Черное пламя Раграна (СИ) - Индиви Марина - Страница 20

Бутылка перекочевала на столик, и держаться стало не за что.

— Хорошего вечера, риамер Вайдхэн.

Он кивнул. И отвернулся: ни генеральный менеджер ресторана Грин Лодж, ни тоньяс его не волновали. Единственная причина, по которой он здесь оказался, еще не вышла на сцену.

За его спиной помялись, потом с неслышным шорохом закрылась дверь.

— Оставьте меня, — произнес он, не оборачиваясь.

Дверь снова открылась и закрылась. Сопровождение, а если быть точным, вальцгарды в штатском, теперь были положены ему по статусу. Хотя по большому счету, защищать нужно было от него: сила черного пламени, подаренного ему в пустошах Ферверна в ту ночь, с каждым днем все больше набирала обороты. Он даже чувствовал ее иначе, как нечто необузданное, разрастающееся, грозящее заполнить его целиком и обратить в опаснейшего зверя этого мира.

Глубоководный Фервернский. Этот вид драконов, обладающих мощнейшим черным пламенем, по праву считался самым неизученным. Они не выходили ни к людям, ни к иртханам. Сила ментальной магии, способность отдавать приказы любому дракону с любым даже самым мощным пламенем, которой иртханы были наделены, на них не действовала. В то время как обычные драконы жили двести-триста лет, срок жизни глубоководных фервернских был неизвестен. По предположениям ученых-иртханов и людей-драконологов, пытающихся в последние годы сравнить силу пламени и естественную продолжительность жизни, глубоководные фервернские могли жить до пятиста, а то и больше.

Как это пламя скажется на нем, оставалось только догадываться. Он стал первым, кому они, а точнее он — их лидер — в ту ночь добровольно отдал свою кровь и пламя. То, которое спасло его жизнь. Ускорило регенерацию до невероятных масштабов (с таким раньше не имел дела ни один даже самый сильный иртхан) и заставило помолодеть лет на десять минимум. По крайней мере, когда он смотрел на свое отражение, он видел себя таким, каким был задолго до всего этого.

Чем это обернется в дальнейшем, оставалось только догадываться, потому что сила в нем набирала мощь с каждым днем. Временами бурлящее в крови черное пламя раскрывалось настолько, что даже в человеческой форме зрение становилось сферическим, а ментальная мощь позволяла улавливать все оттенки эмоций в каждом уголке Ровермарка.

Ее эмоции он тоже почувствовал. Впервые — когда она пришла к Лизе на собеседование, и эти эмоции стали странным связующим звеном между ним и молодой женщиной, которая сидела в кабинете, закинув ногу на ногу. Хрупкая, невысокая, светловолосая. До одури напоминающая ее. Особенно этим своим снисходительным выражением лица.

Можно было не ходить в тот день в кабинет к Лизе.

Или нельзя?

Действие черного пламени всегда ощущалось по-разному, но именно в тот день отозвалось нестерпимым, обжигающим зовом. Он мало кому доверял в этой жизни, но он доверял себе и пламени, которое текло по его венам. Именно поэтому спустился к Лизе. Именно поэтому споткнулся об этот взгляд — взгляд небесно-голубых глаз, от которого огонь в крови не просто раскрылся, он полыхнул с такой силой, что пришлось закрываться. Надежно запирать его внутри, чтобы все в радиусе пары сотен метров просто не попадали в обморок, а она…

Она смотрела на него свысока.

Вздернув подбородок, в точности как та женщина, о которой он поклялся себе больше никогда не вспоминать.

— Она у нас работать не будет, — это были его первые слова, когда Лиза вошла к нему в кабинет после собеседования с Авророй Этроу.

— Я не понимаю…

— Тебе необязательно это понимать. Просто прими как факт.

Самому принять этот факт оказалось гораздо сложнее, чем Лизе. Тот факт, что дотронуться до ее подбородка, с силой надавить пальцами, заставляя опустить взгляд, признавая его власть — не получится. Не получится почувствовать под пальцами ее нежную кожу, тонкую: на виске просвечивала нитка сосуда, бешено забившаяся пульсом в его присутствии.

