Мой чужой ребенок (СИ) - Реброва Мила - Страница 5

- Какую должность ты занимаешь? — спрашивает Дубов, сверкая ярко-голубыми глазами.

Такими же, как у Аришки. У его дочери. Мне становится не по себе, поэтому перевожу взгляд на его нос. Совсем не смотреть в лицо начальству как-то невежливо.

- Офис-менеджер, — отвечаю уверенно. — А также менеджер по работе с клиентами. И младший продюсер. Не люблю сидеть без дела, перебирая бумажки в ожидании конца рабочего дня.

Он усмехается уголком рта и смотрит на Михаила Арсеньевича.

- Миша, уволь всех, чью работу она выполняла. Мне не нужны здесь бездельники.

Чувствую сожаление, но, если эти люди потеряют лишь работу, я потеряю свою жизнь. Они смогут устроиться в другую фирму, а я подобраться к Аришке — нет. Я все еще не знаю, каким образом Валера с матерью провернули это грязное дельце, но я знаю, что эта девочка — моя дочь. И я готова на все, чтобы быть рядом с ней. Даже войти в близкий контакт с ее отцом, которого презираю за его беспринципность и аморальность.

- Я дам тебе неделю испытательного срока, Марина, — обращается ко мне Дубов. — И да, буду тыкать, потому что у нас с ассистентом происходит тесный контакт и я задолбаюсь со всеми этими официальными расшаркиваниями. Но кроме этого — никакой фамильярности, можешь быть спокойна. Если я буду доволен твоими способностями, ты получишь эту должность. Если нет — вернешься на прежнюю, увольнять не буду.

- Спасибо, Станислав Сергеевич, — вежливо отвечаю ему, стараясь не кривиться.

Мне придется очень сильно постараться, чтобы не показывать ему свою неприязнь.

После ухода Михаила Арсеньевича, Дубов показывает мое рабочее место и вручает мне планшет и телефон моей предшественницы, после чего, объяснив принцип заполненных полей и сокращений в таблицах, оставляет одну с парочкой заданий, которые нужно выполнить до обеда.

Как только он удаляется в свой кабинет, встаю из-за стола и на дрожащих ногах иду в самый чистый общественный туалет, который только видела. Отстраненно отмечаю, что коллеги были правы, сплетничая о шикарных уборных на «главном» этаже. Запираюсь в одной из четырех кабинок и закусываю кулак, чтобы не зареветь.

Меня всю трясет. Я не могу поверить, что мне удалось подобраться к нему. Причем удалось намного ближе, чем я могла рассчитывать. Слезы ручьями катятся по щекам и я опираюсь на стену, потому что ноги не держат.

«Я близко. Я иду к тебе, Аришка. Мама обязательно тебя вернет, малышка. Чего бы мне это не стоило!»

Пытаюсь взять себя в руки, но нервное напряжение последних дней сказывается. Не могу успокоиться. Как только говорю себе, что все, и вытираю слезы, меня сотрясает новый приступ плача. Как же мне это удалось? Как удалось, если это было практически невозможно?

Если раньше я не обращала внимания на то, о чем болтают мои коллеги, то поняв, что законными способами к Дубову и Марте не подобраться, начала думать над другими путями. Собрать информацию о враге было непросто. Я продолжала делать за других их работу, отвлекаясь только в обеденный перерыв — единственное время, когда могла увидеть свою малышку. Няня каждый день выводила ее на прогулку в час дня. Я наблюдала за ними издалека, не смея приблизиться, и все мое существование свелось к тому промежутку времени, когда я смогу в очередной раз посмотреть на нее.

Я рассматривала кучу вариантов, советовалась с юристом, но, когда решила подать в суд, бывшая свекровь добровольно предоставила все записи о процедуре ЭКО и ведении моей беременности, просмотрев которые, юрист сказал, что все кристально ясно и причины для подачи в суд нет, ведь я родила здорового ребенка. Одного ребенка, чему есть свидетели и документальное подтверждение.

Мне тупо нечего было предъявить, потому что кроме уверенности в том, что у Дубова моя дочь, у меня самой даже не было догадок, как он ее заполучил. И тогда, я решила, что могла бы подобраться к ней через него.

Я начала ставить таймеры, чтобы не забыть вовремя поесть, а также сходила к невропатологу, который прописал мне медикаментозное лечение, в котором я, оказывается, нуждалась. При моем слабом физическом состоянии я едва ли была способна на свершения.

На работе услышав сплетню о том, что всех «сверхурочных» как они в шутку называли меня, забирают на верхний этаж и после нескольких месяцев хороших результатов готовят для лучших должностей, я начала трудиться еще усерднее, ведь на верхнем этаже Дубов хотя бы бывал, в отличие от нашего.

О том, что окажусь на «главном» этаже, да еще и в роли личного ассистента, я и мечтать не могла. Когда все стали болтать об увольнении ассистентки Дубова, меня охватило странное предчувствие. Я ходила сама не своя, молясь Богу и боясь надеяться, но мои молитвы были услышаны, потому что Михаил Арсеньевич пришел за мной, как настоящий ангел, и предложил то, от чего я не посмела бы отказаться — шаг к исполнению моего самого заветного желания.

Марина

Всю первую неделю я привыкала к новым обязанностям и графику. Работы под руководством Дубова было много. Я сделала вывод, что этот человек стремится всё контролировать, в том числе и своих работников. Даже вездесущий Михаил работал меньше, чем он, притом, что обязанностей у него было куда больше. Дубов контролировал всех, кто вел более-менее значимых клиентов.

Я же контролировала его. Вернее, его расписание. Потому что мой начальник был так занят, что его встречи были расписаны до ночи. Единственное время, которое он никогда не забивал — это время обеда. Каждый обеденный перерыв Дубов проводил с дочерью либо в ресторане, находящемся на первом этаже здания, либо в парке, где я впервые встретила её.

Естественно, мне всё ещё приходилось наблюдать за всем этим издалека. Всё неделю я идеально выполняла свои обязанности и ни в коем случае не делала никаких намёков, а также не говорила ничего, что можно было бы принять за флирт.

В последний день, когда моя неделя в качестве ассистента Дубова подходит к концу, я иду на работу на дрожащих ногах, беспокоясь что не прошла свой испытательный срок, и мой страх только увеличивается от сурового взгляда начальника, когда я вхожу в его кабинет.

В это утро я надела свое самое консервативное платье — черное, французской длины, с белым накладным воротником. На самом деле, хоть я и одеваюсь, следуя тенденциям постоянно меняющейся моды, мои наряды никогда не были откровенными или вызывающими. А туфли… Что ж, надо признать, туфли на каблуках я ношу при любых обстоятельствах. Только потому, что других в моем гардеробе нет. Я с детства была маленькой и из-за своего среднего роста, который в окружении высоких людей все же казался довольно незначительным, дико комплексовала.

— Доброе утро, Станислав Сергеевич! — здороваюсь с начальником. — Хотите ваш утренний кофе?

— Доброе утро, Марина! Спасибо, но я уже выпил свой утренний кофе дома. Дочка сегодня не проснулась, как обычно, рано, так что у меня было время для себя.

Меня удивляет то, что он заговорил о дочери, потому что раньше, Дубов её не упоминал в таком ключе. Только обмолвился, что ему нужно, чтобы я нашла лучшие ясли в городе, потому что кроме няни, ребёнку необходимо общение с другими детьми.

Конечно, первым моим порывом было расспросить его поподробнее о малышке. Однако, я вовремя отдёрнула себя, понимая, что это как раз та граница, которую он запретил переступать. Никаких личных тем. Только работа.

- В таком случае, я поработаю над теми документами, которые мне сегодня передали для Вас. Если позволите сказать, некоторые из них не стоят Вашего времени и с ними вполне мог бы разобраться Александр Александрович.

Александр Александрович является старшим продюсером и честно говоря, выезжает за счёт сотрудников, не желая выполнять свои элементарные обязанности.

- Думаешь? — с сомнением смотрит на меня Дубов.

А меня несет. Потому что какой бы работой я не занималась, моя педантичность и любовь к быстрому решению задач, всегда берет верх.