Выбери любимый жанр

Поход семерых - Дубинин Антон - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Антон Дубинин

Поход семерых

Часть 1

Рыцарство со страхом и упреком

– Вы готовы, – сказал неведомый. – Этого достаточно.

– Я не знаю занятия, – сказал Сайм, – для которого достаточно одной готовности.

– А я знаю, – сказал глава. – Мученики. Я приговариваю вас к смерти. До свидания.

Г.К. Честертон

Рано или поздно мы опять будем вместе.

И то, что было боль, станет как пламя,

И пламя сожжет мне сердце;

И я повторю: «Спасибо за эту радость!»

И я повторяю: «Спасибо за эту радость!»

Б.Г. 

Глава 1

16 мая, четверг, 105 г. Реформации

Человек по имени Аллен Августин пришел домой в очень скверном расположении духа. Для этого у него вопреки обыкновению имелись веские причины. Во-первых, он только что провалил зачет по предмету со странным названием «психологическая антропология» и думал о рухнувших надеждах на стипендию, а стало быть, и на красно-золотую книгу, которую он давно хотел купить. Во-вторых, он ужасно хотел есть, а десять марок в кармане (деньги на оставшийся месяц, ха-ха) к разносолам не располагали. И наконец, в-третьих – и это было хуже всего, – Аллен думал, что, несмотря на юный возраст и прекрасную майскую погоду, он, кажется, сходит с ума.

На четвертый этаж Аллен всполз словно старик, останавливаясь на каждой лестничной площадке, и всадил ключ в дверь, как убийца всаживает в тело жертвы нож. Бросил рюкзак с книжками, показал недружелюбному отражению в коридорном зеркале кулак. Брат домой еще не приходил.

Зеркало отразило хрупкую невысокую фигурку в линялых джинсах, светлые, торчащие в разные стороны волосы. Аллену сравнялось восемнадцать лет, и был он поэт и раздолбай.

Он даже не был коренным столичным жителем – приехал два года назад в Магнаборг учиться в университете, приехал из Дольска – редкая дыра, пятьсот километров от столицы, тридцать тысяч жителей, считая «дезертира» Аллена и его маму, одинокую докторшу Елену Августину. Несколько лет назад, пока еще не умер отец Аллена, жителей, надо думать, было тридцать тысяч и один. Сейчас Аллен жил у «столичного» старшего брата, в его однокомнатной квартирке, на его зарплату медбрата в больнице и свою – весьма нерегулярную – стипендию. Потому что, как сказано выше, был он поэт и раздолбай, а у таких людей ничего регулярного быть не может.

Босиком Аллен прошлепал в кухню и открыл старый желтоватый холодильник. В дни безденежья братья частенько обсуждали, не сдать ли им этот агрегат в магазин антиквариата – останавливало только то, что он все еще работал. В холодных глубинах мученик науки обнаружил плавленый сырок «Новость» в серебряной обертке, ждавший своего часа не первую неделю, и пакет проросшей картошки. С тяжким вздохом – голод не тетка, не дядька и не какой другой родственник – Аллен высыпал картошку в кастрюлю, залил водой и прямо так, не моя, грохнул на плиту. Сам он пошел в залитую майским солнцем очень чистую – Робертова работа, тот был большой ревнитель чистоты – комнату, где на стене висели шлемы и мечи, упал на ковер с раскрытой тетрадкой в руке и решил с горя написать какое-нибудь великое стихотворение.

После получасовых бесплодных мучений, во время которых Аллен в раздумье рисовал в тетради чаши с восходящим солнцем и непропорциональных человечков с мечами, похожих на символы плодородия, в замке скрипнул ключ. Это пришел с ночной смены Роберт, напевающий, нагруженный сумкой с хлебом и, как всегда, несущий с собою ощущение радостного покоя и порядка.

– Привет, братик. Я хлеба купил. Ты пишешь? А еда у нас есть? Я здорово голодный.

Конец фразы долетел уже с кухни, где Роберт, насвистывая, чем-то звенел – похоже, крышкой от картофельной кастрюли.

– Нет у нас в доме еды! – мрачно оповестил его Аллен, зачеркивая очередного уродца в тетради. – Я пригласил десять детективов с ищейками, но и они ее не обнаружили… И вообще день сегодня просто отвратительный.

