Принцесса (СИ) - Степанова Мария Игоревна - Страница 13

— Ухаживает? — это был не вопрос.

Юлька сначала не хотела отвечать, но потом передумала. Илька был из тех людей, кому можно доверить любую беду, и он поможет разобраться, что делать дальше.

— Ну, вроде того, — произнесла она уклончиво.

— Парень по виду очень целеустремленный, — задумчиво произнес Илька, надкусывая уголок печенья, — смотри, как бы проблем не было потом.

— Да ты что?! — она махнула рукой, — здесь и за меньшее на костре сжигали, а за служебный роман проклянут до седьмого колена.

— А просто за роман? — спросил Илька невозмутимо, — за неслужебный, — уточнил он.

— Знаешь, — Юлька села рядом, оперлась спиной о теплый бок Ильки, — мне точно ничего не светит. Я же замужем. И неважно, что Сергей уже шестнадцать лет не появлялся, для местных он есть, а я его жена. Самое страшное знаешь что? — Юлька обернулась в пол-оборота и посмотрела прекрасными, чуть печальными глазами, — что я начинаю забывать, как он выглядит. Это ужасно! Я всеми силами удерживаю его образ в себе, а он словно выветривается, испаряется. Страшно терять чувства к человеку, которого когда-то одержимо любил.

— Не искала больше? — Илька развернулся к Юльке, обхватил ее обеими руками за плечи и сцепил ладони в замок на ее груди.

— Нет. В прошлый раз писала Сургут, пыталась через милицию найти. Вроде нашла, работал в какой-то строительной бригаде, потом снялся с места и уехал с тремя товарищами. Потом, когда деньги пришли из Москвы, я обрадовалась. Но это же Москва… А на днях пришли из Питера.

— Знаешь, Иль, — Юлька обернулась к Ильке, голос ее дрогнул, глаза увлажнились, — мне кажется, его нет в живых.

— Ну что ты ерунду-то говоришь! — Илька произнес это уверенно-отрицающим тоном, — Юль, ну хорош выдумывать!

— Правда-правда! И, мне кажется, кто-то за него деньги присылает!

— Интересно, кто же?

— Ну, не знаю, может друг какой-нибудь…

— Да уж, ну ты фантазерка! — Илька провел ладонью по Юлькиному лицу, — хватит реветь, жив твой Серега блудный. Я вот больше допускаю, что влез куда не надо, может отсидел, теперь стыдно возвращаться, вот и скитается…

— Тебе бы лищь бы гадости сказать! — пихнула Юлька друга и встала, — ты его никогда не любил!

— Ну так он чай не девочка, чтобы я его любил, — насмешливо хмыкнул Илька.

Он мог часами смотреть, как Юлька разговаривает. Иногда он забывал слушать, что именно она произносит, потому что пристально наблюдал, как шевелятся Юлькины губы, как она смешно морщит нос и как жестикулирует. Ничего не изменилось. Она по-прежнему казалась воздушно-недоступной, какой-то волшебной, годы не добавили Юльке тяжести возраста, а только доработали, как хороший мастер доводит до совершенства скульптуру. В юности ее называли принцессой, сейчас перед ним была королева. Ильке казалось, что Юлька совсем не понимает, насколько она прекрасна, как и раньше, она была проста в общении, добра и мила со всеми.

Когда она приняла решение переехать в эту деревню, Илька не мог понять, зачем. Но не пытался отговаривать, потому что это было бесполезно. Юлька, как одержимая, собирала вещи, свои и малышки, игнорировала рыдания тети Даши и благодарно смотрела на Ильку, который, отвергнув идею рейсового автобуса, решил отвезти подругу сам. В те дни он совсем мало спал, переживая за всех, и за Юльку, которая очень похудела и выглядела изможденной, и за крошку Лерку, которая постоянно кричала, очевидно, чувствуя напряженность матери, и за родителей Юльки, которые ходили как потерянные. Но больше всех он жалел себя. Точнее не так, он не жалел, он сожалел. Сожалел, что такой трус, и не смог объясниться с Юлькой, что не мог быть таким же сильным, как Серега, и не взял любимую напором харизмы и физической силы. Что даже теперь он не может ее остановить. А мама, его любимая мама, она все видела и понимала. Она только гладила его по голове и ничего не говорила.