Тем не менее он почти выкинул ее из головы, а на следующий день она пришла к нему сама. Просто стащила пропуск Лизы и ворвалась на его этаж — как она думала. Он почувствовал ее сразу, как только Аврора вошла в Ровермарк, и это было гораздо острее, чем когда-либо. Как на панели вспыхивает сигнальная лампочка, точно так же полыхнуло внутри знакомым манящим ароматом ее эмоций. Волнение, отчаяние, решимость — и все это вплеталось в ленту хрупкой невидимой беззащитности. Система безопасности засекла ее практически сразу, но он приказал ее пропустить. Даже с закрытыми глазами и лишившись всех средств связи мог отследить, как она приближается. Откуда. С какой стороны. Как быстро.

Как сейчас.

Его ВИП-ложа располагалась по центру, на возвышении, именно поэтому отсюда было отлично видно, как Аврора выпорхнула на сцену. Не одна.

Он бросил взгляд на дисплей, закрепленный на столике: в программе значилась балетная миниатюра «Пламя и лед». Пламенем был мужчина, в огненно-черном костюме, а ледяной скульптурой — она. Застывшая хрупким изваянием на сцене, со вскинутыми вверх сплетенными руками. Вся в белом. 

Дорогие девочки!

Завтра я праздную День Рождения, поэтому каким Бен увидет танец Авроры, мы узнаем уже в понедельник ;)

От всего сердца желаю вам чудесных и теплых выходных!

С любовью,

ваша Марина

Глава 11

Любая балерина хоть раз в жизни чувствует себя невесомой. В детстве, когда я только-только пошла на балет, я точно чувствовала себя перышком. Я порхала, как могут порхать только дети, у которых нет грузиков самых разных мыслей, обязанностей, правил, ограничений. Я летала и не думала ни о конкурсах, ни об экзаменах, ни о пробах, ни о том, откуда взять денег на новую одежду или еду. Я просто выходила после разминки, отталкивалась и взлетала, и прыгала, и кружилась, чувствуя себя единым целым с музыкой, с ритмом, с движениями, не скованными ничем.

Мне казалось, все это давно безвозвратно утрачено, но сегодня я чувствовала себя именно так. Осознание того, что Лар остается со мной, что вся эта история с Каридом наконец-то осталась в прошлом, снова подарило мне ощущение легкости и невесомости. Я и по квартире-то целый день порхала, и по детской площадке, а потом — на разминке, перед выходом на сцену. Парные сцены всегда достаточно сложные, особенно когда партнеры временные и нет стопроцентного контакта (увы, в Грин Лодж у нас не было слаженных дуэтов), но сегодня меня не смущало даже это.

Я вышла на сцену счастливая и легкая, как перо, и так же застыла под сотнями взглядов. Да, Грин Лодж пользовался популярностью именно за счет своей «балетной» фишечки, поужинать и посмотреть балет — действительно, где еще такое возможно? Мне было не привыкать к пристальным взглядам, но сегодня со мной творилось нечто странное. Иначе как объяснить то, что я — с первыми аккордами музыки — просто вспыхнула от кончиков пальцев ног до корней волос.

Вспыхнула не от смущения, а от какого-то чувства, которое не могла объяснить — должно быть, от той самой легкости, вливающейся в меня живительным будоражащим пламенем. Мой партнер изображал пламя, а я лед, но сейчас в моих венах было достаточно огня, чтобы воспламенить не только сцену, но и весь зал.

Партнер шагнул ко мне — я отпрянула.

Легко. Невесомо.

Вскинула руки и закружилась, рассыпая искры-снежинки (или попросту декоративные блестки), до этого мгновения зажатые в ладонях. Взгляд невольно зацепился за темноту ВИП-ложи, скользнул по ней в движении, почему-то отразившись глухим и гулким ударом сердца, полыхнувшим огнем. Наверное, именно так выглядит ледяное пламя драконов Ферверна — как я выглядела сейчас.

Отступая.

Замирая.

Прогибаясь и уклоняясь от попыток партнера меня «растопить», чтобы затем взмыть в небо собственной ледяной силой, и снова опуститься на землю, покрывая ее холодом, отраженным в каждом движении. В каждом вздохе. В каждом взгляде.

— С ума сойти, — донеслось из зала.