– Да ладно, хороший день. А почему ж ты картошку не почистил? И еще вот сырок в холодильнике, отличную запеканку можно сделать. А ты – «нет еды», понимаешь ли…

– Ну да, сырок, – горестно отозвался младший брат. – Нужно его переименовать, он «Новостью» мог называться недели две назад, если не год…

Роберт уже чем-то вовсю звенел на кухне, не обращая на брюзжание брата никакого внимания. Похоже, он чистил сварившуюся картошку, под шум воды напевая какую-то белиберду:

Иоанн-Креститель взошел на гору,
А толпа за ним, приоткрывши рты…
Он сказал: «О, я бы пошел в ваш город,
Но он слишком маленький с высоты…
Хэй-хо, о, я бы пошел в ваш город,
Но только я с детства боюсь тесноты…»

– или темноты? – ладно, не важно —

«Хэй-хо, я с детства боюсь тесноты…»

Вот он Роберт, точнее, Роберт Рой. В прямом смысле слова они с Алленом братьями не были – скорее тем, что называется «кузены»: их матери приходились друг другу сводными сестрами. Роберта жизнь немало побила: его родители – оба сразу – погибли пять лет назад в какой-то катастрофе и Аллен точно не знал, в какой: об этом у них как-то не принято было спрашивать. Потому Роберту и пришлось бросить университет, теперь ставший alma mater для Аллена, и приниматься за работу – и мест работы за эти годы он сменил немало. Прошлым летом Роберту исполнилось двадцать пять, и был он рыцарь – причем не только по призванию сердца, но и по документам: два года назад сдал нормы на рыцарское звание (по специализациям «конный бой» и «владение мечом») и входил теперь в качестве младшего мастера в орден «Белое копье», а в личном листе его после имени стояло звание «сэр». Удовольствие от роскошной приписки в паспорте, правда, стоило некоторых денег – зарплата младшего медработника, для простого смертного вполне достаточная (даже для смертного, отягощенного безденежным младшим братом), по большей части уходила на орденские взносы, а также на тренировочный зал, верховую езду и все такое прочее… Плюс смутная перспектива, что в случае войны или стихийного бедствия военнообязанный, как всякий рыцарь, Роберт немедленно будет призван всех спасать. В качестве санитара – в соответствии с образованием или же инструктора гражданской обороны – это уже в соответствии с орденской спецификой. Но пока войн не случалось, из стихийных бедствий оставались только экзамены по социальной антропологии, и денег почти что хватало… А приятно все-таки, чума побери, иметь брата-рыцаря! В древние века такое сомнительное родство вряд ли помогло бы Аллену что-нибудь унаследовать, но и сейчас наследовать, кроме меча да антикварного холодильника, было особо нечего, а более близких родственников – тем более братьев – ни у одного из них не имелось. Зато имелась любовь, которая очень легко и просто укладывалась именно в слово «брат». И еще – история про то, как под большим деревом, в Алленов день рождения… Но об этом потом, если сложится.

Просто Роберт был лучше всех – по стойкому убеждению Аллена. Честный, благородный, отважный, сильный (хотя и принадлежал к тому типу людей, чья сила в глаза не бросается – ничего общего с горой мускулов с рекламного плаката). С ним было хорошо и спокойно, он всегда знал, что делать, чтобы все шло как надо – в походе, на работе, дома, на тренировке ордена. Хотя, на первый взгляд, Роберт казался настолько обыкновенным, что им можно было бы проиллюстрировать словарную статью «человек». Невысокий, но и не низкий, с русыми волосами, скорее светлыми, чем темными, не длинными и не короткими – по мочки ушей. Еще у Роберта были жесткие усы и светло-светло-серые глаза и чуть-чуть квадратные на концах пальцы с мозолями от меча. Пел он хорошо – не профессионально, а просто очень приятно, а вот в стихах не смыслил вообще ни-че-го. И сей отвратительный недостаток здорово мешал его любить. Вот, например, эта песня… Зачем бы человеку петь такую чушь? Затем, что у нее хорошаямелодия , Господи Боже мой…

1
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Дубинин Антон - Поход семерых Поход семерых
Мир литературы