Запрещенные друг другу (СИ) - Александер Арина - Страница 32

Взаимно, мать твою…

Поправив на запястье часы, поднес циферблат к посеревшему в предрассветных сумерках окну и сверился со временем.

Маринка что-то недовольно засопела и, потянув на себя остатки простыни, откатилась на другой край. Стараясь как можно тише двигаться, Вал поднялся с дивана, надел шорты, достал из сумки майку и, оглянувшись на спящую девушку, бесшумно прикрыл за собой дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На улице стало светать, а вот в доме, за счёт темных штор и прикрытых ставень ещё царил полумрак. Пришлось несколько секунд постоять в темноте, вспоминая, какая именно дверь ведет на крыльцо. Определившись, осторожно потянул на себя дверную ручку и, оказавшись на улице, облегченно выдохнул, а то не хватало ещё нагрянуть к Осинским. Вот бы шороху наделал. Тогда бы точно поубивали друг друга и вряд ли бы после этого ограничились предыдущей отмазкой.

Сначала хотел выйти за ворота и посидеть на лавочке, но потом передумал и, миновав летнюю кухню, пошёл в направлении расположенного в конце огорода пшеничного поля.

Задыхался в чужом доме, да и не смог уснуть, будучи с ней под одной крышей. Мыслями то и дело возвращался к вчерашней встрече на кухне. Зря он позволил ей уйти. Не стоило. В голове то и дело проигрывался момент, где он хватает её за руку и, наплевав на риск оказаться застуканным Мариной, зарывается пальцами в шелковистые волосы Осинской, властно обхватив затылок. Она, конечно, сопротивляется, отталкивает его, а он, скотина, впивается в её губы жадным поцелуем и наконец-то пробует их вкус.

Та-а-ак, а вот это уже лишнее. Лишнее! Нельзя. И ему нельзя, и ей. Вон, с семьей познакомился, взял девушку за руку, впустил в свой дом… И чтобы вот так… всё перечеркнуть по непонятному велению сердца и того, что намного ниже? Повторить путь отца?

Очнулся от мыслей в конце огорода, на границе высокой травы и колосящегося поля. Замедлил шаг, только сейчас обратив внимание на мокрые от росы ноги и оглядевшись по сторонам, увидел неподалеку прошлогодний стог сена. К нему и пошёл, стряхивая с колен приклеившиеся листочки подмаренника.

Стог по наружи был мокрым после дождя, а вот выбранная за зиму полость оказалось сухой. Присев на корточки, достал прихваченные из дому сигареты, и несколько раз чиркнув зажигалкой, мечтательно затянулся.

Где-то совсем рядом пропел соловей. Кто там кому поет по утрам, не мог вспомнить: то ли самец самке, то ли наоборот, но пение этой маленькой, ничем неприметной пташки заставило сердце очнуться, по-иному посмотреть на окружающий его мир.

Курил и слушал, задумчиво выдыхая в небо белесую струю дыма. Действительно дух захватывало. Рассвет постепенно начал набирать обороты. На востоке, озаряя небо в золотистые цвета, показались первые лучи солнца, и в этот момент Вал увидел, как над полем проступила туманная дымка. Ещё отчетливей запахло травой и цветущими соцветиями лип.

Ночь смиренно сдала свои позиции, освобождая место новому дню.

Резанул по глазам солнечный луч, заставляя зажмурится. Вот где нужно было спать: поближе к природе, на свежем воздухе, а не вариться полночи в парилке с прилипшей к телу простыню. И не знал, что раннее утро может быть настолько красивым. Хотя… в городе во сколько не проснись, не увидишь столь живой красоты. Здесь же, в полузаброшенном посёлке эта красота оглушала яркими звуками и восхищала буйством красок.

И вдруг всё стало таким незначительным, таким пустяцким. И присутствие в его жизни Осинского, и пульсирующее от боли плечо, и опостылевшая параллель с отцом.

Появилась легкость на душе. Да, это минутное состояние, ведь стоило вернуться, пересечься с Глебом или Юлей, как всё тут же станет на круги своя. Но пока он был здесь, пока ежился от утренней прохлады и кривил губы в идиотской ухмылке — жизнь казалась малиной. Как же не хотелось возвращаться. Остановить бы время и остаться в этом состоянии как можно дольше, а желательно — навсегда.

