Дороги, которые нас выбирают - Романов Михаил Яковлевич - Страница 17

Художник Балтыков был всегда готов по первому предложению инопланетян покинуть нашу планету и отправиться навстречу новой неизвестной жизни. В этой жизни и на этой Земле его ничто не держало. Так он прожил, с этой светлой и яркой мечтой, свою такую внешне безрадостную, бедную и тоскливую жизнь.

И вот, возвращаясь домой после последней тренировки, Борька издалека заметил мелькающее, быстро движущееся, ярко-голубое пятно. Когда художник проходил мимо, Борьке показалось, что тот ему подмигнул. Борька расценил это как хороший знак, но также с грустью подумал о том, что в Америке ему будет очень не хватать этих встреч.

Все было готово к отъезду. Папа был исключен из партии и уволен с работы, мама простилась со своим строительным управлением, Борька был изгнан из комсомола. Квартира была отнята в пользу государства и уже была отдана какому-то ветерану труда, вся семья была лишена советского гражданства, дипломы о высшем образовании были сданы, потому что вывозить их было запрещено. Практически образцовая, создаваемая в течение многих лет советская семья перестала официально существовать. То есть она как бы была, но в то же время ее уже не было.

Все мосты были сожжены, пути отступления отрезаны, возврата назад больше не было. Родственникам и знакомым была роздана мебель, одежда, постельное белье, книги. Как бы по одному взмаху волшебной палочки семья превратилась в бомжей. Если бы в этот момент выезд по каким-либо причинам не состоялся, Борькина семья оказалась бы на улице. Единственное, что давало силы пережить эту довольно сложную ситуацию, это абсолютная уверенность в том, что на новой родине все будет несравнимо лучше. А тогда зачем все это барахло? Мысль о том, что это так называемое барахло с трудом зарабатывалось, с помощью больших связей доставалось, много лет накапливалось и часто являлось предметом семейной гордости, старались отогнать, как назойливую муху.

То, что в Америке все будет намного лучше, чем дома, сомнению не подвергалось. Борькина семья жила неплохо по советским меркам, но кое-чего все-таки не хватало. Хотелось бы иметь немножко долларов, купить машину, поехать в отпуск на остров Кюрасао или хотя бы на Лазурный берег и прикупить фирменных шмоток. Собственно, это было и все, чего не хватало большинству советских людей. У тех, кто был наверху или работал за границей, это все было, поэтому они были абсолютно счастливы и в своей стране.

Борькины родители ехали за этим счастьем на другой конец света. В том, что там их ожидает абсолютное счастье, никаких сомнений не было. По-другому быть попросту не могло, там они получат все, чего им здесь так не хватало.

Наконец настал день отъезда. Процедура прощания достигла своего эмоционального апофеоза. Дедушки и бабушки рыдали навзрыд, предполагая, что больше никогда в жизни не увидят своих детей и внука. Родители крепились и старались убедить стариков, что, как только они обустроятся, тут же заберут их к себе, тех, в свою очередь, одолевали смутные сомнения.

Папа прощался со всеми, не спуская при этом глаз с драгоценных лыж. Мама не знала, куда пристроить каракулевую шубу, потому что в свернутом виде она занимала полчемодана, а о том, чтобы надеть ее на себя, не могло быть и речи – на улице стояла сорокоградусная жара. Борька тренировался с двадцатикилограммовой ручной кладью, чтобы со стороны это выглядело так, как будто бы внутри была подушечка из лебединого пуха.

Вначале Борьке с родителями предстояло доехать на поезде до Москвы, дальнейшее путешествие планировалось проделать на самолете. Все родственники и знакомые несли еду, причем в таком количестве, что казалось: семья будет добираться до столицы на гужевом транспорте в течение нескольких месяцев. Жареные курочки, вареные яйца, запеченные с чесночком баклажаны испускали уже сейчас достаточно пикантный аромат, которому предстояло в поезде, на сорокоградусной жаре, превратиться в настоящее зловоние.

