Молчание (СИ) - Булахов Александр - Страница 10

— Врачи и медсестры, к которым он обратился за помощью, вдруг перестали его узнавать и шарахались от него, как от сумасшедшего, — заговорила громче Анна. — Но нашлась одна добрая санитарка, которая объяснила ему, что настоящий главврач больницы — уважаемый всеми Иван Сергеевич Хмельницкий, кабинет которого располагается этажом выше.

— Ха-ха! — воскликнула Света. — Представляю себе физиономию этого Хлебникова!

— Да, бедный мужик. Попал, — хохотнула Ира и вновь посмотрела на Степановну. Та лежала на кровати и вытирала платком слезящийся глаз. Весь платок у нее был мокрый.

— Хлебников сразу же побежал по лестнице наверх и нашел кабинет главврача, — не затихала Анна. — Зашел в него и удивленно спросил у Хмельницкого: «Если ты главврач, то кто же я?».

— Ну и что тот ответил? — спросила Ира.

— А Хмельницкий ему ответил: «Я, Ваня, — твой глубокий наркотический сон. У тебя началась сильная мигрень, и ты вколол себе обезболивающее, а на самом деле — спутал его с наркотиком. Поэтому, дружище, присядь-ка здесь и терпи дальше свои галлюцинации. Они еще не скоро закончатся».

— Ах, как болит голова! — вдруг заорала Степановна. — Девчонки! Анна! Позовите медсестру с поста. Что-то мне сплохело.

Подавленная нехорошими предчувствиями, Круглова вышла из ординаторской и направилась в морг. Ее присутствие при патологоанатомическом исследовании было обязательным. И она обреченно шла туда, куда идти совершенно не хотелось.

Ситуация сложилась скверная: до тех пор, пока не станет известно, есть ли ее вина в смерти Кадышева, нервам не будет покоя. Она понимала, что волнуется раньше времени, но ничего не могла с собой поделать.

Скорее всего, думала Елена Степановна, больной съел вчера вечером что-то, что его организм не смог переварить, чем и добил себя. Но это было только ее предположение. Магамединов, к примеру, считал, что в данном случае роковую роль могла сыграть передозировка лекарств или же их непереносимость.

В лабораторию морга можно было попасть двумя путями: либо с улицы, с отдельного хода, минуя два помещения с холодильными камерами; либо, спустившись в подвал и свернув в левое крыло, пройти к ней по узкому, петляющему то в одну, то в другую сторону коридору. Все работники больницы, которым нужно было посетить морг, предпочитали ходить через подвал, так как этот путь был более коротким.

Елена Степановна спустилась по крутым ступенькам и двинулась в нужном направлении, цокая каблуками по звонкой керамической плитке. «Цок, цок, цок…», — каждый шаг коридорное эхо возвращало повторяющим звуком. В какой-то момент она сбавила темп, услышав, что кто-то вслед за ней спускается по ступенькам в подвал. «Интересно, кто это может быть?», — задумалась женщина. Быстрые, догоняющие ее шаги она слышала отчётливо.

Круглова обернулась — и чуть не умерла от страха: приближающиеся к ней шаги Елена Степановна все еще слышала, но никого, кто мог бы издавать эти шаги, в коридоре подвала не наблюдалось. Внезапно, ни с того, ни с сего, тишина в подвале стала абсолютной. Даже эхо — и то замолчало. Круглова почувствовала холодное жгучее дыхание, словно какая-то нехорошая тварь задышала ей в затылок. Елена Степановна резко развернулась и увидела на небольшом расстоянии от себя девушку в черном платье, с вороном на плече. В этот раз она выглядела старше. На щеках у нее виднелись небольшие кровоточащие язвочки. Глаза ее были красные, губы — плотно сжатые. Ничего не говоря, девушка резко выкинула вперед руку и, хоть она не дотронулась до Кругловой, энергии, исходящей от этой руки хватило на то, чтобы отбросить несчастную женщину метра на три назад. Круглова сильно ударилась головой об стену и почувствовала, как по коже поползла теплая струйка крови.

«Черное нечто» заговорило мерзким прокуренным голосом:

— Я в ярости! Я не привыкла повторять. Моей злости не будет предела, если ты немедленно не покинешь эту больницу! Третий раз я тебя предупреждать не буду.

