Возвышение Королевы (ЛП) - Кент Рина - Страница 26

Это единственная поза, которую он когда-либо использовал, чтобы брать меня.

Наши головы покоятся на одной подушке. Мой нос почти касается его, и мои соски касаются тонких волосков на его груди с каждым мучительным вдохом из моих легких.

Мгновение мы молча смотрим друг на друга, но мое сердцебиение стучит громче, быстрее ударяясь о грудную клетку. Это почти так же, как если бы оно хотело уйти и пойти к нему — мужчине, чье безраздельное внимание сосредоточено на мне.

Его член прижимается к низу моего живота — твердый, огромный и такой готовый. Он хватает меня за бедро и притягивает к своему паху.

— Чего ты хочешь, Аврора?

Возбуждение, с которым он произносит мое имя, крадет у меня стон.

— Буду ли я наказана за это? — шепчу я.

— Мы оба знаем, что порка это не наказание для тебя. Тебе это доставляет удовольствие.

— Тогда почему ты наказывал меня этим?

— Потому что ты заключила сделку.

— Я не хочу, чтобы это было в наказание. — мои слова такие низкие и... уязвимые.

— Тогда как ты этого хочешь?

— Делай это, потому что ты тоже этого хочешь.

— Что делать?

Я касаюсь своими губами его губ, затем шепчу им:

— Трахай меня, пока я смотрю на тебя.

Иногда одно мгновение длится слишком долго.

Но в других случаях достаточно одного мгновения для перемен.

Джонатан подкидывает меня под себя, и мои ноги раздвигаются сами по себе. Затем он хватает меня за горло и глубоко входит.

Я с силой отталкиваюсь от кровати, глаза закатываются. Не имеет значения, насколько я мокрая или готова. Джонатан большой, и когда он внутри меня, мне всегда больно.

В его плечах столько силы и сдерживаемой энергии. Как будто он ждал этого момента так же долго, как и я.

Мои ноги обхватывают его тонкую талию, руки хватают его за запястья для равновесия.

Я пытаюсь встретить его толчки, поднимаясь вверх, пока он опускается, но это невозможно. В его движениях чувствуется животная потребность, течение, буря, которую невозможно остановить или предотвратить.

Я оказалась на пути его стихийного бедствия, в том, как он заставляет меня ощущать себя целостной, даже не пытаясь. Ему нужно только быть самим собой со своим контролирующим, непримиримым и странно защищающим «я».

Только быть им.

Джонатан замедляется, выходя почти полностью, прежде чем врезаться обратно. Белые точки образуются на краю моего поля зрения, когда блестящая испарина покрывает кожу.

— Ты моя, Аврора?

— Мммм, д-да... да!

Я справляюсь с крошечным воздушным пространством, которое он мне предоставляет.

— Теперь, кричи. — он шлепает меня по заднице, рука крепче сжимает мое горло.

Громкий стон наполняет воздух, когда я разваливаюсь на куски вокруг него, волны разбрасывают их все дальше друг от друга.

Это одновременно пугает и утешает.

С одной стороны, я знаю, что Джонатан не помешает мне собрать эти осколки. Если что, он поможет собрать их снова вместе. С другой стороны, я признаю, что не хочу, чтобы кто-то, кроме него, когда-либо снова прикасался к моим произведениям.

Не то чтобы я позволяла кому-то в прошлом.

Джонатан рычит, изливаясь в меня, его семя согревает мои стенки. На этот раз он не ругается, потому что кончил в меня или не воспользовался презервативом.

На этот раз он целует меня в нос.

— Хорошая девочка.

Глава 16

Джонатан

Во время следующего семейного ужина Эйден и Леви действительно готовят, и также вкладывают в это все силы, попутно портя кухню Марго.

Они даже не позволяют своим женам помогать им. Когда мы все сидим за ужином, мой сын и племянник смотрят друг на друга через стол с той чертой соперничества, которая всегда существовала в доме Кингов.

Мы с Джеймсом привыкли соревноваться во всем, когда были моложе. Потом, когда мы выросли, он стал скучным и начал проигрывать. Вот почему я нашел свое конкурентное преимущество в Итане — чье горло я перережу, если он когда-нибудь снова появится здесь.