Едва уловимый шелест травы заставил Вала сосредоточено прислушаться к чьим-то легким поспешным шагам. Затушив окурок, медленно приподнялся, выглядывая из убежища, и не поверил своим глазам, увидев совсем рядом Юлю.

Остановившись вначале поля, она раскинула в стороны руки и, запрокинув голову, подставила под восходящее солнце светящееся умиротворением лицо.

У Вала пересохло во рту от открывшейся картины: короткая сорочка, наброшенная на хрупкие плечи, непозволительно поднялась вверх, выставляя напоказ нежную кожу живота, тонкую талию и… сглотнул… высокую упругую грудь с торчащими сквозь ткань сосками. Короткие шорты облепили аппетитную задницу и приподнялись чуток вверх, оголяя упругие полушария ягодиц. На ум пришло только одно сравнение: сочная ягодка, которую так и хочется надкусить, а если повезет, то и сожрать полностью.

В паху тут же отдалось жаром, заныло от адского желания. Вот и припозднившаяся похоть проснулась, дала о себе знать, стоило только скользнуть по Осинской взглядом.

Да с такой женщиной… бляяя, а мысли-то понеслись в одном направлении с кровью, а именно, в налившийся тупой болью утренний стояк, и ты хоть сдохни, а отыскать сейчас что-то разумное в опустевшей голове никак не получалось.

Понаблюдав ещё немного, Вал вышел из укрытия и тихо кашлянув, привлек к себе внимание. Испуганно вскрикнув, Юля быстро обернулась, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Прости, — приблизился к ней вплотную, решив не ходить вокруг да около, — я не хотел тебя напугать.

Юля сделала шаг назад, испуганно отступая как можно дальше. Он, словно зачарованный, сделал шаг в её направлении, отмечая и заметную припухлость губы, и небольшую ранку с запекшейся кровью, и бешеную пульсацию вены на хрупкой шее.

— Ты… кхм… что здесь делаешь? — приподнявшись на носочках, она посмотрела через его плечо на маячивший вдали дом и неосознанно вздрогнула, чувствуя на себе изголодавшийся взгляд.

— А ты?

— Я первая спросила, — улыбнулась невольно, но тут же стала серьёзной.

— Не поверишь, встречаю рассвет. — И не отдавая отчета своим действиям, осторожно прикоснулся к её губам. Юля взглянула на него затравлено, и резко обхватила холодными пальцами крепкое запястье.

— Не надо-о-о… — прошептала умоляюще, пытаясь сбросить с лица мужские пальцы, и Вала словно окатило огненной лавиной, обдало каким-то неведомым доселе мощным жаром. Будто лопнуло что-то внутри, дыхание сперло грудь, а в серебристых глазах разлилась такая темная бездна, что стало страшно в неё смотреть.

Юля прикрыла глаза, избегая зрительного контакта, и неосознанно потерлась щекой о слегка шероховатую ладонь. Вал опустил свободную руку на её талию и настойчиво прижался к трепещущему телу. Лаская нежную кожу щеки, неспешно очертил контур скулы, обхватил рукой затылок и, как и мечтал до этого, зарылся пальцами в густую массу волнистых волос.

С её губ сорвался тихий стон, вызвав на его губах победную улыбку. Какая же она всё-таки отзывчивая, нежная, трепетная. Запрещённая и такая желанная одновременно.

Даже в самых дерзких фантазиях не мог представить подобное: что поддастся ему, не оттолкнет. Что будет с упоением прислушиваться к его дыханию и вздрагивать от малейшего прикосновения.

— Болит? — с небывалой нежностью прижался подушечкой большого пальца к неглубокой ранке, желая заглянуть в зелёные глаза.

— Нет, — ответила честно, практически не размыкая губ. Не могла сейчас говорить. Горло сжалось от нахлынувших эмоций, засаднило колкой болью от непрошеных слёз. Участливость Дударева буквально лишила её выдержки, пошатнула стойкость. Примени он свою излюбленную тактику насмешки — тут же бы ответила какой-нибудь колкостью, выпустив оборонительные иголки, но чтобы вот так… оказалась не только застигнутой врасплох, но и полностью обезоруженной.

Всё… Не было смысла вырываться, примерять непривычную маску безразличия. Он всего лишь прикоснулся, а она уже забилась в его руках попавшей в силки птицей. Это стало ясно ещё в клубе. Когда и он, и она, одновременно почувствовали обоюдное необъяснимое влечение друг другу.