Запятнанный ангел - Филипс Джадсон Пентикост - Страница 9

Я достал из кармана маленький блокнот и записал имя Гарви. Записи мне были не нужны, но я подумал, что блокнот убедит Гарриет, что я действительно собираюсь работать.

- Есть еще Роджер Марч, - продолжала она. - Он вместе с Джоном Уиллардом основывал Нью-Маверик. Художник. Он был доверенным лицом Джона Уилларда и руководил здесь всем, пока в прошлом июне Пенни не достигла совершеннолетия. Все эти годы Пенни пыталась убедить его потратить деньги на расследование. Он отказывался. Говорил, что дело это прошлое, что расследование только возродит старые сплетни и разбередит раны. Он необыкновенный человек, Дэйв. Сейчас ему под восемьдесят. Ростом шесть футов три дюйма, прямой как стрела, мощный как старое дерево. У него седая борода, усы и густые седые волосы. Пожалуй, в раннем детстве мы так представляли себе Господа Бога. Он производит впечатление человека доброго, но немного оторванного от жизни. Времени у него осталось мало. Он пишет все светлые часы и воспринимает как горькую обиду любое посягательство на них. Эд говорил, ему кажется, что Роджер Марч скрыл бы убийство собственной матери, если б считал, что расследование помешает ему создать еще один пейзаж до того, как время его истечет. Но он, разумеется, знал Джона Уилларда лучше, чем кто бы то ни было.

- Кто-нибудь еще по-настоящему в курсе этой старой истории?

- Капитан Келли, - ответила Гарриет. - Он присутствовал на фестивале в ту ночь, когда был убит Уиллард, участвовал в первом расследовании, потом когда пару раз новые шефы полиции пытались возобновить следствие. Теперь он сам командует. По-моему, он хороший полицейский, Дэйв. Я знаю, он работал круглые сутки, чтобы найти того, кто напал на Эда.

- И безрезультатно.

Я закрыл блокнот и положил его в карман.

- Ты боишься оставаться здесь одна, Гарриет?

- Да, - ответила она, глядя мне прямо в глаза, - но еще больше я боюсь уехать куда-то в другое место. Если я убегу, кое-кто может счесть это подтверждением, что мне что-то известно.

- А как с деньгами? Как ты справляешься?

- Пока неплохо, - сказала она. - Эд получил увечья на землях Пенни Уиллард. Он работал на нее. До сих пор все расходы покрывала страховка. А Пенни настояла на том, чтобы выплачивать мне гонорар, который платила бы Эду, если б он продолжал работать.

Мне хотелось подойти к Гарриет, обнять ее, придать ей уверенности, но я одернул себя.

- Я сделаю еще одну попытку, - сказал я. - Я не уеду, пока не уверюсь, что исчерпал все возможности. Если Эд смог добраться до истины, мне тоже должно это удасться.

Гарриет шагнула ко мне и остановилась:

- Дэйв, это может быть очень опасно. Кто-то наблюдает за происходящим в полной готовности. Они очень быстро узнают, кто ты.

- Уже знают, - ответил я. - Всем кругом известно, что ты мне написала в офис окружного прокурора в Нью-Йорке.

- Дэйв!

- Это большое неудобство, - сказал я. - У Эда был целый месяц в запасе, прежде чем кто-нибудь узнал, что он сыщик. За исключением, разумеется, человека, пытавшегося убить его. На этот раз откровенничать будем меньше.

Гарриет натянуто улыбнулась:

- Ты еще не знаешь Нью-Маверик.

Глава 4

Нью-Маверик!

В следующие два часа я многое узнал о городке от маленького человека, который ненавидел весь мир, и в особенности Нью-Маверик, всех его жителей и всю канитель вокруг него.

Макс Гарви тоже воевал в Корее и потерял там ногу. Ему было слегка за тридцать. Бледный, худой, он болезненно прихрамывал, передвигаясь по захламленному офису нью-маверикской газеты "Крики и вопли". На нем был простой темный деловой костюм, белая рубашка с галстуком в аккуратную полоску и берет. По каким-то неведомым причинам он сам скручивал себе сигареты.

- Осталась привычка от армии, - сказал он мне.

Лицо у него было бледное, как у долго болевшего человека, глаза лихорадочно поблескивали. Когда он горячился, что происходило через каждые четыре фразы, на его щеках появлялись два ярких красных пятна. Он выразил свой восторг по поводу встречи со мной. Выглядело это так, словно мы были участниками некоего тайного общества, которое знало, какая лживая подделка все на свете, как убоги все существа человеческие, за исключением членов нашего клуба. Он был профессионалом-газетчиком, а я - профессионалом в своей области. Весь остальной мир состоял из дилетантов, жуликов, сексуальных извращенцев и лицемерных ханжей. И Нью-Маверик был дном этой выгребной ямы.

- Весь этот городишко - сплошная подделка, - вещал Макс Гарви, выплевывая табачные крошки. - Имя поддельное. Название этой газеты - тоже поддельное. Название гостиницы, в которой вы остановились, тоже поддельное. Все это было сделано, чтобы угодить величайшему мошеннику, которому за все его делишки прострелили голову. Вы читали какие-нибудь книги Джона Уилларда?

- "Чудо без ребер", - ответил я.

- Мусор, - отрезал Гарви. - Дегенеративный мусор! - Он снова выплюнул табачные крошки. - Черт побери эти газеты. Они не склеиваются, как надо. Наверно, в моей слюне недостаточно клея. - Он расхохотался, словно это чертовски удачная шутка.

Но из его слов кое-что удалось выудить.

Джону Уилларду в момент его смерти в сорок первом году было пятьдесят шесть. Он начинал как школьный учитель. Потом женился на девушке, жившей по соседству, у которой по случайности оказалось много денег. После этого он позволил себе выбирать работу и в конце концов стал профессором в университете. Он был великолепным педагогом и, обладая острым умом, чувством юмора и невероятным жизнелюбием, умел подать любой материал захватывающе увлекательно. Кроме того, он слыл талантливым музыкантом, достаточно хорошим, чтобы время от времени давать фортепьянные концерты в ратуше Нью-Йорка. Недостатки техники он возмещал любовью к музыке и подлинным артистизмом. В разгар депрессии он написал роман - "Чудо без ребер". Вопреки мнению о Гарви, это была блестящая сатира на невероятные двадцатые годы. Она немедленно стала бестселлером, ее купили для кино, и Джон Уиллард внезапно сделался богат и знаменит. Следующие два романа оказались не столь хороши, но принесли даже больше денег. В это время его жена умерла, оставив Уилларду все свое далеко не маленькое состояние. Он любил свою жену, но в каком-то смысле давно перерос ее, как перерос и свое профессорство в университете. В пятьдесят он понял, что готов начать жизнь заново. Он был известен, богат и щедр, как сама природа. Ему хотелось сделать что-нибудь для молодых людей, которым не так повезло, как ему.