Бедная Персефона (СИ) - "Mut-Em-Enet" - Страница 21

Мы двигались дико, неистово, как в последний раз.

— Иван! Я… — внутри Алены все сжалось и запульсировало, даря мне непередаваемые ощущения.

— Тебе хорошо? — я прошептал ей на ухо, еще наращивая темп.

— А сам как думаешь? — она задыхалась.

Еще пару толчков и я финишировал, обдав изнутри ее лоно горячей спермой.

Сейчас мне очень захотелось ее поцеловать. Она повернулась ко мне и у меня уже не было сил, чтобы оторваться от ее губ.

— Ваня, это какое-то сплошное безумие! Мы только и делаем, что…

— Аленушка, мы просто хотим сполна насладится друг другом, тут нет ничего странного, пошли еще поваляемся, — я взял ее за руку и не дал надеть футболку обратно.

Мы улеглись, и она положила свою голову мне на грудь. Для меня сейчас все было идеально: постель и любимая женщина в ней. Уютно.

— Люблю тебя, — прошептал и коснулся губами ее волос.

— Что ты там шепчешь, — она подняла на меня глаза, — это любовный заговор?

— Конечно, но не заговор, это как-то архаично, а нейролингвистическое программирование! Программирую тебя на вечную любовь и страсть.

— Вот ты ж взрослый, а не знаешь, что ничего вечного нет…

— А я думаю, что есть!

— И что же?

— Желание тебя подкалывать!

— Вот паразит! — она слегка пнула меня ногой.

— Не пинайся, это, как ни странно, меня очень возбуждает. Смотри, а то с живой тебя я не слезу.

— Ой, боюсь-боюсь.

— Ты мне так и не ответила на мой вопрос.

— На какой из них, ты со своим пытливым умом задаешь их очень много, я со своей девичьей памятью — не все запоминаю.

— Мне кажется, ты снова пытаешься уйти от ответа, Корина, ты что-то скрываешь, признавайся!

— Ну, что ж я могу от Вас скрыть, Иван Васильевич, я тут перед Вами — обнаженная и беззащитная. И полностью в Вашей власти!

— Не прикидывайся невинной овечкой! Говори честно — любишь меня?

— Ну вот так прям сразу?

— Молилась ли ты на ночь, Дездемона!

— Душить будете, Отелло Затрахов?

— Уже подумываю об этом… — поцеловал ее плечико, — но сейчас для твоей шейки у меня другое предложение!

И покрыл каждый миллиметр ее шеи мелкими поцелуями.

— Я отвечу тебе хокку, а ты сам решай, как его понимать:

Мотылек сгорел?

Но важнее, что он решился

Лететь на свет.

— Ален, что за бред, какой мотылек?

— Вот, все-таки, какие мы разные…

— Ты, чуча, не можешь конкретно…

— О, придумала, я тебе ответ напишу на спине пальцем….

— Извращенка!

— Давай, поворачивайся спиной!

— Ладно, — пришлось повернуться. Но она медлила.

— Чего ты там копаешься?

— Извини, отвлеклась на твой подтянутый, аппетитный зад, — еще и за задницу ущипнула, а потом четко вывела на моей спине: «Я люблю тебя!».

— Написала?

— А ты что не чувствуешь?

— А теперь прочти, что написала!

— Я люблю те…. Вот же, гад, подловил таки.

— Ну это уже что-то, а то мотыльки все у нее на уме.

Я повернулся к ней лицом и погладил по щеке:

— Девочка моя!

— Я не твоя!

— Начинается! А чья же? — я закатил глаза.

— Вы мужчины вечно пытаетесь все присвоить! А я — не чья-то собственность!

— А если так? Девочка моя любимая!

— Уже лучше, но все же еще вот не то.

— Девочка моя самая любимая!

— Ну вообще! Значит ли это, что есть менее любимая?

— Ты цепляешься к словам…

— Ну кто на что учился: ты — трупы резать, а я — к словам цепляться!

— Так вот чему на филфаке учат! Теперь все прояснилось. А я-то думал...

— Не балуйся! Кстати хотела спросить, почему Цербер у твоей мамы?

— Он — ее пес, или кто он там. У меня временно кантовался, пока наши мамаши на Крите сговаривались, нашу же личную жизнь устроить.

— И считай устроили…

— Ты думаешь?

— Страхов! Ну где б я тебя увидела в таком экзотическом прикиде… О, кстати о маме, я пропала на ночь и даже не написала…

— Я думаю, она догадалась, что ты не в библиотеке сидишь над томиком Блока!

