Лихой гимназист (СИ) - "Amazerak" - Страница 36
- Предыдущая
- 36/70
- Следующая
— И как же зовут этого молодого человека?
— Алексей. Алексей Державин. Он заклинатель, владеет тёмной стихией.
— Любопытно. Знаете, Мария Степановна, я не против, но мне бы для начала с ним пообщаться хотелось бы. Только не здесь, не на квартире. Можно встретиться на набережной или в кафе… Вы представите мне его?
— Да, конечно! — с готовностью ответила Мария. — А когда?
Фёдор Аркадьевич задумался.
— Когда… — он побарабанил пальцами по столу. — А знаете, можно в следующую субботу. Если погода будет хорошая, встретимся на набережной, возле памятника Николаю II. Вы передадите моё приглашение?
— Конечно, я обязательно ему передам.
— Кстати, как продвигается работа?
— Листовки скоро будут готовы, — произнесла Мария. — Возникла заминка. Проверки были. Но на следующей неделе я смогу забрать их. Вам передать в воскресенье?
— В следующее воскресенье не получится. Встречи не будет. Я обещал присутствовать на ужине. Я пришлю человека. Спасибо вам большое, Мария Степановна. Для наших товарищей с завода это большая услуга.
— Вам спасибо, что выслушали, — Маша поднялась с кресла, Фёдор Аркадьевич — тоже. Пора было возвращаться к гостям.
Посетители расходились, и Маша тоже собралась домой. Она попрощалась с Таней и Варварой Александровной, с которыми пила чай в уголке, потом — со всеми остальными.
Когда она вышла на улицу, увидела возле подворотни знакомую фигуру, облачённую в длинный бежевый сюртук и чёрный цилиндр. Это опять был Всеволжский. Он не раз порывался проводить Машу до дома и каким-то образом постоянно оказывался рядом, когда она покидала собрание. Но каждый раз Маша отказывала. Человек этот был ей неприятен, а своими преследованиями он только пугал её.
Бледное, худощавое лицо Всеволжского было лишено красок и имело болезненный, трагический вид, словно грустная маска, а взгляд казался застывшим и пустым. Всеволжский имел дворянские корни, но занимался не государственной или военной службой, а мелким предпринимательством. Он уже давно посещал кружок Трубецкого, но обычно держался особняком, а на собраниях говорил редко — в основном слушал.
Маша обрадовалась, когда в этот раз не встретила его ни в передней, ни у выхода. Но радость оказалась преждевременной.
— Мария Степановна, — окликнул её Всеволжский. — Опять одни? Время позднее, а вы одни ходите. Неужели не боитесь? Позвольте, провожу. Вам же спокойнее будет.
Маша испуганно посмотрел на мужчину:
— Спасибо, конечно, Илья Константинович, но не утруждайте себя. Сейчас извозчика поймаю и доберусь прямо до самого дома.
— Ну какой тут труд, — Всеволжский печально улыбнулся. — Вовсе это и не трудно.
На счастье Маши мимо как раз проезжала пустая бричка.
— Ой, простите, бежать надо. Спокойной ночи, Илья Константинович, — не дожидаясь ответа, Маша побежала к повозке, досадуя на то, что платье не даёт передвигаться быстрее, и крикнула ямщика. Тот дёрнул вожжи, Маша, заскочив на сиденье, назвала адрес. Она чувствовала взгляд Всеволжского, который никак не отпускал её, но вскоре бричка свернула за угол, и Маша вздохнула с облегчением.
Все её мысли тут же унеслись в завтрашний день. Маша представляла, как встретится утром с Алексеем, как они вместе пойдут до типографии, разговаривая о чём-нибудь — неважно о чём. Жаль только время пролетало слишком быстро, и в восемь приходилось расставаться. Но теперь Машу беспокоило ещё кое-что: как Алексей отнесётся к знакомству с Трубецким? Вдруг они не сойдутся во взглядах, вдруг он не захочет посещать кружок, а может, и вовсе не пожелает с ней больше общаться после такого?
Ведь помимо всего прочего, была ещё одна причина, почему Машу так тянуло к Алексею — магия тёмной стихии.
