Подземелья Лондона (СИ) - Блэйлок Джеймс - Страница 30

Паровая яхта Гилберта Фробишера с бортовыми гребными колесами, построенная в Шотландии, носила затейливое название «Хеджпиг». Два года назад старик привел ее из Данди к причалу в Истберне. Теперь она стояла у берега Темзы на двух якорях, носовом и кормовом, в броске сухаря от огромного провала. Яхта — роскошное судно шестидесяти футов длиной — была построена для ленивого времяпрепровождения. Большую часть палубы занимали большой салон и кухня, а внизу располагались спальни. Элис стояла под разноцветным навесом возле стенки салона, укрывавшей ее от недавно поднявшегося южного ветра — холодного, сулившего дождь, и смотрела в провал. Прилив был в высшей точке, и потому картина перед ней открывалась отчетливая и ясная — бастион из камня и дерева, перекрывавший край обрушения, совершенно не мешал. Более того, с этого выгодно приподнятого наблюдательного пункта Элис могла различить кое-что даже внутри темного пространства. Она смотрела, как Лэнгдон и Гилберт, видимо, беседуют, причем Фробишер-старший указывает на что-то примечательное. Элис глядела на мужа в театральный бинокль, что делало все предприятие похожим на какой-то спектакль, и чувствовала себя странно далекой.

Идея оставить женщин на борту яхты принадлежала сэру Гилберту — отличная возможность наблюдать за всей затеей без грязи и суеты. Элис надеялась, что сможет обследовать провал и пещеру вместе с мужем, заняв место Джеймса Хэрроу. Но все шло не так. Да еще с того момента, когда вчера вечером они узнали о несчастном случае с представителем музея, в груди Элис поселился непонятный всеобъемлющий ужас, терзавший ее до утра. Запах тел, погребенных в провале, только усилил тревогу. Ужас был не вполне рационален, однако понимание этого ничуть его не ослабляло.

Барлоу, дворецкий Гилберта, вышел из дверей салона с серебряным подносом, на котором возвышался серебряный же цилиндрический кофейник. Кофе был поджарен и смолот этим утром самой мадам Лесер, французской поварихой Гилберта, которую Фробишер-старший брал с собой во все путешествия. Гилберт был рабом своего желудка.

Барлоу налил кофе в большую фарфоровую чашку, украшенную гербом Фробишеров: две яркие звезды над дикобразом, стоящим на задних лапах, с извивающимся красным чертом в зубах. Элис с благодарностью приняла кофе, отказавшись от молока и сахара, и вернулась на свой наблюдательный пост.

Табби и Хасбро, тащившие ранцы и мотки веревки, скрылись в провале. А среди валунов несколькими футами выше реки на глаза Элис попался какой-то мужчина, полускрытый каменным валом, который образовался в первые дни катастрофы. Человек явно подглядывал. Элис заинтересовало, давно ли он там сидит, — она так напряженно следила за Гилбертом и Лэнгдоном, что почти не замечала творившегося вокруг них.

Теперь соглядатай — тощий, маленького роста, с узкой мордочкой хорька, облаченный в какую-то форму, — свернувшись в три погибели, подполз ближе, видимо, изо всех сил стараясь одновременно заглянуть в пещеру и остаться незамеченным. Элис пришло в голову, что это может быть кто-то от Бюро работ — хотя с чего ему прятаться?

Внезапно Элис решила, что ей нужна компания, так сказать, еще одна пара глаз. Мисс Бракен сидела в салоне, подальше от различных атмосферных явлений, и Элис, повернувшись к окну, подняла руку, чтобы постучать в стекло и позвать ее, но увидела, как в этот самый миг миниатюрная дамочка опускает три серебряных кофейных ложечки в свою вышитую сумочку и тут же защелкивает ее.

Это была отчаянно храбрая кража, потому что Барлоу непременно установит, что ложки пропали, — разве что от сообщения Фробишеру-старшему воздержится, приняв во внимание открытую стычку Гилберта с Табби по поводу мисс Бракен. Дамочка отлично знала, что выкрутится. Однако что проку воровать такую мелочь — ложки Гилберта, — если впереди свадьба? Возможно, она не рассчитывает на брак с дядюшкой Табби. И, вероятно, планирует сбежать с сумкой наворованного серебра — затеряться в Лондоне, а потом исчезнуть.

