ВЦ - 2 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 2

Туалет был свободен. Беда только в нём образовалась. Кто-то неудачно в унитаз сходил и это дело замёрзло, потом ещё один, потом … Сейчас унитаз был полон газет и всяких других разных вещей, а ведь ещё сутки ехать. Что-то тётка в ватных штанах серых, что играла роль проводницы в их вагоне, с этой ролью плохо справлялась. Чая ждали больше часа, титан пустой, и вот удобство не удобное.

За фанерной стеной туалета, с той стороны, где тамбур, мужской голос что-то неразборчиво сипел, а женский плакал. Их дело. Вовка сунул руки под ледяную струю, хорошо хоть вода не перемёрзла, и вышел из туалета в вагон. Решил проводнице рассказать про унитаз и постучал в её коморку. Ни ответа, ни привета. В просвете вагона тоже никто не маячил. Так, может, плакала проводницы в тамбуре? Выглянул.

Твою же мать! Что не везёт-то так.

В тамбуре происходило следующее. Мужчина среднего роста в сером пальто, явно не дешёвом, держал нож у горла проводницы одной рукой и пытался расстегнуть пуговицы на её ватных «левисах» другой. «Страусы» надеты были явно в обтяжку, и у обладателя пальто дело на лад не шло, тем более что хозяйка ватных штанов ими явно дорожила и снять с себя не позволяла, чуть вертясь и отстраняясь и от ножа, и от ручки загребущей. Процедура, по всей видимости, уже какое-то время тянулась, так как проводница почти зажалась в угол тамбура, а гражданин распалился, сипел и слюной брызгал, ничего вокруг не замечая. Вовку, открывшего дверь у него за спиной, тоже.

— Кхм.

Гражданин обернулся. Нож от горла не убрал и руку вторую продолжал греть за поясом ватных «вранглеров».

— Товарищ, я тоже бы хотел поучаствовать.

— Становись в очередь.

— В очередь? Ну, не знаю, а вдруг у вас чего венерическое, нос вот ваш мне не нравится.

— Нос?

— Ну, да провалился он у вас, уважаемый.

— Да, врёшь ты всё, молокосос, всё у меня с носом в порядке.

— А теперь?

Не было этого диалога. Вовка ровно секунду раздумывал, если сейчас ударить товарища в пальто, то он может и воткнуть остриё финки в горло проводницы. Отвлечь надо.

— Смотри, Гитлер! — Фомин вытянул левую руку, показывая на швабру, застывшую в углу тамбура, в противоположном от места действия.

— Где? — голова повернулась, и рука с ножом чуть опустилась.

— На бороде! — Вовка прямым джебом правой нос антифашисту сломал.

Звякнула финка, падая на железо у двери, и звякнула голова насильника от второго удара. На этот раз свинг левой. Ударилась о стекло двери на сцепку вагонов и разбила его. Товарищ в красивом сером пальто, даже не хрюкнув, как описывают в бульварных романах, стал сползать по стеночке. В глубоком нокауте пребывал. Растянулся, из носика провалившегося стала лужица натекать. Фомин его на живот перевернул, а то ещё захлебнётся кровью и концы отдаст, отвечай потом за него. Ехать вместо Москвы на Колыму (речка такая) Фёдору не хотелось, да и Вовке не очень.

— А — а — а! — заголосила проводница.

Вовка отпрыгнул.

— Что?

— А — а — а!

— Ясно. Товарищ проводник, а в поезде есть милиция?

Лязгнули зубы, и песня оборвалась на самом верху крещендо.

— Ладно, зайдём с другой стороны. Зовите Начальника поезда. Быстро!

Женщина оправила задранную фирменную тужурку, перестав хвастать белым пузом, и мотнула головой туда-сюда.

— Начальник поезда! — наполнил Вовка.

— Спасиба, малодой человек, — проводница ещё раз оправила на себе одежду и протиснулась мимо Вовки в вагон.

Фомин потрогал пульс на шее антифашиста. Нормальный. Чуть наполнение страдает, но это уже к врачам. Встал, прошёлся от одного выхода к другому. Ночь за окном. Темень. Вечером метель была, и сейчас продолжается, наверное, вон завывает, пробиваясь даже через тух-ту-дух. Ещё раз прошёл, не велика дорога. Три шага в одну сторону, три в другую.

