Азовский гамбит (СИ) - Перунов Антон - Страница 7

– Польша страна не бедная.

– Не дадут ему магнаты ни полушки. Особенно для вашего брата казака! Так что сильно рты не разевайте. Помяни мое слово, не будет вам ни жалованья, ни реестра, ни королевской милости!

– Верные вести?

– Скоро сам все узнаешь, только поздно будет.

– Ладно, пусть о том у Сагайдачного голова болит. Скажи лучше, что ваш царь хочет?

– Нашему государю турецкий Азов тоже как кость в горле, а потому он донским казакам милостей не жалеет. Года не было, чтобы он им в жалованье прибавку не сделал. Зелья порохового, свинца, хлеба, сукна доброго шлет не жалея…

– Ой, и здоров же ты врать, пан посол, – рассмеялся Бородавка. – Думаешь, я не знаю, что того жалованья хватает только чтобы с голода ноги не протянуть?

– А зачем больше? – нимало не смутился Рюмин. – В поход снарядиться этого хватает, а что до прочего, так разве у донцов нету сабель, чтобы добыть недостающее? Вот и вам бы, славным запорожцам, не сидеть на печи у своих баб под боком, а снарядится и выйти на чайках в море. Чтобы султан – песий сын, не знал, за какой бок хвататься, отбиваясь с разных сторон!

– Ишь как!

– Вот так! И всем бы от этого было хорошо, казакам – новые зипуны и слава вовеки, а православным людям передышка от постоянных набегов. Да пусть бы и католикам, все же какие ни есть, а христиане!

– Сладко поёшь, – задумчиво заметил Яков и продолжил, как бы размышляя вслух. – Положим, собрать тысячу другую добрых казаков хоть сейчас можно и никакой гетман тому помешать не посмеет. Правда, и казну открыть не даст, чтобы вооружиться, как следует…

– А если все же воспротивится? – осторожно спросил Клим.

– За такое враз можно булавы лишиться, а коли артачиться станет, так и головы!

– Да, порядки у вас крутые, – сочувственно вздохнул дьяк. – Но все же куда как хорошо бы стало, когда сначала гетмана сменили, а уж потом стали в поход собираться… да?

– Экий ты, змий искуситель! – покачал головой атаман.

– И все ж таки?

– Ну, хорошо.

– И как это сделать?

– Сделать-то можно… скажи, точно король своих обещаний не выполнит?

– Кабы война на пороге, – усмехнулся Рюмин, – он да сенаторы вам еще не такого пообещали бы. Но раз с турками замирились, то и вы им больше без надобности. Погонят вам палками, будто псов шелудивых…

– Но-но, пан посол, ты говори, да не заговаривайся!

– Помяни мое слово, так и будет.

– Вот черт!

– Не поминай нечистого, – укоризненно заметил дьяк, осеняя себя на всякий случай крестным знамением.

– Деньги нужны, – мрачно заметил казак, не обращая внимания на возмущение собеседника.

– Много ли?

– Не так чтобы много, просто сразу и сейчас. Чтобы с нужными людьми переговорить. Кого угостить, а кого и умаслить…

– Если на благое дело, серебро найдется!

– А не боишься, что сбегу с ним? – пытливо взглянул на собеседника казак.

– В таком разе ты не меня обманешь, – пожал плечами посол, – а самого царя. А уж он-то долги взыскивать умеет… да и не убежишь ты. «Не таков человек Яков Бородавка, чтобы на его слово положиться было нельзя», – вот так мне государь и сказал в Москве.

– Неужто и он меня помнит? – изумился атаман.

– Конечно, помнит! – не моргнув глазом соврал Клим.

Кто бы сказал восемь лет назад новику Федьке Панину, отправлявшемуся в Москву на свой первый смотр, что он станет большим начальным человеком и полковником, он бы, наверное, не поверил. А вот поди ж ты…

Вправду сказать, полк и на этот раз достался не из лучших, но ему к такому не привыкать. Охотников идти на Азов сыскалось не сказать, что с избытком, но почти две сотни набрать удалось сразу, и людишки все прибывали. Народ собрался всякий. Вид у большинства из них, что и говорить, был откровенно разбойный. И по ухваткам, и по гонору, и по кудлатым бородищам, и по тому, с какой сноровкой они обращались с оружием, коего у большинства имелось в товарном количестве.

