Поход семерых - Дубинин Антон - Страница 13
- Предыдущая
- 13/69
- Следующая
Пробуждение принесло Аллену сплошное расстройство. Проснулся он от того, что солнце светило ему в лицо, и хотел повернуться к стене и продолжить спать, но на этом его застукал Роберт, который только что закончил утренние отжимания на полу и поднимался, тяжело дыша и откидывая с лица мокрые свежевымытые волосы. С кухни донесся звон посуды – это вставшая раньше всех Мария готовила завтрак.
– Вставай, несчастный! – Роберт потянул за край одеяла. – Поход проспишь!
Аллен замычал и уцепился за одеяло со своего края.
– Н-нет… Я н-не выспался… Ты всю ночь меня терроризировал и пытался выпихнуть с кровати. Я понимаю, почему твоя Лара за тебя замуж не идет…
Борьба за одеяло моментально окончилась в пользу Роберта. С его мокрых волос в постель падали холодные капли.
– Ну-ка быстро отправляйся умываться! Сейчас все начнут приходить; вон кто-то уже топает по лестнице! Интересно, кому ты будешь больше рад – священнику или Кларе?
Аллена как ветром сдуло в ванную.
Первым явился Марк, с ног до головы одетый в военный камуфляж с группой крови на рукаве и похожий на наемника-оккупанта, особенно – зверским выражением лица.
– Гость в дом – радость в дом, – возвестил он с порога, скидывая и прислоняя к стене свой гороподобный рюкзак. – Я вас, кстати, не разбудил? И второй пункт повестки дня: есть ли у вас какой-нибудь завтрак для бедного скитальца-богомольца, который так спешил на свидание… о-о, с вами, благородная леди, – это он увидел выходящую с кухни Марию со сковородкой в руке, – что не успел перехватить даже хлебной корочки…
– У нас есть омлет – вот что значит женская рука в доме! Иди сюда, богомолец, и помни, что суесловие сокращает нам отпущенный жизненный срок.
– Нам и нашим близким, – уточнила Мария, и на лице ее ясно отразилось отчаяние при мысли, что теперь ей от Марка целый месяц будет некуда деться.
Зазвонил телефон. Мария почему-то дернулась и закусила губу. Аллен, внутренне сжавшись, взял трубку – и почувствовал горячий беспричинный прилив радости: это была Клара. По ее голосу можно было решить, что у нее сгорел дом или что началась мировая война.
– Халло… Я не помешала? Слушай, Аллен, тут такая проблема – у меня нет рюкзака, и в магазин я вчера не успела… Может, у вас найдется запасной?..
– Ну конечно, – небрежно сказал Аллен, втайне ликуя оттого, что в прошлом году ему подарили новый рюкзак. – Что-нибудь найдется, приходи скорее.
– И еще… скажи, пожалуйста, что нужно брать с собой? Теплую одежду, посуду, полотенце – правильно? У меня нет… спального мешка, но я возьму одеяло – это подойдет?
– Нет, конечно, – пораженно отозвался Аллен, никогда еще не видевший человека старше себя, не имеющего спального мешка. – У нас есть Робертов старый спальник, он, правда, тоненький, но в нем могу спать я, а тебе отдам свой… Ну как это – что брать? Ну что обычно берут в поход, из расчета на месяц… Особенно холодно быть не должно, а котлы уже взял Марк, так что запасайся посудой только на себя…
Клара помолчала в трубку, а потом извиняющимся тоном объяснила:
– Понимаешь, я никогда раньше не ходила в поход… не ночевала в лесу.
Аллен просто опешил и не нашел что сказать, кроме «Ничего себе… Как же так получилось?».
– Да вот… так уж получилось. Я потом расскажу. Еще… мне, к сожалению, нельзя носить вещи.
В первый миг Аллену пришла нелепая мысль, что ей по уставу нельзя носить никакой одежды, кроме послушнического балахона, в котором она в первый же день – чума побери – погибнет в лесу под рюкзаком; но Клара в следующий миг пояснила:
– То есть я имею в виду тяжести больше пяти килограммов.
– Пустяки, – героически заявил Аллен, у которого гора с плеч свалилась, – мы все за тебя донесем, ты только до нас доберись наконец.
– Ладно, тогда я скоро выхожу. – И повеселевшая Клара положила трубку.
