Тайна оранжевого саквояжа - Дубчак Анна Васильевна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/29
• Следующая

— У меня повсюду друзья, и вы скоро убедитесь в этом… — загадочно улыбнулся Соломон. =— Ну что, двигай, Серега, в конец этой улицы, затем свернешь налево и буквально через пятьдесят метров будет стоянка. Там работает мой друг — Цент.

— Цент? — удивился Пузырек. — Это у него что, кличка такая?

— Кличка.

— Что же он, на Доллар не тянет? — рассмеялась Маша.

— Он хороший парень, но вот пристала к нему эта кличка, и все тут.

Машина тронулась, выехала на проезжую часть и медленно покатила по маршруту, подсказанному Соломоном.

— Въезжай, устраивай свое авто в самое удобное для тебя место, и ничего не бойся, — посоветовал Горностаеву Соломон, когда перед ними возникли ворота автостоянки. — А я сейчас выйду и все устрою.

— А сколько это будет стоить?

— Ты имеешь дело с Соломоном, а у меня для друзей всегда найдется доллар-другой, — усмехнулся он. — Вы не смотрите, что я ТАКОЙ… У меня все есть.

«Кроме родных и близких, — подумала Маша, и сердце ее сжалось, когда она представила себе, какую жизнь вынужден вести по вине бросивших его родителей этот симпатичный мальчишка. — А какие у него чудесные кудри! Вот если бы его мать увидела его, ей бы сразу стало стыдно…»

Хотя, продолжала она рассуждать, никто пока не знает, отчего судьба маленького Соломона сложилась именно так, а не иначе.

Ее мысли были прерваны вопросом, который она прочла в глазах Сергея.

— Машка, ты что, снова уснула? Я же тебя спрашиваю…

Они в машине были втроем и могли все спокойно обсудить, пользуясь отсутствием Соломона.

— Повторите, пожалуйста, свой вопрос, — жеманно произнесла она и поправила упавшие на лоб волосы.

— Вот оставим мы сейчас машину, а дальше-то что? Должны ли мы довериться этому бомжу? Он мне, конечно, симпатичен… он кажется добрым, но мы же его совсем не знаем. Вот представь себе, что он него друзья — Доллары и Центы — это банда, которая угоняет машины. Мы оставляем свою машину, набитую продуктами, на стоянке. На весьма сомнительных условиях, кстати. Затем нас озаряет, что мы обмануты, возвращаемся сюда, а машина — тю-тю! Как тебе такая перспектива?

— Все очень просто, — серьезно ответила Маша. — С Соломоном надо разговаривать открытым текстом.

— То есть, называя вещи своими именами… — Пузырек продолжил за нее эту фразу, которую они неоднократно слышали от своих родителей. Особенно часто ее произносила мама, которая во всем любила четкость и ясность и терпеть не могла «растекаться словом по древу». — Еще Черчилль говорил, что, идя к своей цели, нужно действовать даже грубо…

Правильно, — поддержала его сестра. — Я сама скажу ему о наших сомнениях. Он же не дурак — должен все понять.

Соломон, вернувшись, поднял большой палец правой руки вверх, что могло означать только одно: все в полном порядке.

И тут Маша, совершенно свободно владея ситуацией и возомнив себя, возможно, самим Уинстоном Черчиллем, выдала ему на-гора все то, что они только что обсуждали в его отсутствие.

— Что ж, мне нравится, что вы такие простые и прямые ребята. Во всяком случае, мне будет легко с вами общаться, — отозвался Соломон. — И вы правильно делаете, что ведете себя таким вот образом. Всегда нужно обо всем договариваться конкретно и требовать гарантий. Но вот со мной никаких гарантий быть не может. Вы или верите мне на словах, что я не угонщик, или же спокойно возвращаетесь на соседнюю улицу, укладываетесь спать, а я сам лично укрою вашу машину тентом. Никаких проблем. Я не в обиде. Я все понимаю.

Маша молчала и не знала, что говорить. Она, конечно же, ждала от их нового знакомого каких-то уверений и обещаний, и когда они не прозвучали, даже немного растерялась.

— Тогда мы рискнем, вот только надо бы взять что-нибудь из провизии или одеял… — сказал Сергей. Он, очевидно, как и Маша, полагал, что Соломон собирается отвести их куда-нибудь в свою канализационную нору.

