Разрушенный (ЛП) - Ловелл Л. п. - Страница 43

— Но… мы друзья, — говорю я.

— Я знаю, и мне жаль, что я чувствую это, потому что это усложняет ситуацию.

— Но Алекс?

Она кивает, опустив глаза.

— Я тоже его люблю, просто он другой.

— Молли, я не могу… — начинаю я.

— Я знаю. — Она слегка улыбается мне. — Я знаю. С моей стороны эгоистично говорить тебе это, потому что знаю, что ты не чувствуешь того же и никогда не почувствуешь. Ты не запрограммирован таким образом, а я… ну, просто способна чувствовать. Это отличает нас. — Ее голос мягкий и успокаивающий.

Когда я надолго нахожусь вдали от нее, забываю, как сильно скучаю по этому ощущению. Я не понимаю эти чувства, я не люблю Молли, но слишком сильно забочусь о ней.

— Я ничего не могу тебе предложить, — честно отвечаю ей. Она кивает, не сводя взгляда с пола, и тяжело сглатывает.

— И я ни о чем не прошу, но это все меняет. Я не могу находиться с тобой все время. Я не могу… не могу быть твоим другом.

У меня сжимается горло, когда понимаю, что она только что сказала. За последние пару месяцев Молли стала одной из моих лучших подруг. Я не хочу, чтобы она уходила от меня.

— Это несправедливо по отношению к Алексу.

Алекс. От одного звука его имени я сжимаю кулаки. Молли уходит от меня ради него.

Я подавляю гнев и глубоко вздыхаю.

— Алекс хороший, и мы оба знаем, что я недостаточно хорош. — Уверенно киваю в такт свои словам.

Молли качает головой и нежно кладет руку мне на щеку.

— Ты не прав, — шепчет с грустной улыбкой на красивом лице. Она опускает руку и отступает, снова увеличивая расстояние между нами.

Я качаю головой.

— Ты просто хочешь видеть во мне хорошее, но этого нет.

Я делаю то, что нужно, и освобождаю ее. Свобода от меня и от ее неуместных чувств.

— Ты одна из моих лучших подруг, но я никогда не полюблю тебя так, — стараюсь говорить небрежно.

Я смотрю, как выражение лица Молли меняется на болезненный, и меня, бл*дь, убивает, когда я заставляю ее почувствовать эту боль, но это единственный способ. Я трахнул проститутку на ее глазах, и она все равно простила меня, потому что именно так поступает Молли: смотрит сквозь пальцы на это дерьмо и принимает его. Но это другое, я это чувствую. Любовь — это совершенно новая игра. Молли просто протянула мне свое сердце, и я растоптал его. Алекс может предложить ей все, чего я не могу.

— Мне очень жаль, Молли.

Она шмыгает носом.

— Нет, это нормально. Все нормально. Я знала это. Ты мне ничего нового не сказал. — Она делает глубокий вдох. — Увидимся.

Я должен позволить ей уйти прямо сейчас, но не хочу этого. Я притягиваю Молли к себе и крепко обнимаю.

— Мне чертовски жаль, — я шепчу ей.

Ее тело дрожит, когда вырывается легкое рыдание. Если у меня есть сердце, то оно сейчас чертовски кровоточит. Я причинил боль единственной женщине, возможно, единственному человеку, о котором действительно заботился. Единственная спасительная благодать заключается в том, что я делаю это, чтобы защитить ее, потому что уверен, через несколько месяцев она будет счастливой, чего я ей дать не могу.

Молли нежно отталкивает меня.

— До свидания, Хьюго, — она тихо шепчет, прежде чем отвернуться и уйти.

МОЛЛИ

Я выхожу из квартиры Хьюго на улицу. Мою грудь сдавливает, словно в тисках, я едва могу дышать. Боль пронизывает мое тело, и я задыхаюсь от рыдания, прижимая руку ко рту, пытаясь остановить свой неизбежный срыв. Не разваливайся сейчас, Молли.

Я и раньше испытывала горе, но это нечто другое, гораздо худшее. Я потеряла гораздо больше, чем мой разум может постичь. Хьюго стал одним из моих лучших друзей, и я просто потеряла его, потому что была слишком эгоистична, чтобы просто отпустить это. Я хотела от него тех чувств, которые он никогда не испытывал. Я знала, что Хьюго никогда не сможет дать мне ничего, кроме дружбы, и все же сказала ему, что люблю. Почему? Потому что глупая маленькая девочка во мне не могла не поверить, что, может быть, он просто изменится ради меня. Он не изменится, и теперь я это знаю… но какой ценой?

