Партизан - Найтов Комбат - Страница 3

Первую вылазку в Рыбницу я предпринял сразу, как закончил переноску всего скарба от «эмки». Брать там нечего! Это даже не разъезд, это остановка, где паровоз может пополнить запас воды, и все. Станция Друскеники находилась внутри поселка Пожече, была даже Привокзальная площадь. Но фиг там чего достанешь. Пожече достаточно далеко от «дома», поэтому я не постеснялся зайти в колхоз Хомуты, который и на карте был обозначен как колхоз. Заходил я налегке, пулемет оставил в лесу. Поговорил с председателем, сказал, что нужна соль, пусть назовет цену, все, что он требует – принесу. Он дал килограммов восемь-десять крупной и грязной каменной соли, такую коровам дают, а следом за мной послал трех «полицаев», дурачок. Трех полупьяных чудаков, на букву «М», против пусть и бывшего, но чемпиона СССР по пулевой стрельбе. Они даже вскинуть винтари не успели. Пришлось вернуться и говорить посерьезнее, и на другом языке. Зеленые петлицы прятать на этот раз не стал. В общем, он доложил, при мне, в Пожече, что его полицейские убиты в бою с большой группой окруженцев, которые ушли через шоссе за Веровское озеро, на восток. Ну, а я ушел на запад. «Свой» снабженец у меня появился, ибо жить все хотят, до бога далеко, полицаи тоже далече, а пулю ни один лоб не держит. Мне все равно, как он относится к советской власти, хотя «председателем» он стал при ней, «ясык» более сильному будет платить, и это обеспечит ему существование. Это довольно древний закон, который «председатель» хорошо знал. Все равно будет собирать его для немцев, ну, а часть мне отстегивать. У меня «крыша» круче. Неприятный случай, который еще больше насторожил меня по отношению к местным жителям. Доверять здесь было некому, хотя бы потому, что никого из местных я не знал. И никакая физиогномика этому делу не поможет. Хорошо, что лес был «панским» много лет, панов не стало, а новых «владельцев» еще не появилось в достаточном количестве, им пока захваченного на складах РККА хватало, да города грабили. До населения дойдет немного позже, что власть переменилась на значительно худшую. Пока все в недоумении, что немцы продвинулись так глубоко и быстро, несмотря на упорные бои. 29 июня стало известно, что город Гродно переименован в Гартен, а Гродненский район поделен между Восточной Пруссией и генеральным округом Литва. Западная Белоруссия стала Особым округом Восточной Пруссии «Белосток». Еще 28 июня я наконец-то узнал свое новое имя: Сергей, это радовало, так как мы, оказывается, полные тезки, а вот фамилия другая – Соколов, служил мой тезка в школе младшего командного состава Белорусского пограничного округа, которой командовал майор Борис Зиновьев. Через болото отходила группа бойцов 86-го Августовского погранотряда: шестеро пограничников и младший сержант Овчинников. Выходили они практически прямо на меня, в 50 метрах севернее, а я кабанчика коптил. Этой тропой кабаны ходят через болото, а там, где кабан прошел, там погранец точно пройдет. Землянка моя была в стороне от этого места, она еще не достроена. Одному делать ее довольно тяжко. Овчинников и «узнал» меня, он учился в той школе. Пришлось показывать ему ногу и говорить о сильной контузии. Летний лагерь школы находился на правом берегу Немана в Гродненской пуще, где личный состав школы и принял свой последний бой. Остаться их группа не захотела, а полученной информации явно не хватало для легенды. Ночь провели у меня и ушли, но Овчинникову я передал частоту и кодовую книгу для связи со мной. «Северок» у меня, точнее, его предшественник «Омега», был, так что, если дойдут до своих, то будем ждать связи примерно через месяц.

На следующий день после их отхода, на этой же тропе, я обнаружил группу пехоты. Погода стояла тихая, вечер, легкий ветерок донес разговор на непонятном языке. Я сбегал за пулеметом и снайперской винтовкой. Пехотинцы все вооружены, два ДП, один «маузер», а у остальных – СВТ-40. Так что по вооружению – наши. Ячейка у меня готовая, пулеметная, «V»-образная. Решил дождаться, когда выйдут из болота, тем более что русские команды иногда слышались.