— Та ну все равно, не хочу, чтобы она все морги обзванивала!

— Ну морги — это моя стихия!

— Вот именно!

Она резко поднялась за телефоном. Такая красивая! Я залюбовался. И уже только моя!

Алена замерла в ожидании ответа.

— Мам, ну извини, пожалуйста. Да с ним, — посмотрела на меня, — нет, с ума не сошла. Нет, жениться не будем пока, не нужно, успокойся, домой вернусь обязательно!

— Тебе привет! — обратилась уже ко мне.

— Спасибо, а чего это жениться не будем?

— Во-первых, подслушивать плохо, а во-вторых, я сказала "пока", в-третьих, не слишком ли мы спешим?

— Не хочу тебя пугать своими далеко идущими планами…

— Ну ты продуманный, у тебя еще и план есть, в дополнение к списку безумных желаний?

— На тебя отдельный, помеченный звёздочкой.

— А почему не сердечком?

— Хорошо, меняю звёздочку на сердечко, но это как-то по-девчачьи.

— А ты ж у нас ламберсексуал ходячий, — гладит мою бороду.

— Не обзывайся!

— И не думала, Иванушка! А бороденку твою я бы сбрила.

— Аленушка, отрасти свою и потом сбривай!

— Ты же доктор, это физически невозможно.

— Ну почему, при правильной гормональной терапии…

— Так, уже мне в пору тебя извращенцем называть… так и будем валяться весь день или сходим куда-то?

— У тебя ж одежды нормальной толком нет! У тебя роскошное тело, конечно, но я не позволю, чтобы все на тебя голую пялились…

— Точно! Блин! Заедем ко мне, и я переоденусь.

— И куда пойдем? Такое солнце!

— А ты вампир или из шоколада, что боишься растаять?

— У меня глаза чувствительные к яркому свету.

— Так очки наденешь! А поехали в гости к Наядам?

— Эт куда еще?

— На речку!

— Не очень люблю воду…

— А что ты вообще очень любишь?

— Тебя, например. Ладно, собирайся, а то еще помедлим, и я тебя снова затащу в постель.

Смотрю за тем, как она натягивает свой вчерашний нелепый наряд. И сам решаюсь одеться. Через 10 минут мы в машине и уже едем к Кориным.

Я взял все для пляжа. Чем хороша наша речка? Там есть много укромных уголков в тени, где можно спрятаться от посторонних глаз.

Поднимаюсь вместе с Аленой, она похоже волнуется. А чего волноваться? Она же была со мной. Нервно сжимает мою руку.

— Доброе утро, молодые люди, — дверь открыл Михал Дмитрич, — я не буду спрашивать, где вас носило, потому как понимаю.

Еще и подмигивает.

— Пап, я ненадолго, только переодеться и взять кое-какие вещи для пляжа.

Алена проходит вглубь квартиры.

— Ты только с мамой объяснись, она там в своем «саду» роется, — бросает ей в след проректор, — Иван, а ты проходи, будем кофе пить, ты есть случайно не хочешь?

— Спасибо, Михаил Дмитриевич, я сыт, Ваша дочь постаралась.

— На моей памяти, ну я могу чего ж и не знать, она никому завтраки не готовила…

— Значит, я такой первый.

— Пошли, а то стоим в дверях, как дураки.

Мы проходим на кухню.

— Тебе с сахаром или без!

— Без, пожалуйста.

— О, тоже пью черный и без сахара, — протягивает мне чашку с ароматным напитком.

— А теперь, Иван, ты меня пойми правильно, я же отец, хочу спросить, это у вас серьезно или так интрижка?

— Скажу честно, серьезно, но еще и от Алены все зависит, как она захочет. Но вот что-то мне подсказывает, что и она тоже серьезно.

Была бы просто интрижка, я бы не сидел с ее отцом на кухне.

— Я смотрю, ты — мужчина положительный, только ж не обидь мне ее. И глядите там! Дети, по моему, может и устарелому, мнению, должны в браке рождаться. Вы же женится будете?

— Планируем! Но опять же…

— Ты на Алену сильно не надейся, тут так — взял быка за рога и бегом в ЗАГС…

— Она Вам так надоела, что Вы ее срочно замуж хотите выдать? — разговор становится опасным.

— Честно, ей замуж очень нужно, хоть повзрослеет немного. Тем более, что к тебе она по-видимому очень хорошо относится, никогда никого в дом не приводила.