Маленькая черная ложь - Болтон Шэрон - Страница 3

Еще один ребенок пропал. Когда исчез первый, чуть более двух лет назад, люди убеждали друг друга, что это трагическая случайность. Даже я, барахтавшаяся тогда в пучине своего горя, помню это. После пропажи второго ребенка они сетовали, что нам ужасно не везет. А теперь третий?..

От группы у причальной стенки отделяется один человек и идет ко мне. Это сотрудница полиции, которую никто не воспринимает всерьез – слишком молодая, слишком высокая и, похоже, не может и шагу ступить, чтобы на что-нибудь не наткнуться. Обычно люди говорят, что им нравится констебль Скай Макнир, но причина в том, что они ее жалеют и хотят прослыть добряками. Мне не нужно никому ничего доказывать, и я признаю, что ее неуклюжесть меня раздражает.

Наблюдая, как она идет, ловлю себя на мысли, что впервые вижу ее такой энергичной. Длинные жесткие волосы цвета свежего яблочного мармелада развеваются вокруг головы, а по лицу, в лунном свете бледному, как лист бумаги, видно, что она довольно сильно волнуется. Рядом с ней даже ночь кажется не такой темной.

– Прошу прощения, Кэтрин. – Скай гораздо выше меня. Она нагибается, затем слегка отклоняется назад, словно боясь нависнуть надо мной. – Мне нужно знать, не видели ли вы в море кого-нибудь еще. Любые суда, которые вы не узнали?

Я отвечаю, что не видела. Примерно в одно время со мной порт покинуло несколько больших рыболовецких траулеров, но я все их знаю. Многие жители острова рыбачат по ночам, но они выходят в море на небольших судах и держатся поближе к берегу.

– Извините, это, наверное, очень тяжело… – Скай, похоже, не знает, куда девать руки; теперь она принялась ими размахивать. – Я понимаю, что это очень похоже на…

Три года назад Скай здесь не было. Она училась в Лондоне, в полицейском колледже. Тем не менее она знает, что скоро годовщина того дня, когда моя жизнь утратила всякий смысл.

– Что случилось, Скай? – Смотрю на Ральфа, который гладит Куини. – Это связано с пропажей ребенка?

Я не сказала «еще одного». В этом нет необходимости.

– Туристы. – Она оглядывается на толпу позади нас. – Не с круизного лайнера. Они приехали сами по себе, остановившись в одном из гостевых домов. Днем устроили пикник около Эстансии. Дети играли в траве. Родители потеряли из виду младшего.

Эстансия – ферма милях в двадцати от города, у юго-восточной оконечности длинного и узкого морского залива.

– Ему всего три. – Похоже, Скай готова расплакаться.

Три года. Двое пропавших детей были старше, но ненамного. Оба мальчики. Трехлетний малыш, один в ночи, без родителей, уже несколько часов. Он замерз, голоден, испуган. Дети больше всего боятся, что их бросят, правда? Ночью на островах возникает ощущение, что вас бросил весь мир.

– Его искали?

Лицо Скай слегка дергается – она берет себя в руки:

– Мы там всё прочесывали, весь день. Некоторые снова туда вернулись. Каллум Мюррей, например. Он пошел вместе с военными. Мы ждем известий.

– Это родители?

Я без труда отыскала в толпе мать – пухлую темноволосую женщину под сорок. Она буквально сжалась в комок. Как будто не решается распрямиться, боясь, что может рассыпаться на части. Я знала, что увижу, когда подойду ближе: каким бы ни было ее лицо в прошлом, от него осталась лишь кожа, туго натянутая на кости. И еще мертвые глаза. Она стала похожей на меня.

Отличие только в главном: у нее еще осталась надежда.

– Да, родители. – Похоже, Скай теперь стоит на одной ноге. – Их фамилия Уэст. Все значительно усложняется. Тут еще пассажиры круизного судна, и… мне не хочется никого осуждать, но они не слишком помогают. Они думают, что мы должны обыскать дома местных жителей. И запретить всем судам покидать порт. Можете представить, что скажут рыбаки, если мы объявим, что утром они не смогут выйти в море?

– Сомневаюсь, что они подчинятся.

Власти здесь терпят, но до определенного предела.

– Родители и так с ума сходят. Не хватало им еще выслушивать всякие безумные идеи.

Меня так и подмывает сказать, что это уже не первый пропавший ребенок и в безумных идеях недостатка не будет.

– Все это очень нервирует. – Мы идем к моей машине. Скай продолжает говорить, а я делаю вид, что слушаю. – С девяти часов нам поступило пять вызовов. Старший суперинтендант Стопфорд пытается вернуть туристов на круизный лайнер, но они отказываются подниматься на борт, пока маленький мальчик не будет найден. Похоже, та еще будет ночка…

Пробормотав все, что положено в такой ситуации – пусть обращаются, если потребуется помощь, – я уезжаю. Куини прыгает в машину, и я еду к своему дому на западной стороне полуострова Кейп-Пемброк, крошечному выступу суши между гаванями Стэнли, внешней и внутренней, и самим океаном.

Я не думаю о пропавшем ребенке. Вернее, думаю, но лишь в том смысле, как это отразится на мне. Если судам запретят покидать порт, если их будут обыскивать, прежде чем выпустить из гавани, все мои планы пойдут прахом. Осталось два с половиной дня. А прошло около шести часов. Ребенка должны уже найти.

Дорога домой, которую я выбираю, не самая короткая. В те ночи, когда черный туман в голове сгущается, что-то заставляет меня ехать к дому Гримвудов. Меня тянет сюда только ночью, когда почти нет шансов увидеть кого-то из хозяев. Сегодня я огибаю восточную оконечность естественной гавани Стэнли и еду к большому дому с переливчатой синей крышей и фасадом, обращенным к востоку, на Сёрф-Бэй. За последним поворотом сбрасываю скорость – и теперь могу рассмотреть беленые стены, черные окна и невысокую зеленую изгородь из можжевельника, в это время года усыпанную желтыми цветками. По обе стороны от низкой деревянной калитки висят тыквенные фонарики, и по замысловатой, аккуратной резьбе я узнаю работу их дедушки. Однажды он вы́резал фонари из тыкв и для моих детей.

В доме кто-то не спит. Я вижу свет в окне второго этажа. Комната Питера. Я никогда не видела Питера, младшего ребенка Гримвудов. Последние два с половиной года он жил только в моем воображении. Я представляю светловолосого мальчика, худого, с овальным лицом – таким же, как два его брата в этом возрасте. Тоже с ярко-синими глазами, унаследованными от матери.

Я не была в доме Рейчел несколько лет – по крайней мере, после рождения Питера, – но знаю его не хуже собственного. Питер проснулся ночью, и она сейчас с ним – обнимает, укачивает. Вдыхает запах его волос, чувствует, как дрожит его маленькое тельце, радуется своей способности осушить его слезы. В этот момент ненависть к ней настолько сильна, что я могу только нажать на педаль газа и ехать дальше.

Да, думаю я, убить Рейчел будет легко.

Рывком распахнув входную дверь, я мгновенно чувствую: что-то не так. Атмосфера в доме неуловимо изменилась – в ней появились запахи, отголоски смеха. Едва заметные, но верные признаки. Они опять здесь.

Аккуратно закрываю за собой дверь и оглядываюсь. Ни светящихся в темноте глаз, ни маленьких силуэтов, прячущихся по углам среди густых теней. Ничего. Медленно обойдя большую комнату со старинной мебелью, выглядываю в коридор. Меня охватывает смесь опасения и радостного ожидания. Странное это желание – потребность увидеть мертвых…

Мальчики преследуют меня все три года, прошедшие после их смерти. Что я имею в виду? Точно не знаю. Я ученая и скорее поверю в инопланетян, чем в призраков, но через несколько дней после автомобильной аварии их присутствие в доме стало более реальным, более убедительным, чем присутствие мужа или любого человека из толпы сочувствующих, периодически появлявшегося на пороге.

Реальные люди уходили, а мальчики оставались, появляясь в моей жизни и исчезая если не с регулярностью, то с непреложностью приливов и отливов. Причем в те моменты, когда я меньше всего этого ждала, – тени за шторами, очертания маленьких тел под лоскутными одеялами на кроватях, постельное белье с которых я до сих пор не могу заставить себя снять. Голоса, иногда со смехом замышляющие проказы, но чаще ссорящиеся, смешиваются со звуками телевизора или радио. Или запах. Терпкий яблочный аромат, исходящий от волос Кита на следующий день после мытья. Резкий запах кроссовок Нэда, когда кто-нибудь оставляет открытой тумбу для обуви.