– Стой, кто идет!

– Свои! 15-я застава, 107-й погранотряд, отходим от Вижайн. С нами бойцы 741-го стрелкового полка.

– Старший – ко мне, остальные – на месте.

– Есть. Сесть разрешите?

– Нет! Всем стоять!

Подошел сержант-пограничник.

– Товарищ старшина! Свои мы, свои! – Петлиц под маскхалатом и «лешаком» не видно, так что тоже – знакомый.

– Пусть подходят.

Семеро пехотинцев были литовцами из 2-го батальона 741-го полка, подошедшего по Директиве № 3 на оказание помощи 107-му отряду ПВ Белорусского пограничного округа. Отряд, все его заставы, кроме одной, был уничтожен и рассеян в первый же день. Восьмая застава, точнее, один ее дот, держалась трое суток. Оба пограничника имеют ранения, трое из литовцев – тоже. Благо что медикаментов в той «эмке» было много, так что помощь сумел оказать. В общем, отряд увеличился на 6 человек, один из пограничников, тот самый сержант Иванов, пошел на восток вместе с двумя бойцами. А второй был очень плох, требовался антибиотик, но его не было, пришлось давать сульфаниламид и присыпать им рану. Он у них стрептоцидом называется.

А через еще три дня появился «парламентер», из местных, из Стриевки.

– Iдзіце адсюль.

– Тебя не спросили!

– Немцаў прывядзем.

– Так, замечательно! А теперь говори: кто сказал, что мы здесь? Давмонт! Поймал?

– O kaip gi, товаришчь старшине! Įkandimų, кусается, mažas asilelis![1]

«Парламентера» сопровождали двое пацанят. Я, как только ребята немного отдохнули, сразу организовал дозоры на всех трех тропах, ведущих на остров. Так что, то, что будут гости, и сколько их, мы отлично знали. Обнаружили нас именно мальчишки, взрослые в лес практически не ходят в это время, делать им в лесу особо нечего. Положение у «парламентера» сильно изменилось, он-то надеялся отвести беду от сродственников из Бушнева, дядькой он числился этим двум засранцам. Отец их в армию ушел, сами мальчишки рвутся помогать, а этот «замшелый пень» решил действовать так, как велит гауляйтер Восточной Пруссии.

– Ідзіце, даганяйце Чырвоную армію.

– Раненые у меня, пока не выходим, никуда не уйдем, даже не надейся. Приведешь немцев – жить не будешь, ни ты, ни твоя родня. За мной не заржавеет, это война, мил человек, а не игрушки. Все понял? И молчи про нас. А в сентябре сам прибежишь, когда урожай снимете, а немцы его выгребут, подчистую. Вот тогда и обещаю, что урожай вернется.

– Мусiць, Цімоха даведаўшыся. Язык ў хлапчукоў доўгі[2].

– А кто такой и где живет?

И мужичок сдал местного начальника полиции с потрохами: кто, где, куда ходит, где горилку глушит.

– Вот за это, мил человек, спасибо. Побеседуем днями с Тимошей. – Уголовник, выпущенный из тюрьмы немцами, занял дом своего брата, которого выгнал на улицу вместе с семьей. Посчитался за старые обиды при новой власти.

Встал вопрос о немецкой форме. Я уже довольно крепко взялся за обучение личного состава, с тем, чтобы поднять до нужного уровня их подготовку. В этом мне крепко помогал Мешка Ведринскас, самый старший из этой пятерки, токарь по специальности, служил в Войске Литовском уже пять лет, был капралом, затем сержантом РККА. Форма у всех у них литовская, только нашивки наши. Один из них был вооружен трофейным «Маузером-98», у остальных – новенькие «токаревки», в этом году только получили. Так как меня им представили как преподавателя школы младшего комсостава по боевой подготовке, то мои навороты, привнесенные из другого времени, им странными не казались. Учились дружно и качественно, ведь у них была цель: выжить и победить в этой войне. А то, что далеко отходить от родных мест не пожелали? Так это их дом, они только вступили в эту семью народов, и для них казалось более важным защитить именно свою землю. Отсюда до новой границы Литвы – рукой подать.