Тот факт, что он увидел Аврору в ночнушке, его первый и последний удар. Никто не должен смотреть на нее в таком виде. На самом деле, даже если бы она носила традиционную религиозную одежду, такую как Черный пояс, мне все равно не понравилось бы, если бы кто-нибудь взглянул на нее.

Она сидит слева от меня. Леви уступил свое место только после драматического нытья о том, как его всегда вытесняют, и еще какой-то ерунды.

Я внимательно изучаю ее, пока она откусывает кусочек говядины. Дело не в том, как ее губы обхватывают вилку — хотя это само по себе достойно внимания.

С тех пор как мы вернулись из дома Эйдена неделю назад, я не могу перестать наблюдать за ней. Не то чтобы я когда-либо был способен на это. Но сейчас все по-другому. Тот факт, что она могла — и хотела бы — соскользнуть в черную дыру, это возможность, которая может стать реальностью.

Я мог бы обвинить в том, как она перепутала факты, недостаток сна или нападение в Лидсе. В конце концов, в течение этих двух дней она испытывала сильный стресс. Однако что меня беспокоит, так это то, как она истерически настаивала на том, что все действительно произошло.

Вот как началось уничтожение Алисии. Она сказала, что кто-то следил за ней, а затем этот «призрак», как она его называла, отправлял ей голосовые сообщения и что-то шептал ей. Однако всякий раз, когда я просил ее показать мне, она не могла их найти.

Доктор говорил, что это были галлюцинации из-за стресса. Она стала невротичной, и постепенно ее психическое здоровье ухудшилось. Она спрятала таблетки, и это только ухудшало ее состояние.

В отличие от Авроры, Алисия не настаивала на том, что она не сумасшедшая. Она не кричала на меня, не била или что-то в этом роде. Она просто... отстранилась. Со временем она совсем перестала разговаривать и погрузилась в свой внутренний мир, куда на самом деле никогда никого не впускала — за исключением, возможно, иногда Эйдена.

Мой сын думает, что я мог бы обеспечить ее эмоционально, но он не знает, что она никогда не позволяла мне сблизиться. То, что она впустила его, еще не означало, что она впустила меня. Он думает, что она плакала из-за моего пренебрежения, но она плакала всякий раз, когда я пытался с ней поговорить. Она плакала, когда я просил ее принять таблетки. Она плакала, когда вернулась из Лидс, и писала в своих разбросанных дневниках, что уже скучает по Клариссе. Что она хотела похитить свою младшую сестру и отвезти ее и Эйдена туда, где их никто не сможет найти.

Она говорила, что они втроем были бы счастливы без «призрака».

Затем она сожгла эти дневники без всякой видимой причины, будто не хотела, чтобы их кто-нибудь читал.

Она стала параноиком до такой степени, что иногда отказывалась есть целыми днями, потому что «призрак» мог что-то подсыпать ей в еду.

Ни разу за всю нашу супружескую жизнь Алисия не подошла ко мне и даже не попыталась заговорить со мной. Забудьте о физическом аспекте. Из-за ее психического состояния и лекарств она стала асексуальной и ушла от меня. Она велела мне заводить любовниц, но я никогда этого не делал, потому что это означало неуважение к матери моего сына.

Единственные женщины, к которым я прикасался, были долгое время после ее смерти.

Единственным, на кого Алисия опиралась, был Эйден. В некотором смысле он был ее якорем, и когда он пропал из-за Эбигейл, ее душевное состояние вышло из-под контроля, а затем... она умерла.

Вот так вот просто.

Мог ли я сделать лучше? Возможно. Но между мной и Алисией была стена; иногда я думал, что она не та женщина, которую я впервые увидел на кладбище, а другим она казалась такой же, сломленной и потерянной.

У меня много сожалений, когда дело доходит до Алисии, и, черт, я ни за что не повторю их с Авророй. Не имеет значения, что она подает признаки.

На этот раз я не уйду, даже если она меня оттолкнет.

— И? — Леви наклоняется вперед, будто собирается перепрыгнуть через стол.