— Туда, куда я собираюсь вас отвести, вам ничего не потребуется. Это, правда, не моя хата, но я чувствую себя в ней как дома. Да не бойтесь вы, там вас не съедят. Больше того, у меня появились идеи относительно вашей артистки. Но об этом поговорим позже. Уже ночь, пора спать. Сергей устал, он же несколько десятков часов за рулем. У меня хоть и нет машины, но я уверен, что чуть живой… Ну так что, идем? С Центом я обо всем договорился. Он — мой должник, а потому будет с вашей машины пылинки сдувать…

— Сейчас дождь, — напомнила Маша, — пусть он лучше проследит, чтобы машина все время, пока нас не будет, под тентом находилась.

Они вышли из машины налегке, боясь показаться невежливыми, лишь с зонтиками и, не понимая, как же могло такое случиться, что они, бросив все, поверили первому встречному бродяге, покорно последовали за Соломоном.

«Где ты, мой ангел-хранитель?» — с тоской и отчаянием подумала Маша, когда рядом с ними, уже возле ворот остановилась красная иномарка, и Соломон, представивший им сидевшего за рулем верзилу («Знакомьтесь: это Цент»), как ни в чем не бывало сказал, что сейчас их отвезут «куда надо».

Маша встретилась взглядом с Сергеем. Они оба тогда подумали об одном и том же. И только Пузырек, не до конца понимавший, что происходит, с удовольствием распахивал дверцу красивой машины. «Это „Пежо“, я знаю», — произнес он с восхищением, усаживаясь на белые мягкие, пушистые сиденья.

На роскошном французском автомобиле Цент довез компанию до высокого бетонного забора, находящегося довольно далеко от центра города. Сергей понял это по времени, в течение которого они колесили по раскисшему мрачному городу. Они сидели с Машей, прижавшись друг к другу, на заднем сиденье, и, когда свет от уличного фонаря освещал ее лицо, Горностаев читал немой вопрос, застывший в широко распахнутых испуганных глазах: «Куда нас везут?» Но что он мог ответить, когда и сам ничего не знал.

Пузырек уснул. Ему было хорошо в своих снах — во всяком случае, на его-то лице читались лишь беззаботность и покой.

«Вот у кого железные нервы», — подумал Сергей, всматриваясь в черноту городского пейзажа.

Бетонный забор почему-то вызвал у него ассоциации с рабством. Он слышал, что в России, оказывается, началась эпоха рабства. Живой товар стоил почти столько же, сколько и наркотики, и те, кто занимался похищением людей, имели приличные деньги. И хотя Соломон не походил на работорговца, он вполне мог работать на настоящих работорговцев, прячущих свой живой товар вот за такими высокими бетонными заборами.

Соломон поблагодарил Цента, что-то сказал ему на ухо, после чего дождался, когда из машины выйдут Сергей с Машей, которым с трудом удалось разбудить Пузырька.

— Здесь лаз в стене, вон за тем кустом. Надо бы пригнуться… — сказал потенциальный работорговец, уводя за собой будущих рабов в какую-то черную дыру — пролом в бетонной стене.

— Смотри, здесь еще один забор, но только уже металлический… — шепнула Маша Сереже, крепко держась за его руку и дрожа всем телом.

Никита, едва волочивший ноги, чуть не упал, зацепившись за корягу.

— А здесь уже калитка. Проходите спокойно. Собак нет.

Едва ребята проникли через калитку на территорию какого-то не то сада, не то небольшого леса, как среди деревьев в голубоватом свете единственного фонаря они увидели двухэтажный светлый дом с темными окнами.

«Какой знакомый запах», — подумала Маша.

Между тем Соломон достал откуда-то из недр своих одеяний большой ключ и открыл небольшую, явно не парадную, дверь. И снова теплый и родной запах коснулся Машиных ноздрей, вызвав какие-то смешные пожелтевшие картинки из детства: оранжевый кафельный пол с рядами детских горшков, разноцветные большие кубы, тяжелые грузовички, резиновые мячи и ведра со щами или гороховым супом…

— Вот и все. Мы пришли.

Вспыхнул свет, и они оказались в большой просторной комнате.

— Да это же детский сад! — воскликнул Никитка и оглянулся. — Класс!

• Предыдущая
• 11/29
• Следующая