Агидель стремится к Волге - Хамматов Яныбай Хамматович - Страница 9

— Нам этого мало. Мы сами положим на вас ясак!

Выпытав, чем богато Сибирское ханство и сколько в нем жителей, он поставил условием, чтобы с каждого из тридцати тысяч с лишним человек ежегодно взимать по соболю и белке.

— Мы согласны, великий шах, — сказал Тягрул, смиренно склоняя перед грозным самодержцем голову.

— Ну что ж, тогда дело слажено… Коли будете верными слову своему, обещаем вам наши милости.

Выдав послам жалованную грамоту, государь объявил им, что забирать причитающуюся Москве дань доверит сыну боярскому Дмитрию Курову.

Из Сибири Куров вернулся назад спустя два года в сопровождении посла Боянда. Только вместо обещанных тридцати тысяч семисот соболей привез он с собой лишь семьсот.

Иван Грозный был разгневан и потребовал от посла объяснений. Принеся извинения, тот передал царю слова Едигера, который жаловался, будто земли их разорил царевич из рода Шейбана, угнавший многих людей.

Дмитрий Куров недовольно покачал головой.

— Посол лжет, великий государь.

— Ах ты басурманин поганый! Как посмел ты мне врать?! — в бешенстве накинулся на Боянда царь.

Поерзав на троне, он резко поднялся во весь рост и приказал забрать у посла имущество, а самого посадить под стражу. Для получения остальной части подати Иван Грозный снарядил в Сибирь группу татар, находившихся у него на службе.

Свою миссию они выполнили. Хаким Сибирского ханства Едигер подписал шертную грамоту, дав царю обещание впредь быть исправным данником, и скрепил ее печатью. Вернувшиеся в Москву посланники привезли свыше тысячи соболей.

Неуязвимым оставалось пока лишь Крымское ханство, за которым стояла сильная Турция. Для Москвы оно представляло вечную угрозу: крымцы постоянно досаждали России набегами и разбоями. Поэтому «Избранная рада» советовала государю не останавливаться на достигнутом и завоевать Крым. Особенно усердствовали, настаивая на продолжении войны, царский любимец Адашев и духовник Сильвестр. Но вместо этого Иван Грозный отправил их в ссылку, а сам решил начать войну с Ливонией[13].

В той кампании предстояло принять участие новым подданным России. Военная повинность для башкир была обговорена в Жалованной грамоте. И как только они получили приказ явиться в Москву со всем снаряжением, беспрекословно ему подчинились.

Объединившись, представители башкирских племен отправились верхом на своих аргамаках в поход и в составе русских войск зимой 1558 года вступили на территорию Ливонии.

Уже в самом начале рать Ивана Грозного взяла Нарву и Дерпт, а зимой следующего года продвинулась до границ Восточной Пруссии и Литвы. Ливонцы, опасаясь полного разгрома, были вынуждены просить перемирия. Оно продлилось с полгода. С возобновлением же военных действий Ливонский Орден потерпел окончательное поражение.

Когда прославившиеся своей доблестью башкирские конники вернулись домой, они тут же разъехались по летовкам.

Стосковавшийся по родным местам и близким Айсуак-бей тоже перекочевал со своей семьей на яйляу.

Как раз в это время к нему пожаловал с целым обозом купеческий сын Григорий Строганов. Выбравшись из тарантаса, он приветливо улыбнулся и зашагал прямо к вождю, стоявшему среди сородичей-гайнинцев.

— Как поживаешь, спаситель мой? — крепко обнял он растерянно взиравшего на него Айсуака, после чего обошел аксакалов, с каждым из них тепло поздоровался. — Всей душою рад нашей новой встрече!

«Такое знакомое лицо… Где ж я мог видеть этого молодца?» — недоумевал бей, разглядывая гостя. А когда до него, наконец, дошло, кто перед ним, восторженно воскликнул:

— Атак-атак, так это ты?! А ведь я поначалу тебя не признал!

— Неужто я так сильно изменился? — улыбнулся Строганов.

— Еще как! Ты теперь настоящий боярин. Вон как богато одет, — с восхищением произнес Айсуак-бей. — Хоть бы заранее известил, что приедешь.

