делала?

– Ну вот, они вносят страховой депозит миллионов на десять надежному посреднику, – продолжает Дуглас. – Как залог доверия.

– А посредник – Мартин Ломакс?

– Да, они все ему доверяют. И ты доверилась бы, если бы познакомилась с ним. Удивительный парень: злодей злодеем, но надежный. Среди злодеев редко найдешь такого, на которого можно положиться. Сама знаешь.

Элизабет кивает.

– Так что, у него полный дом налички?

– Бывают наличные, бывает и более экзотический товар. Бесценные полотна, золото, бриллианты, – говорит Дуглас.

– Один узбекский наркоторговец заложил первое издание «Кентерберийских рассказов»[3], – вставляет Поппи.

– Любое ценное имущество, – кивает Дуглас. – Он хранит его в комнате-сейфе в собственном доме. Если сделка проходит благополучно, Ломакс возвращает заклад, и его нередко используют повторно. А если срывается, заклад уходит на компенсацию.

– Полагаю, это хранилище достойно внимания, – говорит Элизабет.

– Уверен, что в любой момент там найдется полмиллиарда наличными, столько же в золоте и драгоценностях, в похищенных полотнах Рембрандта и в китайском нефрите стоимостью в миллионы. И все это – в нескольких милях от Винчестера, представь себе.

– Откуда вам все это известно?

– Мы несколько раз побывали в этом доме, – объясняет Поппи. – Установили в стенах микрофоны, в светильниках – камеры.

– Ну ты знаешь все эти трюки, – добавляет Дуглас.

– И в хранилище?

– В эту комнату попасть ни разу не удалось, – качает головой Поппи.

– Но там и по дому много чего раскидано, – говорит Дуглас. – Когда я туда вломился, на бильярдном столе лежала картина Ван Эйка.

– Ты вломился?

– Не без помощи, разумеется. Помогали Поппи и паренек из Особой лодочной службы[4].

– Вы тоже взломщица, Поппи? – обращается Элизабет к сидящей на подоконнике и болтающей ногами девушке.

– Я просто оделась в черное и делала что велят, – отмахивается Поппи, устраиваясь поудобнее.

– Что ж, в этом – вся суть секретной службы, – кивает Элизабет. – Итак, вы двое и некий участливый друг вломились в дом, до отказа набитый сокровищами?

– Точно, – говорит Дуглас. – Просто чтобы осмотреться немножко, понимаешь? Прикинуть, что к чему, снять пару кадров и смыться, пока никто не узнал. Мы с тобой сто раз такое проделывали.

– Понимаю. Но при чем здесь квартира со старыми креслами и запертой спальней, а главное – предложение бывшей, к великому счастью, жене поработать твоей нянькой?

– Вот с этого момента, честно говоря, у меня и начинаются маленькие проблемы. Ты готова?

– Валяй, Дуглас, – говорит Элизабет, в упор разглядывая его. Огонь в глазах совсем не померк. Тот огонь, который наводил ее на совершенно безосновательные мысли о мудрости и обаянии. Тот огонь, который заставил ее отправиться к алтарю с мужчиной на десять лет моложе и пожалеть об этом уже через несколько месяцев. Тот огонь, который довольно быстро превращается в свет маяка, предупреждающий о близости рифов.

– Могу я сперва уточнить? – спрашивает с подоконника Поппи. – Пока мы все не рассказали.

– Конечно, дорогая, – разрешает Элизабет.

– Как много здесь о вас знают? Полагаю, немало, судя по досье?

– Кое-что знают, да, – признает Элизабет. – Ближайшие друзья.

– А эти ближайшие друзья – Джойс Мидоукрофт, Рон Ричи и Ибрагим Ариф?

– Они. Прекрасное досье, Поппи. Джойс придет в восторг, услышав, что в него попала.

– А могу ли я поинтересоваться… меня просили сделать это, пока мы не двинулись дальше. За последние четыре месяца вы хотя бы однажды нарушали закон о государственной тайне?

– О боже мой, конечно, – смеется Элизабет. – Сколько раз!

– О’кей, так и отмечу. Очень важно, чтобы никто из ваших друзей не узнал о нас с Дугласом. Хотя бы это вы можете гарантировать?

– Ни в коем случае. Я расскажу им, едва выйду за дверь.

– Боюсь, что не могу этого допустить.

– Не думаю, что у вас есть выбор, Поппи.

– Вы, мэм, лучше многих понимаете, что я выполняю приказ.

– Поппи, во-первых, зовите меня Элизабет. Во-вторых, насколько я успела заметить за последние недели, вы и заказы не очень-то четко выполняете, так стоит ли что-то менять? Давайте дослушаем вашу историю, и я скажу, возьмусь ли за эту работу. А потом поделюсь с друзьями, но вас это не должно беспокоить.

Дуглас хихикает:

– Твоим друзьям о тебе известно все?

– Все, что им следует знать.

– И о твоем командорском звании[5]?

– Разумеется, нет.

– Стало быть, не все?

– Не все.

– А когда ты в последний раз пользовалась своим титулом, Элизабет?

– Когда мне понадобилось срочно взять напрокат мотоцикл, чтобы уехать из Косово. А ты своим когда, сэр Дуглас?

– Когда пытался добыть билеты на «Гамильтона».

У Элизабет звонит телефон. Редкий случай. Она смотрит на экран. Это Джойс. Совсем редкий случай.

– Извините, я должна ответить.

В каком-то смысле наглость Конни Джонсон заслуживает восхищения. В ней даже есть определенный стиль. Но они потратили на засаду массу времени, и теперь, чтобы прижать Конни к стенке, им нужно придумать что-то поумнее. Но что именно – Крис Хадсон пока не может сообразить. И чтобы усугубить страдания, он решает позаниматься на велотренажере.