Элис опять повернулась к провалу и глянула в бинокль. Хасбро и Табби выбрались наверх, а Лэнгдон двигался в темноту, быстро исчезая из виду, — от фонаря в конце помоста его отделяли уже несколько ярдов. Гилберт и Табби, казалось, отчаянно спорили. Через минуту Табби воздел руки к небу и решительно зашагал прочь. Но внезапно остановился, повернулся и обхватил дядю за плечи, явно собираясь проститься. Однако Гилберт высвободился и, не оглядываясь, последовал за Лэнгдоном. Все это было одновременно печально и тревожно, и неясное беспокойство Элис усилилось.

Соглядатай теперь вскарабкался на вершину насыпи — похоже, для того чтобы лучше видеть двоих там, внизу. Перегнувшись, он нашаривал что-то в камнях. «Да кто же ты такой?» — прошептала Элис, слыша, как мисс Бракен выходит из дверей салона, надевая свою птичью шляпу. Элис помахала ей, подзывая, но как только она привлекла внимание мисс Бракен к неизвестному мужчине, донесся приглушенный звук взрыва — и человек бросился бежать, мелькая между камнями.

На мгновение все застыло, а потом, как в кошмарном сне, свод пещеры медленно обвалился. Вниз полетели тонны земли и камней. Насыпи и ограждения рушились одно за другим, словно части занавеса, вздымая вверх облака пыли и мусора.

Мисс Бракен завизжала, а у Элис перехватило горло и дыхание пресеклось. В этот момент хлынул дождь, подхваченный ветром, и пыль быстро улеглась. Только миг назад за защитной стеной зияла темная дыра, а теперь Темза хлестала туда сквозь пролом, разбиваясь о то, что стало холмом битого камня. На него карабкались Табби и Хасбро, безрезультатно выискивая какой-то вход внутрь. Не в состоянии оторваться от картины разрушения, Элис смотрела в театральный бинокль, пока дождевая вода не залила линзы.

— Где же мистер Фробишер? — слабым голосом спросила мисс Бракен; мокрая птица свисала ей на ухо. — Я не про этого Табби. Где мой Гилберт?

Дважды ударил гром и дождь усилился.

— Исчез, — ответила ей Элис. — Они оба исчезли.

Услышав это, мисс Бракен в обмороке рухнула на палубу, ее шляпа откатилась в сторону, под проливной дождь. Элис выискивала глазами соглядатая, но того нигде не было видно.

Придя в себя, Сент-Ив обнаружил, что лежит на спине, распростершись на том, что сперва показалось ему светящимся клевером, а на деле оказалось густой порослью какой-то разновидности грибов. В воздухе висел мерзкий запах лошадиного стойла, и Лэнгдон чувствовал, что растения под ним движутся, словно песчаные черви на морском дне. Он сел, глубоко огорченный этим и болью в боку — болело ушибленное или, может, даже треснувшее ребро.

Он принялся шевелить кистями, руками, ногами и шеей, чтобы подсчитать травмы, обнаружив при этом, что потерял защитный шлем. Потом Сент-Ив вспомнил, как его снесло с конца настила, словно жестоким ударом в спину, как, приземлившись на ноги, он перевернулся через голову и побежал, чему изрядно способствовало тяготение. Однако склон был слишком крутым для бега, и у него возникло стойкое ощущение, что его несет вперед какая-то необузданная сила, а его собственные ноги лишь успевают молотить по стремительно надвигающейся земле, не в силах управлять этим полубегом-полуполетом. Спотыкаясь то и дело, он отчаянно стискивал лямки своего ранца… Но теперь руки были разжаты. Когда он потерял сознание от удара, долго ли падал и сколько провалялся в забытьи, было неизвестно.

По крайней мере, его не парализовало. Конечности действовали, пальцы рук сжимались и разжимались, пальцы ног в ботинках шевелились. Голова раскалывалась от боли, над правым ухом Сент-Ив нащупал припухлость, волосы там слиплись от крови, но головокружения он не чувствовал и ощущения пробитого черепа тоже не было. Видимо, кровь из раны на голове больше не шла, ее закрыл ком кровавой грязи. Травмы не особенно опасны, говорил он себе: ломота и боль, как, скажем, у побитого или свалившегося с лошади — такое ему в прошлом приходилось переживать не раз.