— Да все недосуг было…

— И чей же это обоз?

— Мой, — сказал Строганов и, слегка понизив голос, добавил: — Я подарки привез тебе и твоим сородичам.

Айсуак-бей удивился:

— Подарки? Зачем так много?

— Да для вас мне ничего не жалко. Вы ж меня от верной гибели спасли, — ответил тот. — Не хочу никого обделить.

Приветливый кряшен покорил гайнинцев своей щедростью и редким качеством — умением быть благодарным. Не зная, как выразить переполнявшую душу радость, они наперебой восторгались Григорием:

— Есть ведь достойные люди среди кафыров!

— Надо же, сколько добра навез, не поскупился!

— И все даром велел раздать!

— Пусть Аллахы Тагаля наделит его крепким здоровьем!..

Строганов тоже был несказанно рад, что ему удалось поладить с башкирами.

После того как были розданы привезенные им дары — всевозможные яства, одеяние, серебряные браслеты, серьги, кольца с драгоценными каменьями и прочие побрякушки, начался настоящий пир.

А в конце второй недели Айсуак-бей собрал соплеменников на совет.

— Братья, я созвал вас для того, чтобы объявить: дорогой кунак Григорий Строганов желает построить на нашей земле небольшой завод, чтобы соль варить. Каково будет ваше слово?

— И где же намерен он строить свой завод? — спросил один из старейшин.

— Недалеко от Перми.

— А какая нам от той варилки выгода?

— Очень большая. Самим нам уже не придется соль добывать. Да и за покупками не надо будет в Казань ездить. Все, что нужно, мы сможем покупать в строгановской лавке.

После таких разъяснений вопросов уже не было. Аксакалы зашумели:

— Раз так, нечего медлить!

— Мы все как один согласны!

— Купец о нашем благе печется.

— Благороднейший человек!..

Получив разрешение на закладку соляной варницы, Григорий Строганов облегченно вздохнул.

— Даю слово никогда не забывать доброты вашей и помогать вам, чем смогу, — пообещал растроганный купец и вскоре объявил, что собирается в Москву.

Айсуак-бею захотелось узнать, за какой надобностью.

— Для постройки завода нужно царево дозволение, — объяснил гость.

Сидевшие в сторонке старейшины, услышав его ответ, удивленно переглянулись.

— Это еще зачем?! Какое Ак-батше дело до башкирских земель?

— Разве купцу не хватает нашего слова?

— В том-то и дело, что не хватает, — отозвался тут Айсуак и пояснил сородичам, на каких условиях башкиры объединились с Московским государством. — Теперь без разрешения царя никто не сможет затеять на наших землях дело — строительство завода или занятие охотой.

— Значит, Ак-батша получил право вмешиваться в нашу жизнь… К добру ли это?

— Конечно, к добру! Если он не будет вмешиваться и помогать нам, земли наши разграбят чужаки.

— Ну, тогда ладно!

— Очень хорошо!

— Пускай кряшен съездит в Москву, мы не против, — согласились успокоенные старейшины и не спеша разбрелись по своим жилищам.

Когда Строганов остался с вождем наедине, он с опаской огляделся по сторонам и, придвинувшись к нему поближе, доверительно спросил:

— Айсуак-бей, правду ли говорят, будто государь закрепил за башкирами вотчинное право[14]?

Тот согласно кивнул:

— Все верно. Это прописано в Жалованной грамоте. А зачем же мы, по-твоему, платим в царскую казну ясак?

— Москва так и будет следить за охраной ваших земель и имений?

— Мы сами просили его помочь, взять под защиту наше добро, земли-воды, оградить нас от чужеземцев, — заметил Айсуак-бей, достал берестяной свиток и, потрясая им, как самым важным документом, сказал: — Когда составляли эту указную грамоту, особо написали о наших землях и религии. Великий князь Иван Васильевич дал слово и поклялся: башкир, что ислам исповедуют, никогда в другую религию не насиловать, и чтобы мы, башкирские роды, стали нести искреннюю службу.

Выслушав его, Строганов какое-то время молчал, словно забывшись, потом вдруг встрепенулся и спросил: