Психология масс и анализ человеческого 'Я' - Фрейд Зигмунд - Страница 13

VIII. ВЛЮБЛЕННОСТЬ И ГИПНОЗ

Практика языка даже в своих капризах остается верна какой-то действительности. Хотя она называет "любовью" самые разнообразные эмоциональные отношения, которые и мы теоретически объединяем под названием "любовь", однако, она потом опять сомневается, является ли эта любовь настоящей, правильной, истинной; она указывает на целую градацию возможностей среди любовных феноменов. Нам также нетрудно будет наблюдать эту градацию.

В целом ряде случаев влюбленность является не чем иным, как нахождением со стороны сексуального влечения объекта для цели прямого сексуального удовлетворения, причем с достижением этой цели влюбленность угасает; это называют низменной, чувственной любовью. Но, как известно, либидинозная ситуация редко бывает так проста. Уверенность, с какой можно рассчитывать на новое пробуждение только что угасшей потребности, должна, конечно, быть ближайшим мотивом к тому, чтобы питать к сексуальному объекту длительное влечение, чтобы "любить" его также в свободные от страсти промежутки.

Из этой замечательной истории развития любовной жизни человека вытекает другой момент. Ребенок находит в первой фазе, заканчивающейся в большинстве случаев к пяти годам, в одном из родителей свой первый любовный объект, на котором фиксируются все его сексуальные влечения, требующие удовлетворения. Наступающее затем вытеснение вынуждает ребенка отказаться от большинства этих детских сексуальных целей и оставляет после себя глубокое изменение отношения к родителям. Ребенок остается в дальнейшем привязанным к родителям, но его влечения следует назвать "заторможенными в смысле цели". Чувства, питаемые им, начиная с этого момента, к этим любимым лицам, обозначаются как "нежные". Известн 1000 о, что в бессознательном сохраняются в большей или меньшей степени прежние "чувственные" стремления, так что первоначальный приток влечения продолжает в известном смысле существовать24.

С наступлением половой зрелости развиваются, как известно, новые, очень интенсивные стремления к достижению прямых сексуальных целей. В неблагоприятных случаях они остаются в качестве чувственного потока отделенными от длительных "нежных" эмоциональных направлений. Мы имеем перед собой картину, обе стороны которой так охотно идеализируются некоторыми литературными направлениями. Мужчина проявляет мечтательные склонности к глубокоуважаемым женщинам, которые не привлекают его, однако, в половом отношении, и он потентен только в отношении к другим женщинам, которых он не "любит", не уважает или даже презирает25. Однако чаще юноше удается синтез лишенной чувственности небесной любви и чувственной земной любви, и его отношение к сексуальному объекту характеризуется совместным действием незаторможенных и заторможенных в смысле цели влечений. По количеству заторможенных в отношении цели нежных влечений можно судить о силе влюбленности, в противоположность чисто чувственным желаниям.

В рамках этой влюбленности нам с самого начала бросается в глаза феномен сексуальной переоценки, то обстоятельство, что сексуальный объект до некоторой степени не подвергается критике, что все его качества оцениваются выше, чем качества нелюбимых людей или чем качества того же объекта к тому времени, когда он ещё не был любим. При несколько более сильном вытеснении или подавлении чувственных стремлений создается ложное впечатление, что объект в силу своих духовных преимуществ любим также и чувственной любовью, в то время как в действительности, наоборот, лишь чувственная любовь награждает его этими преимуществами.

Стремление, создающее в данном случае ошибочное суждение называется идеализацией. Благодаря этому же нам облегчается ориентировка. Мы замечаем, что объект трактуется как собственное "Я", что, следовательно, при влюбленности на объект изливается большая часть нарцисического либидо. При некоторых формах любовного выбора становится даже очевидным, что объект служит для замены своего собственного недостигнутого "Я"-идеала. Его любят в силу тех совершенств, к которым человек стремился для своего собственного "Я", и которых он добивается теперь этим окольным путем для удовлетворения своего нарцисизма.

Если сексуальная переоценка и влюбленность становятся ещё больше, то ясность картины становится ещё несомненнее. Влечения, добивающиеся прямого сексуального удовлетворения, могут быть теперь совсем оттеснены, как это обычно происходит при мечтательной любви юношей; "Я" становится все непритязательнее, скромнее; объект становится все великолепнее, ценнее. Он овладевает, в конце концов, всей самовлюбленностью "Я", так что самопожертвование "Я" становится естественным следствием. Объект, так сказать, поглотил "Я". Черты покорности, ограничения нарцисизма, несоблюдения своих интересов имеются налицо в каждом случае влюбленности. В крайнем случае они ещё усиливаются и выступают на первый план благодаря оттеснению чувственных влечений.

Это происходит особенно легко в случае несчастной, неудачной любви, так как при каждом сексуальном удовлетворении сексуальная переоценка все же испытывает некоторое понижение. Одновременно с тем, как человек приносит объекту в "жертву" свое "Я" (эта жертва ничем не отличается от сублимированной жертвы ради абстрактной идеи), целиком отпадают принадлежащие "Я"-идеалу функции. Молчит критика, которая исходила от этой инстанции; все то, что делает и чего требует объект, правильно и безупречно. Нет места для совести во всем том, что совершается в пользу объекта. В любовном ослеплении человек становится преступником без раскаяния. Вся ситуация укладывается без остатка в формулу: объект занял место "Я"-идеала.

Разница между идентификацией и влюбленностью в её крайних проявлениях, называемых очарованием, рабской покорностью, легко описать. В первом случае "Я" обогатилось качествами объекта, оно "интроецировало 1000 "объект, по выражению Fеrеnсzi; во втором случае оно обеднело, принесло себя в жертву объекту, поставило его на место своей важнейшей составной части. При ближайшем рассмотрении можно заметить, что такое изложение рождает противоречие, которого на самом деле не существует. Речь идет экономически не об обеднении или обогащении; крайнюю влюбленность тоже можно описать так, что "Я" интроецирует объект. Быть может, другое отличие скорее охватит сущность. В случае идентификации объект утрачивается или от него отказываются; затем он опять восстанавливается в "Я"; "Я" изменяется частично по прототипу утраченного объекта. Иногда объект сохраняется и, как таковой, переоценивается со стороны и за счет "Я". Но и относительно этого возникает сомнение. Действительно ли твердо установлено, что идентификация предполагает отказ от влечения к объекту, не может ли существовать отказ при сохранении объекта? И прежде чем мы вдадимся в дискуссию по поводу этого сложного вопроса, у нас может явиться мысль, что другая альтернатива включает в себе сущность этого положения вещей, а именно: занимает ли объект место "Я" или "Я"-идеала.