Замерзать Вовка начал, он-то в отличие от специалиста по ватным штанам не в пальто драповом, в свитере дранном. Да, хоть даже и в целом. И в валенках на босу ногу, а этот любитель сладкого в меховых унтах. Вообще, не плохо упакован индивид. Фёдор Челенков всю жизнь был законопослушным человеком. Даже в машине пристёгивался всегда. И светофор переходил, почти… А тут вдруг нагнулся и проверил карманы пальто. Ничего, а нет во втором хорошие кожаные тонкие перчатки. В такой мороз, вещь ненужная. А раз ненужная, то и не надо. Антифашисту. Вовка сунул их за голенище валенка. После пальто дело пошло быстрее. В карманах брюк оказалась приличная пачка денег. Рублей пятьсот. Вон даже сторублёвые розовые бумажки есть. Дела. Зачем ему в тюрьме? Сколько там за изнасилование дают, да с оружием? Семь лет?! Нет. Точно не пригодятся. Тоже за голенище валенка последовали.

Ух, ты! Мать моя женщина! А это чего? Это же золотые часы «Победа» у будущего сидельца на руке. Отберут менты или зеки. Да, сто процентов, менты. Динамовцы. Ох, не хотелось мародёрствовать. Ох, заставили. Вот чего он к женщине с ножом лез именно в это время? Нужны ведь часы, а то опоздает на тренировку или на игру. С кем там «Динамо» будет играть? Какие самые важные матчи? Там ведь, то ли в прошлом году, то ли в этом чехи заявятся со странным названием. Вот, опоздает на игру с чехами. Международный скандал. Аполлонов его убьёт. Придётся взять, на ту стипендию, что ему генерал-полковник пообещал, золотые часы не купишь. Это ведь рублей сто. В валенок их.

Всё, главное — вовремя остановиться.

Вовремя, оказывается, Начальник поезда через вагон от их. Потом узнал, при составлении протокола.

— Что тут происходит? Ты его вырубил? — Твою ж дивизию, мужик был не меньше ростом, чем старший Фомин, да и в плечах, если и уступал, то самую малость. В тамбуре сразу стало тесно.

— Я.

— Кто такой? — Товарищ навис, над высоким Вовкой.

«А ударим-ка из главного калибра», — решил Фомин.

— Владимир Фомин, мы с генерал-полковником Аполлоновым вместе в Москву едем. Хоккеист. Динамовец, — всё, ведь, правда.

— С Аркадием Николаевичем? Динамовец? Замечательно?! — прояснилась физиономия у гренадёра.

— Надо милицию вызвать …

— Разберёмся. Вот что, товарищ хоккеист, помогите мне этого товарища связать, — в руке бугая появилась верёвка.

Конечно. Наручники даже у милиционеров ещё очень редкая вещь. Агрегат сложный в изготовлении и часто ломающийся. Замочек там очень ненадёжный. Ну, и начальник поезда ни разу не милиционер. А потому, понятно, верёвочка.

Вовка завёл обе руки, начинающего ворочаться, насильника, и помог власти связать упыря.

— Я на следующей станции сдам его. А сейчас поднимай его, и пойдём ко мне в купе.

— Товарищ начальник, — пискнула проводница, — станция через пять минут.

— Да? Ладно. Здесь подождём. Что там, Казань?

— Да, Казань. Сорок пять минут стоим.

— Хорошо, успеют протокол составить. А ты, парень, чего здесь ночью делал?

— Кхм, — не хотелось подставлять обладательницу ватных штанов. Но ведь должна быть стопроцентная отмазка. Не курит ведь, не соврёшь, что выходил подымить. Врать, вообще лучше пореже, — Проводницу искал, вышел в туалет, а там засор.

— Татьяна! Опять! — туша вылетела из тамбура, похлопала дверьми и вернулась (даже соскучиться никто не успел) с красной мордой лица, — Живо пробить. Ох, скажу я твоему отцу, что у тебя в вагоне вечно засоры. Хотя, нет, Николай Михайлович такого не заслужил. Иди, убирайся, пять минут у тебя есть. Татьяна, Татьяна …

Ушли ватные штаны. Может и не насильник? Просто руки хотел погреть?

— Товарищ Начальник поезда, а можно я оденусь, а то простыну.

— Одна нога …

Тугудым, тугудым.

Глава вторая

Люблю я макароны,

Любовью к ним пылаю неземною.

Люблю я макароны —

И что хотите делайте со мною!