Круглову от ужаса парализовало. Она даже не смогла вымолвить слово. То, с чем она столкнулась уже второй раз, не лезло ни в какие рамки ее сознания. Или, она сошла с ума, или все вокруг перестало быть таким, каким было…

Девушка, медленно удаляясь, исчезла за поворотом. А Елена Степановна почувствовала сильное головокружение, более того, ее стало трясти, и не столько от боли и потери крови, сколько от нервного потрясения. Дрожащими руками она достала мобильник из кармана белого халата и набрала Магамединова:

— Лена, ты где? Сколько тебя можно ждать? — услышала она злой голос своего начальника.

— Максим, я разбила в подвале голову и, кажется, теряю сознание. Здесь так много кровищи, никогда бы не поверила, что во мне столько может быть….

Отжимая половую тряпку, баба Маня — уборщица, закрепленная за третьим этажом больницы, — посмотрела на голубую обшарпанную стену, потом перевела взгляд на окно, вновь посмотрела на стену и тихонечко выругалась матом. После чего кинула тряпку обратно в ведро, схватила двумя руками весь свой рабочий инвентарь и, тяжело вздыхая, засеменила в направлении лестничной площадки.

По дороге встретила медсестру с поста и пожаловалась ей:

— Я, Алёна, совсем голову потеряла. Правильно говорят, старость — не радость.

— В чем дело, баба Маня? — участливо спросила медсестра.

Горецкая, поставив ведро с тряпкой на пол, начала объяснять:

— Да вот: вымыла окно, убралась в туалете, мою пол в коридоре и вдруг замечаю, что нигде не вижу дверей в кабинет главврача. Видишь, какая я дура!

— Зачем вам двери в кабинет главврача, баба Маня? Что-то я ничего не пойму.

— Все тут просто и понятно. Я, дура, не на свой этаж пришла убираться. Не на третий, а на второй, наверное.

— Ну как же не на третий, милая моя баба Маня, — заулыбалась Алёна. — Вон, смотрите, что написано на стене: «Третий этаж». Все чётко и понятно.

— Не пойму ничего, — разволновалась уборщица. — А где же тогда кабинет главврача?

— Да, на четвертом, там, где он и был.

Старенькую женщину, с отекшими из-за сахарного диабета ногами, пошатнуло, и она одной рукой схватилась за стену. Давление у нее вмиг подскочило вверх.

— Ну, что ты, родненькая, мне такое говоришь? Я всю жизнь в кабинете главврача убиралась, потому что он закреплен за мной. Я все в нем наизусть знаю, — повысив голос, произнесла она.

— Баба Маня, никогда ты, сколько я здесь работаю, не убирала в кабинете главврача.

Мария Ильинична вдруг улыбнулась, будто о чем-то догадалась, и схватила Алёну за белый халат:

— Ты меня, балбеска, разыгрываешь, — проскрежетала глухим голосом бабка. — А ну, признавайся, в чем подвох!

— Да ну вас! — Алёна вырвалась из слабых рук уборщицы. — Вот, скажите мне, баба Маня, чего вы сегодня в обед на работу приперлись? Вы же на больничном. Отлежались бы дома, сколько вам положено. Идите, выпейте валерьянки, что ли, и не пугайте мне больных. А то не успеете оглянуться, как вас в психушку с маразмом упекут. Это я вам на полном серьезе говорю. Такими темпами скоро в смирительной рубашке будете полы мыть.

Магамединов очень сильно волновался за Круглову. Бегал вокруг нее, словно та вот-вот умрет, если он не будет о ней заботиться. Елену Степановну это немного забавляло и даже смешило. Максим Викторович достал из шкафа подушку, положил ее на диван и предложил:

— Ложись, раненая. Инга скоро тебя домой отвезет, только обход больных закончит…. Восемь швов — это ж надо так умудриться стукнуться. Ты, как я понял, поскользнулась и ударилась головой об стенку?

«Если б все было так просто, — подумала Круглова и села на диван. — Стоит ли ему рассказывать про девушку в черном платье с вороном на плече, или сразу попросить таблеток от шизофрении, вдруг у него они где-нибудь завалялись?».

В кабинет, предварительно постучав, вошла, лечащий врач терапевтического отделения Инга Вацлавовна Весюткина — невысокая, хрупкая на вид женщина в белом халате, которую Магамединов уважал и очень ценил за ее умение анализировать и находить ответы на самые сложные вопросы.