Бирючи долго разъезжали по городам и весям, выкликая в кабаках и на площадях весть о царской милости для всех, кто жил лихим промыслом, для беглых помещичьих крестьян, боярских холопов и иных прочих, запятнавших себя службой полякам. Обещал государь Российский прощение всех обид и полное обеление, если верно выполнят службу. А всего и требовалось, пойти охотником на Азов, помочь казакам оборону держать супротив турки.

Чесали, сидя у дымных костров и по затерянным в чащобах берлогам, воровские люди в затылках и прикидывали, нет ли тут никоторого обмана? А и соблазн велик! Ведь мало что Царь прощение сулит, а стало быть, дарит шанс душегубцам и грабителям избегнуть знакомства с катом, дыбой и плахой. Он еще и в войско записать обещает, и оклад с кормовыми дать. Глядишь, и вовсе в служивые попасть получится. Тогда и заживем, не как псы худые, а как люди.

Так что снимались ватаги с насиженных укрывищ и шли к славному граду Туле, где им и приказано было собираться. Там, в особо отстроенном лагере их записывали, под любым прозвищем, которое они сами называли, осматривали на предмет телесного и умственного здравия, мыли в бане, а затем отправляли к старым служакам-капралам, как на немецкий манер стали называть десятников, среди которых наполовину были русские и немцы.

Первым делом всех упреждали, что явились они не к мамке на блины. Служба! Понимать надо! Порядок и дисциплина кровь из носу, хошь умри, а обеспечь. Все приказы исполнять разом и без обсуждений. И никаких поблажек. Прощение и милость государевы – дорогого стоят и маячат лишь где-то далеко впереди, за гранью небесного окоёма в далеком светлом будущем после славного окончания Азовской обороны.

«А ежли убьют меня, то тогда как?» спрашивали самые ушлые. На что получали лаконичный ответ. «Мертвые сраму не имут. Похоронят тебя православным чином и помянут товарищи добрым словом и чаркой водки. На все воля Божия. Знать, так на роду было написано. А ин все ж упокоишься честным человеком. Всем погибшим – полное обеление и воля для детей и потомков до двадцатого колена».

После разговоров началось самое сложное. Целыми днями, а то и ночами, гоняли их безжалостные отцы-командиры. И пешим ходом, и в седле. И с мушкетом, и с саблей, и с пикой. Строем и поодиночке. Кто-то не выдерживал, сбегал. Таких ловили, нещадно били кнутом, а если выживал после порки, возвращали в строй. Другие, не сдержав норова, кидались, ощеря зубы, с утробным рычанием и матом, на начальников с кулаками, а то и оружно. Таких сразу рубили особые команды, надзирающие за порядком в лагере, а потом палачи с чудным прозванием профосы, без лишних разговоров подвешивали высоко и коротко.

Крутенек оказался драгунский полковник Федор Панин. С таким не забалуешь. Когда эту нехитрую истину уразумел последний из добровольцев, порядка разом стало больше, а дела пошли не в пример веселее и глаже. Особое внимание Федор уделял обучению своих бойцов саперному делу.

Он заранее вытребовал себе в помощники старого знакомца Безе, а заодно и нескольких пушкарей. Понимал командир, что в обороне его бойцам придется, если понадобится всякую службу справлять. И гренаду кидать, и с орудий палить картечью по супостатам, и мины с контрминами закладывать, и на заборолах и валах рубиться, и из ружей метко целить.

Вояки ему достались опытные, крови не боящиеся, дисциплину он среди них навел железную, всех слабаков вывел, остались одни крепкие телом и духом рубаки. С такими в огонь и в воду. Вот только строй держать толком они так и не научились. И шагать в ногу. Но он от них того и не требовал, готовя к другой работе.

Теперь настал час принятия присяги, а заодно выдачи форменной справы и оружия. До сих пор Панин не считал нужным снаряжать своих охотников, здраво рассудив, что для начального обучения и их старые обноски сгодятся.

– Каждый из вас, кто прошел отбор будет записан в особый Охотницкий полк. Вы получите кафтаны, шапки, которые пошили на полковой швальне, а также прочее необходимое снаряжение и оружие. А сейчас вы, щучьи дети, удостоитесь чести принести присягу на верность нашему Государю. Повторяйте слово в слово за мной!