Когда-то давно, лет пять назад Маша обнаружила в себе талант. О таланте этом не знал никто на всём белом свете, даже родной отец. Маша сама боялась собственных способностей. Ходили слухи, будто детей, у которых обнаруживается талант, забирают в специальные гимназии и училища, откуда нет пути обратно. Ребёнка навсегда разлучают с семьёй, и всю его дальнейшую жизнь определяют особые инстанции. Некоторые люди недворянского происхождения, влекомые возможностью устроиться на государственную службу, сами пытались попасть в такие учреждения или пропихнуть туда своих детей, другие же, наоборот, боялись раскрыть обнаруженный дар и всю жизнь держали его втайне.
Боялась и Маша. И вдвойне она боялась от того, что талант её был не такой, как у всех. Она не имела способностей к управлению водой или огнём, не умела повелевать камнями и воздухом. Она могла лишь создавать вокруг рук чёрную дымку, которая сжигала всё, с чем соприкасалась. Маша где-то слышала, что это — так называемая тёмная стихия и что все тёмные заклинатели служат в священной страже. А что делают с остальными? Маша не знала. Как и все, она очень боялась священной стражи.
И вдруг оказалось, что не она одна обладает столь необычным талантом. У Алексея была точно такая же способность! Маша ужасно хотела открыться ему, признаться, что она тоже владеет тёмной стихией. Но ей всё ещё было страшно.
Франт в клетчатых брюках стоял передо мной, поигрывая в руке тростью. Двое других парней почтительно держались позади него. На лице франта застыла ухмылка. Он шагнул ко мне.
— Стоять! — приказал я. — Отвечай, кто такой?
— Шпалером грозишь? Испугать хочешь? — с вызовом произнёс франт, медленно двигаясь ко мне. — А ну как не испугаюсь?
Остальные двое принялись обходить меня с обеих сторон, держась на почтительном расстоянии.
— Чего надо? — повторил я.
— То же самое хотел бы узнать, — ответил франт. — Не первый раз ты в трактире показываешься. Всё ходишь, вынюхиваешь, расспросы ведёшь. Ты откуда к нам явился и что тебе здесь надо?
— А тебе какое дело? Ещё шаг и стреляют.
— А грубить нехорошо, особенно в гостях. Вежливости не учили? Так я научу.
Ладонь франта окаменела, над ней появился булыжник с острыми краями. Я рефлекторно пригнулся и два раза нажал на спуск. Грохнули выстрелы. Булыжник пролетел над моей головой. Франт покачнулся и отпрянул на шаг, я снова дёрнул тугое спусковое кольцо. Ещё одна пуля попала ему в грудь. А в руке моей уже возник чёрный сгусток.
Он полетел в противника, но встретившись в воздухе с очередным булыжником, исчез, как и каменный снаряд. В руке франта возник ещё один камень, но на этот раз стреловидной формы и существенно больше первых двух. Решение следовало принять немедленно.
Я и прежде тренировал прыжки, но в реальных боевых условиях ещё никогда не пробовал такую технику. Прыжки не всегда получались достаточно быстрыми, поэтому я сильно рисковал, прибегая сейчас к ним. Но видимо, адреналин подстегнул процессы в мозгу.
Стреловидный булыжник полетел в мою сторону, но в этот миг я уже оказался рядом с заклинателем. Тот обернулся, а я, вытянув руку, в упор швырнул в него чёрный сгусток. Франт вскрикнул, схватился за грудь и согнулся от боли. На сюртуке вокруг прожжённой дыры расползалось кровавое пятно.
Парень был ранен, его кожа то становилась каменной, то принимали обычный вид. Процесс выглядел хаотичным, неконтролируемым.
Остальные двое целились в меня из карманных револьверов. Они ощутимо нервничали, переглядывались, однако стрелять не решались.
— Что ждёте? Стреляйте! — завопил франт, опустившись на землю. — Ты чего сделал? Ты… А-а… Что со мной? — он дико таращился на прожжённую окровавленную дыру в груди. — Он порешил меня! Порешил!
Однако, судя по всему, тёмный сгусток не причинил парню большого вреда. Наверное, защитила магия.
— Ещё нет, — сказал я, — но если не прекратишь скулить, убью и тебя, и твоих холуев, — я окинул взором стоящих в нерешительности парней с пистолетами. Снова сосредоточился, произнося про себя заклинание. В глазах на миг потемнело, я оказался рядом с одним из подручных и приставил к его голове «перечницу», в которой оставалась последняя пуля.
- Предыдущая
- 36/70
- Следующая