От кутюр (СИ) - "Uma" - Страница 13

Наедине Анна выговорила подруги свое возмущение насчет ее отъезда в Неаполь:

— Я взяла тебя с собой, чтобы не оставаться один на один с ним. А ты…!

— А я, — прервала ее Эллис, тоже возмущаясь, — не намерена быть твоей дуэньей и блюсти твою честь! Поверь мне, оказаться в постели с Фарнезе это не такая уж большая потеря для твоей репутации! Если ты об этом…

И уехала в тот же вечер.

Несмотря на наличие «вида на жительство» и Шенгенской визы, Анна не научилась пока с легкостью и быстротой перемещаться по Европе. На новом месте она всегда чувствовала себя некомфортно.

Чтобы как-то адаптироваться на вилле Фарнезе, Анна вышла на лоджию, и, укутавшись от вечернего морского бриза в белый оренбургский платок, присела в плетеное кресло.

Со стороны города доносились веселые предрождественские шумы; музыка, смех, голоса.

— Вам скучно? — на лоджию выше хозяин виллы. Встал, сделал вид, что забрел на лоджию по давней привычке. И признался, — мне смертельно скучно…

— Поэтому вы хотите войны? — спросила Анна спокойным, лишь слегка саркастическим тоном.

— Я все сказал в своей книге, — сказала Фарнезе небрежно. — Мы должны проснуться…

— Мы? Разве вы не пишите, что война и победа в ней удел аристократии, а остальных с их ничтожными буржуазными интересами можно принести в жертву без всякой жалости? — заговорила Анна с горячностью. — «Мы», значит, вас много?

— Единицы, и мы не размножаемся, — криво усмехнулся Фарнезе, тихо вышагивая по лоджии.

Анна сдержанно рассмеялась:

— Я, кажется, догадываюсь почему. Всех аристократок расхватали богатые плебеи?

— Вульгарно и не угадали. Дело не только в биологическом аспекте. Женщины испорчены феминизмом, сексуальной революцией, в которой они играют главную роль. Сексуальные отношения извращены до уровня купли-продажи, до уровня порочной зависимости, схожей с наркотической. Вы не заметили?

Фарнезе остановился перед Анной, возбужденный, готовый, видимо, представить доказательства, если вдруг она «не заметила». Но Анна согласно молчала и отрешенно смотрела в сторону темнеющего залива.

История с Кевином на фоне встречи с Фарнезе казалась мелкой, как пылинка в сравнении с бриллиантом, глупым капризом, далеким угнетающим сном. Но эта пылинка, этот сон мешали ей жить. Неужели мальчишка так плотно засел в ее голове, и, находясь с другим мужчиной, она будет испытывать чувство вины?

Встав с кресла, Анна с согласным вздохом, пошла в сторону стеклянной двери, ведущей с лоджии в гостиную. Фарнезе четкими шагами преградил ей путь.

— Я резок, простите… — произнес он тихо, положив руку ей на предплечье. — Забыл, что вы моя гостья. Говорю с вами, как с критиком…

Анна в ответ виновато пожала плечами, качнула головой:

— Разговор начала я. Только не понимаю, зачем я вам…?

— Вы? — вторая рука Фарнезе легла на ее плечо, и он внимательно заглянул ей в глаза. — Я не приглашаю в дом случайных женщин. Это плохой тон, так же как и посещать дом случайного мужчины…

— Это упрек…? — Анна шумно вздохнула, загораясь возмущением.

— Нет, нет, — тихо ответил он, качнув головой. — Вы не случайная женщина, случайная не согласилась бы общаться со мной…

— Вы недооцениваете своего магнетизма, — Анна грустно улыбнулась. — Думаю, все женщины в вашем присутствии чувствуют то же что и я. Угнетающее мужское величие…

— Вы готовы принять мои правила игры? Даже самые странные для вас… — спросил Фарнезе. Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Не знаю, — Анна хотела отстраниться от него.

Они занялись любовью прямо в гостиной, так словно были давно знакомы, потом перешли наверх. Фарнезе без лишних церемоний предложил Анне остаться в его комнате и в его постели.