Могли бы мы и дальше оставаться друзьями, если бы я всегда тосковала по нему, а он продолжал бы свой путь через половину женщин Лондона? Я понимаю, что мы не сможем быть вместе. Я уважаю себя, и не собираюсь стоять в стороне и смотреть на его развлечения, но сейчас у меня болит сердце. И я буду страдать от того, чтобы сохранить Хьюго в своей жизни.

Вот что делает с людьми любовь. Вот что она со мной делает. Хьюго заставляет меня истекать кровью из-за него, потому что я люблю его. Бл*дь! Как же я так сильно облажалась? Кто, черт возьми, влюбляется в самого большого мужчину-шлюху на земле? Ах да, я.

Иду по дороге, пока не дохожу до красного джипа Джорджа, который припарковала здесь ранее. Как только закрываю за собой дверь, по моей щеке катится слеза. Я провожу по ней пальцем и смотрю на свое отражение в зеркале заднего вида. Тусклый внутренний свет отражается в моих слезящихся глазах. Я выгляжу такой же хрупкой, как и ощущаю себя таковой, и чувствую, как будто огромная зияющая дыра растет в моей груди. Чувствую, что чего-то не хватает, чего-то незаменимого. Мне больно за Хьюго, потому что он продолжит свою привычную жизнь и никогда не узнает, что значит любить кого-то. Я ранила себя и свои глупые детские мечты. Мне также было больно за Алекса, потому что он любит меня, и все же я чувствую себя совершенно разбитой из-за другого человека.

Если бы любовь была рациональной, то Хьюго даже не играл бы эту роль. Алекса было бы более чем достаточно. К несчастью для меня, любовь далеко не рациональна. И в доказательство этого — мое разбитое сердце.

Я отворачиваюсь от зеркала и поворачиваю ключ в замке зажигания. Машина оживает, и я встраиваюсь в устойчивый транспортный поток. Свет размывается от моих наполненных слезами глаз. Закусываю губу и включаю радио, настраивая на рок-музыку. Я не собираюсь разваливаться. Я выше этого.

Мне удается продержаться в таком устойчивом состоянии, пока не захожу в свою квартиру и не обнаруживаю, что Лилли с нетерпением ждет меня. Она смотрит на меня и бросается ко мне, крепко обнимая меня. Я теряюсь и тут же ломаюсь.

— Шшш, все в порядке, Мол. — Я буквально плачу у нее на плече. — Все нормально, — она повторяет, еще крепче обнимая меня.

Пару часов и три бутылки вина спустя все в порядке. Почти. По крайней мере, я больше не плачу.

— Он любит тебя по-своему, — говорит Лилли, ее большие зеленые глаза полны беспокойства.

Я делаю еще глоток вина.

— Он сказал, что никогда не полюбит меня. Хотя это нормально. Я должна была предвидеть это. Ты меня предупреждала, Лил, — безрадостно смеюсь.

— Сколько раз я давала тебе «разумные» советы? Жаль, что не могу следовать им сама. — Лилли сочувственно улыбается. — Никто этого не делает. Черт, я тоже этого не сделала. Что такое с нами и неподходящими людьми?

— Хьюго — неподходящий.

— Для Хьюго нет даже подходящего слова, — она соглашается.

— Просто… почему? Почему он? Я, должно быть, либо чертовски глупа, либо полностью мазохистка, — я стону от сожаления.

— Ты человек, Молли. И ты хорошая, слишком хорошая. Ты всегда видишь лучшее в людях. Это то, что делает тебя такой классной. — Она улыбается мне, нежно потирая мою руку.

— Хьюго сказал нечто подобное. Он сказал, что я хочу видеть в нем хорошее, которого нет. Боже, это так чертовски грустно. Мне нужно еще выпить, — я мгновенно раздражаюсь.

— Хорошо, пить я тоже могу. — Лилли вскакивает с дивана и идет на кухню. Когда она возвращается, держит бутылку малиновой бельведера (прим. пер.: Наименование водки). Хорошо, прямо сейчас мне нужно что-то более крепкое.