Вскоре явился Йосеф. Походная одежда его состояла из мешковатой штормовки, явно у кого-то одолженной, из-под которой выглядывал воротник-стоечка, столь характерный для мирской одежды священников. Черные вполне приличные джинсы и новенькие горные ботинки-«бульдозеры» довершали ансамбль.
Мужчины начали распределять по рюкзакам продукты, а после Роберт приподнимал поклажу каждого из них, следя, чтобы все было по справедливости. Дойдя до рюкзака Йосефа, Роберт ухватился за лямки – и… едва смог оторвать рюкзак от пола.
– Ого! Йосеф, да что у тебя там такое? Кирпичи?
Йосеф улыбнулся. Удивительно, как этот человек, такой величественный в церкви, где даже сами его движения казались отточенными, как у воина, в домашней обстановке производил полудетское и какое-то недотепистое впечатление! Он даже двигался слегка неловко, периодически задевая и роняя разные вещи. Хотя под словом «ребенок» в его случае вовсе не скрывался enfant terrible, как это подчас бывало с Алленом, – скорее слишком наивный, открытый и в то же время ненавязчивый подросток, который без всякой боязни разговаривает со страшенным разбойником, и не предполагая, что его жизни может хоть что-нибудь угрожать. «И этого милого, нескладного парня я когда-то боялся до судорог», – внезапно подумал Аллен и чуть не рассмеялся.
– Зачем нам кирпичи? Там просто всякие части облачения, если в дороге вдруг понадобится служить мессу. Ризы, они довольно большие, да алтарные покровы, потир и чаша для гостий… Служебные книги, опять же, бревиарий, миссал… Ну и Библия, но она совсем маленькая и ничего не весит. А остальное, кажется, просто личные вещи. Ничего особенно тяжелого.
Роберт вздохнул и с безапелляционным выражением лица стал рассовывать Йосефову долю продуктов по рюкзакам остальных.
Наконец явилась Клара, немало поразив всех своим видом, хотя от нее и ожидали чего-то подобного. Никто из друзей не видел ее в иной одежде, кроме как в послушнической черно-белой, с покрытой головой; теперь же она предстала перед граалеискателями в синих джинсах и клетчатой рубашке, с волосами, закрученными в пучок на затылке. Согласившись выпить чаю, в ожидании она присела на диван и принялась что-то менять в своей прическе, вынув из нее шпильки, – и Аллен восхитился красотой ее черных блестящих волос, которые, как оказалось, падали ниже пояса, завиваясь кольцами на концах.
– Слушай, почему тебе нельзя носить тяжести? – спросил неромантично настроенный Роберт, ставя перед ней исходящую паром чашку. – Ты чем-нибудь серьезным болеешь? Не хочется тебя вынуждать говорить, но лучше нам это узнать сейчас, а не в походе, когда с тобой уже случится что-нибудь скверное.
– Именно так, – поддержала его Мария, на которую как на главного медика в компании легла ответственность за походную аптечку.
– Ну… да, болею, – неохотно призналась Клара. – С раннего детства, меня родители поэтому и не пускали никуда… Не то что в поход – мне и во дворе бегать с ребятами запрещалось. Это называется «железодефицитная анемия».
Мария присвистнула, но так как свистеть она не умела, получилось нечто вроде шипения. Все как по команде посмотрели на нее.
– Дрянь нешуточная, – пояснила та, взволнованно качая головой. – Такая штука с кровью, когда в ней недостает железа, и от этого происходят всякие неприятности. Например, кровь плохо сворачивается. То есть от малейшей ранки может произойти серьезная потеря крови: если ничего не предпринять, будет течь, течь, течь… Пока вся не вытечет. Переутомляться, кстати, тоже нельзя – могут начаться кровотечения.
– Откуда? – глупо спросил Аллен, сам не свой от всех этих ужасов, и тут же пожалел о своем вопросе. Но Мария серьезно ответила:
– Да откуда угодно, из носа, например. Или из горла. В случае серьезного приступа помогает только переливание крови.
«И кровь свою отдать не жаль», – без всякой связи вспомнил Аллен. Да разве ему было бы жаль отдать всю кровь, если бы это потребовалось для спасения Клары?.. Вот почему она такая бледная, что даже светится в темноте…
- Предыдущая
- 13/69
- Следующая
