Тайна оранжевого саквояжа - Дубчак Анна Васильевна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/29
• Следующая

Мальчики понимающе переглянулись. Они понимали, что перед тем как предстать во всем своем блеске, Машке понадобится как минимум полчаса.

— Я взял воду и для того, чтобы умыться, — вдруг вспомнил Пузырек. — Зря я, что ли, специально отмывал пластиковые бутылки? Давай польем друг другу на руки, умоемся, проснемся окончательно. А то у меня глаза не открываются полностью.

Они так и сделали. После чего расселись вокруг клеенки на свернутых пледах, соорудив из них нечто вроде мягких сидений, и стали поджидать Машу. Но она все не возвращалась. Больше того, из глубины леса не доносилось ни звука, словно Машка им померещилась и никуда на самом деле и не уходила. Будто она до сих пор спит в машине.

— Значит, так, — встревожился Сергей. — Я пойду в лес, а ты сиди здесь и жди. Возьми у нее из рюкзака «Антидог», а я пойду с монтировкой. Если что — жми на сигнал и ничего не бойся.

И Пузырек, ни живой ни мертвый от страха забился в машину, заперся и схватился за руль.

Сергей, раздвигая руками ветки, стал продираться к светлому пятну, маячившему за густыми зарослями орешника и дикой малины. И вышел на поляну. Покрытая ровной ярко-зеленой травой, она заканчивалась обрывом. С бьющимся тревожно сердцем Горностаев бросился вперед и чуть не сорвался вниз, на ровную песчаную площадку, покрытую в редких местах островками с травой, за которой блестело, как блюдце с синим чаем, ровное круглое озеро. И в нем, в утреннем, пронизанном первыми солнечными лучами блеске он увидел тоненькую, словно сотканную из прозрачных капель воды, фигурку. Это была Машка, плескающаяся в воде как молодой бесстрашный зверек.

Сергей только сейчас увидел надетую на камень «колонизаторскую» панаму Машки. Словно ее нахлобучили на голову пытавшегося вылезти из песка упыря или водяного. Рядом лежала аккуратно свернутая одежда.

— Убить тебя мало! — крикнул он самое нежное, на что только был способен в своем разъяренном состоянии.

— Горностаев, а ты не забыл плавки? — вдруг услышал он такие родные ему язвительные нотки в ее голосе, что лишь усмехнулся и принялся расстегивать джинсы. Минута — и он тоже бросился с диким криком в сверкающую, полную хрустальных ледяных брызг воду…

К обеду погода испортилась, начался дождь, и чем ближе они были к желаемой цели, тем темнее становилось небо. Дождь перешел в злой, хлесткий ливень, заливавший ветровое стекло и мешавший скорости, которую пришлось, конечно же, сбавить. На пути им встретились две аварии, и Маша, завернувшись в плед и глядя на проплывающие мимо искореженные машины, готова была повернуть обратно.

— И кто только придумал эти машины, катались бы на лошадях… Они такие добрые, сахар любят… — Ясно было, что она захандрила.

Никитка же, напротив, как мог приободрял Сергея и до самого Саратова благополучно играл роль послушного и проворного «сыночка», бегающего к окошечку заправочной станции, чтобы заплатить за бензин и даже сам засовывал шланг в бензобак. Эти минуты, не считая, конечно, встречающихся постов ГАИ, были самыми волнительными. И Маша, когда такой вот пост оставался далеко позади, поворачивалась к ним и, показывая язык, возмущалась подобным положением дел:

— Нет, вы видели? Дети за рулем, а им хоть бы хны! Работнички золотые. Не могут парня от мужчины отличить. А если бы нас родители разыскивали? Переживали? И за что им только деньги платят?

— Я бы на твоем месте, — отвечал ей Сергей, — не каркал. Еще накличешь какого-нибудь чересчур внимательного «гаишника». Что тогда будем делать?

— Сушить сухари, — отвечал за нее Пузырек, с наслаждением глотая оранжевую пузырящуюся фанту.

За все время пути была съедена вся колбаса, сыр и хлеб. О том, чтобы поесть чего-нибудь горячего, не могло быть и речи: в такую погоду не то что «Шмель» не разожжешь, из машины-то выходить не хочется.

В пять часов, когда на улице было темно, как в десять часов вечера, впереди показались огромные белые буквы «САРАТОВ», и Маша захлопала в ладоши.