Разбуженная звоном посуды, Анна осторожно села. Чутко прислушиваясь, она пыталась найти, а когда нашла, надеть платье. Оно валялось на полу, как ненужная тряпка. Так же чувствовала себя и Анна, тряпочкой, измятой, но все-таки довольной. Побывать в руках Фарнезе это нечто! Для него она оказалась, наверное, простой и банальной…

Очередная порция звона разбудила Фарнезе, он не поменял неприличной позы, лишь раздраженно выговорил:

— Джулия приехала! Пойди, скажи ей, чтобы не мешала нам…

Анна ошеломленно посмотрела на него через плечо, безмолвно спрашивая, как она выйдет к его дочери, растрепанная и заспанная, как, в какой роли, а если та спросит, кто она такая? К тому же от волнения она никак не могла надеть платье, крутила его, мяла, искала рукава.

Фарнезе, продолжая лежать на спине с раскинутыми руками и раздвинутыми ногами, картинно закатил глаза:

— Иди же скорее, накинь мою рубашку. Не бойся, Джулия не укусит…

Пошла, накинув на голое тело рубашку в брызгах оливкового масла.

Джулия была высокая и худая, остроносая брюнетка с огромными глазами. Некрасивая, с густо накрашенными темно-бордовой помадой губами, грубоватая и нисколько не похожая на своего, пусть тоже небезупречного, однако, обаятельного отца. На ней был растянутый черный свитер и черные джинсы.

Заметив смущенную Анну в проеме двери, она оторвалась от наматывания на вилку макарон и улыбнулась большим ртом:

— Салют! Ой, какая ты маленькая! Как тебя зовут? — говорила по-итальянски.

— Анна, — ответила гостья, проходя в кухню, — ты хотя бы разогрела еду… — добавила она осторожно.

— А я Джулия. Ты не могла бы сварить кофе? — попросила Джулия буднично, перейдя на английский.

Кофе было сварено и разлито по белым маленьким чашечкам. Три порции. Джулия взяла свою чашечку и села за стол. Анна тоже присела, держа в руках свою чашку. Они разглядывали друг друга, неспешно попивая кофе.

— Ты не похожа на экстремистку и помешанную на тантре дурочку, — заговорила Джулия с явным недоумением. — Скорее, такая, благоразумная синьорина. Тебе нравится мой отец или его утопические книжки о рыцарях, войне и борьбе за чистоту крови и духа?

— Твой отец, — ответила Анна с легкой улыбкой.

Джулия подалась к Анне, как будто желала что-то нашептать ей на ухо:

— Слушай, мой папа обыкновенный фашист, ретроград и сукин сын. При всем моем уважении к моей бабке Холевер и деду Фарнезе, они породили животное…

Анна, сделав очередной глоток кофе, неожиданно для себя самой спокойно сказала:

— Слушай, — она взяла чашечку кофе, приготовленную для Фарнезе, и встала из-за стола. — Давай я сама во всем разберусь…

Поднявшись по хрупкой винтовой лестнице в спальню Фарнезе, Анна отдала ему чашечку, и стала переодеваться. Скинула рубашку, стоя к нему обнаженной спиной, расправляла платье.

— Ты полна эротической энергии, — хрипловато произнес Фарнезе, чутким взглядом художника рассматривая Аннино тело, гармонично сложенное, пропускавшее сквозь себя нежно-розовое сияние крови. — Я нарисую тебя…

— Только этого мне не хватало. Прославиться в веках! — ответила Анна с нервной усмешкой, надевая платье через голову, подняла руки, вытянула волосы из выреза. Потанцевала на месте, чтобы платье окончательно село. — Господи, куда я попала?

— Не представляешь куда, — Фарнезе пригубил остывший кофе и откинулся на подушку. — На поле боя…

— Джулия, видимо, пошла в вас, — заметила Анна. Обернулась и нарвалась на его горящий взгляд.

— Джулия рождена вопреки моему желанию, я был категорическим противником ее появления на свет, — просто признался Фарнезе. — Ее мать, рассчитывала привязать меня к себе ребенком. Я ее возненавидел. Признав Джулию своей биологической дочерью, я не признал с ней духовного родства…

Все же Джулия была дочерью Фарнезе в полной мере. С характером и позицией, мало, чем отличающейся от его радикализма. Но ее радикализм был направлен не на протест против современного миропорядка, на что претендовал Фарнезе, а на протест против отца.

За обедом, который по причине солнечного дня Фарнезе устроил на просторной лоджии, Джулия вела себя, как капризная барынька, явно решившая подразнить папу. Дразнить его привычными вещами, типа курения сигары и плевания на пол, Джулия на этот раз не стала, делала это просто и непринужденно, без пафоса.