Итак, под прощальные вопли друзей и родственников семья была загружена в скорый поезд, и пронзительный гудок поставил последнюю жирную точку в их на самом-то деле довольно счастливой и насыщенной событиями жизни в этом прекрасном городе, на берегу теплого, синего и до боли любимого моря.

В поезде Борьке было строго-настрого запрещено рассказывать о том, что семья уезжает за кордон. Патриотические настроения в то время в стране были достаточно сильны, и советская пропаганда клеймила отъезжающих как отщепенцев и предателей Родины. Шанс наткнуться в поезде на какого-нибудь ура-патриота был достаточно высок, поэтому для особо любопытных была придумана версия, что семья едет по работе отца на дальний север. Огромное количество зимней одежды, в том числе каракулевая шуба, а также лыжи, очень хорошо вписывались в эту историю.

Дорога до Москвы прошла довольно спокойно. Еды, принесенной провожающими, хватило всему вагону до самой столицы. Даже в соседнем вагоне Борька видел, как какой-то мужик закусывал водку бабушкиными фирменными, запеченными с чесноком, баклажанами.

На Киевском вокзале нужно было взять такси до аэропорта. Цепкий взгляд таксиста сразу же выделил живописную Борькину семейку. С первой же секунды он понял, о чем идет речь, и рассказывать ему историю о поездке на дальний север было совершенно бесполезно. Подойдя к родителям, он с наглой ухмылкой сообщил, что именно он специализируется на перевозке иммигрантов, а если они все-таки поедут с кем-нибудь другим, то рискуют вместо аэропорта оказаться прямиком на Лубянке, со всеми вытекающими последствиями. Пугливо озираясь по сторонам, Борькины родители согласились, хотя водила заломил астрономическую по тем временам цену в сто рублей.

Семья загрузилась в такси и тронулась в сторону аэропорта. Столичный международный аэропорт был своего рода государством в государстве, он жил по своим собственным законам. В отличие от других московских аэропортов туда нельзя было добраться ни на электричке, ни на автобусе. Единственным возможным транспортом было такси, и все перевозки жестко контролировались криминальными группировками, которые, в свою очередь, обязаны были делиться любой информацией с органами.

Все эти проблемы в данный момент Борьку совершенно не волновали, ему было все страшно интересно, еще бы, он улетал в Америку, и все ему жутко завидовали.

Вдали появились контуры аэропорта, радостное возбуждение Борьки достигло своего апогея, он уже мысленно видел себя сидящим в салоне иностранного самолета и потягивающим через соломинку восхитительную кока-колу.

Что же касается Борькиных родителей, то они находились в полуобморочном состоянии: папа непрерывно сосал валидол, мама нюхала валерьянку. Когда они подъехали к аэропорту, их состояние было уже предынфарктным. В ближайшие часы им предстояло самое страшное испытание в их жизни: переход государственной границы в летнее время, в зимней одежде и с лыжами, в которых находились контрабандные бриллианты. Все, что до этого казалось таким простым и безопасным, представлялось теперь в совершенно ином свете. Перед папой замаячил реальный срок за нарушение правил валютных операций и контрабанду.

Шел семидесятый год, Влад заканчивал школу. Предстояло поступление в университет. Попасть в разведчики было легче всего после юрфака, но поступить на него было чрезвычайно сложно. Шансы пройти конкурс на общих основаниях были практически равны нулю. В школе Влад звезд с неба не хватал, успехи в учебе были очень скромными. Сдавать на юрфаке нужно было гуманитарные предметы, а оценки за них – дело очень субъективное. Всегда можно сказать, что абитуриент не раскрыл тему, неправильно расставил акценты, не отметил роль рабочего класса, не показал руководящую роль партии. Это означало, что сдающие экзамены были полностью в руках преподавателей, экзамены принимающих. И здесь была очень большая проблема. Члены приемной комиссии были связаны по рукам и ногам списками.

Первым по рангу шел ректорский список. Все, кто был в него внесен, могли считать себя студентами, не сдав еще ни одного экзамена. Это были дети и родственники крупных городских аппаратчиков и руководства университета. Попасть в этот список Влад не мог по определению.