— Приехали! Приехали! Как здорово! Сережка, какой же ты классный парень! — И вдруг стала быстро-быстро молиться, шепча про себя что-то непонятное. — Аминь…

И они снова благополучно миновали на въезде в город очередной пост ГАИ.

— Это мой ангел-хранитель, — пояснила Маша, когда машина заскользила по мокрой дороге в глубь неизвестного, утопающего в дожде и сумерках города. — Я время от времени обращаюсь к нему, и он помогает мне. Он только мой, понятно?

— Да у нас свои ангелы-хранители есть, — хмыкнул Пузырек, — думаешь, они слабее твоего будут? Хотя непонятно, зачем они вообще существуют, если есть мы сами?

— Глупый ты, Никитка, — ласково проговорила Маша, зябко кутаясь в плед. — Человек слаб, ему обязательно какая-нибудь религия нужна или свой ангел. Это у зверей есть толстая шкура, клыки или чешуя. А мы, люди, рождаемся голые, беззащитные. Все преимущество перед другими тварями, что есть у человека, это — разум, мозг…

— Это смотря у какого человека, — пожал плечами Никита. — Есть такие люди вроде того типа, который увез нашу Ларису. Их надо бояться пуще зверей. Вроде и мозг есть, а совести — никакой.

Знаете, что я вам скажу? — вдруг подал голос Сергей, который в это время свернул с основной дороги на тихую узкую улочку и остановил машину, въехав чуть ли не на тротуар. — Я смертельно устал, зверски хочу есть и спать. Что будем делать? Разбивать палатку прямо в городе или как?

— Все очень просто. Мы можем перекусить где-нибудь в кафе, а спать будем в машине, но только перед этим накроем ее тентом. Чтобы никто нас там внутри не увидел, и чтобы трое детей в одной машине не привлекли к себе внимание прохожих.

Разумеется, эта идея могла принадлежать только Маше.

Все трое вышли из машины (Маша раскрыла над головой зонт, Никита нахлобучил на себя прозрачный, слегка великоватый ему, дождевик, а Сергей ограничился лишь джинсовой бейсболкой) и направились к похожему на аквариум прозрачному, освещенному изнутри строению с вывеской «Волна». Это было полупустое кафе со столиками, покрытыми голубыми льняными скатертями, и белыми металлическими стульями.

— Заказывать буду я, поскольку отвечаю за еду, а вы должны будете все съесть, — важно заявила Маша и, ознакомившись с меню, заказала борщ, пельмени, оладьи с яблочным повидлом и чай с лимоном.

— Ты забыла пепси, — шепнул ей Пузырек и сглотнул. — Умираю, как хочу пить…

…Сытые и разомлевшие, они вышли из кафе и медленно побрели под дождем назад, к машине.

Сергей достал ключи, открыл свою дверцу и хотел было уже открыть дверь и Маше с Никитой, как вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он медленно повернул голову, и волосы на его голове зашевелились: из темной глубины салона на него смотрели огромные горящие глаза… «Человечьи глаза…» И рядом с ними оранжевая горящая точка — кончик зажженной сигареты.

— Ты кто? — чуть дрогнувшим голосом спросил ошарашенный Сергей, стараясь опередить Машу, которая не должна увидеть это привидение.

— Ты поставил свою машину на мой дом, — донеслось до него глухим, словно доносящимся из преисподней, голосом.

— Серый, какого черта?! Чего ты не открываешь? Все-таки дождь… — Это уже звенел недовольный Машкин голос.

— Сейчас, заело… — подняв голову, сказал Сергей и снова нырнул в машину. — Я тебя не вижу. Извини, если мы поставили машину на твой дом. Но что-то никакого дома я не заметил.

Внезапно вспыхнул огонь — это привидение щелкнуло зажигалкой. И перед Сергеем возникло тонкое бледное лицо, обрамленное красными кольцами кудрей. Взгляд немигающих глаз уставился Горностаеву прямо в самое нутро и словно прожигал его насквозь.

— Открой дверь девочке, а то вымокнет совсем… Вернее, я сам сейчас открою… — И привидение, нашарив в темноте, открыло по очереди две двери — Маше и Пузырьку.

— Ма-а-ма-а! — раздался, как и следовало ожидать, истошный Никиткин вопль.

• Предыдущая
• 9/29
• Следующая