Когда Юлька уехала, он попытался не думать о ней. У него был университет, сессии, да, в конце концов, друзья, и Илька погрузился в студенческую жизнь. Заглушая ежедневный мысленный зуд о том, как там она, Илька учился, как одержимый, постоянно писал какие-то проекты, его одного со всего потока взяли на стажировку на завод, и главный инженер, крупный усатый дядька, неохотно, но признавал, что Илька, как только закончит, займет его место, а он уйдет на пенсию. Так и случилось.

В его жизни было много девушек. Разных — веселых и томных, разбитных и скромных, некоторых он забывал на следующий день, с кем-то продолжал общаться. Но, рано или поздно, все отношения сходили на нет. На него обижались, плакали, проклинали. Ильке было ужасно жаль этих девчонок, все они были по-своему хороши собой, но они были не она. Первый раз он сорвался спустя четыре месяца. Это была весна, воздух благоухал влажными запахами оттепели и Илька, выйдя из здания универа, вдруг вспомнил, как Юлька любит тюльпаны. Купив на ближайшем рынке охапку, он прыгнул в машину, бросил бумажный сверток на переднее сидение, и решительно выехал со стоянки. Настроение удивительно улучшилось, Илька изумлялся, зачем он сам себя столько мучил, если решение было вот оно, на самой поверхности!

Он ворвался в дом, распахнув тяжелые, подбитые стеганным одеялом, двери, на ходу разворачивая плотную бумагу. На шум выбежали все, включая полосатую трехцветную кошку, и уставились на него.

— Илька! — выдохнула она, придерживая на руках заметно подросшую дочь, и разулыбалась не сдерживаясь. Мать и сестра Сереги смотрели во все глаза на него, такого радостного и решительного в своей радости, а когда он, разделив охапку на пучки, совал им в руки нежные тюльпаны, зарделись от неожиданного внимания.

— Это тебе, — Илька подошел к Юльке, протянул ей цветы и перехватил извивающуюся Лерку. Юлька прижала к себе охапку, опустила лицо в бутоны и вдохнула.

— Спасибо, — прошептала она.

Лерка, прижатая неумелыми мужскими руками недовольно квакнула и залилась ревом. Юлька ахнула, бросила цветы на стол и схватила дочку, покачивая ее и что-то негромко наговаривая.

— Проходите, Илья, — Серегина мать смотрела на него спокойным взглядом все понимающего человека, — вы как раз к ужину.

Нина незаметно исчезла, потом выбежала, налила в банку воды и снова скрылась в своей комнате.

Юлька, как ни странно, выглядела совсем не замученной, наоборот, она приобрела какое-то спокойствие во взгляде, в движениях появилась некоторая плавность. Она была вся погружена в заботы о ребенке, много рассказывала о дочери, восхищаясь ее ежедневными достижениями. И совсем не хотела вернуться в город. Илька несколько раз хотел спросить ее, как она себя чувствует, но не решался, потому что боялся нарушить это равновесие в душе подруги.

Ему очень понравилась Лерка. Он помнил ее красным комочком, а теперь это было любопытное глазастое существо, живо реагирующее на все, что попадало в поле ее зрения. Илька не догадался привезти ребенку игрушку, и очень сожалел об этом. Лерка признала его мгновенно, агукала, сидя на трясущихся руках, тыкалась лохматой головкой ему в подбородок и цепко держалась розовыми пальчиками за его руку. Илька до этого никогда не общался с маленькими детьми, ему казалось, что дети только и делают, что ревут. Но теперь он понял, что дети очень умные существа, мало того, даже самые маленькие из них очень сообразительные и даже хитрые. Дети умели манипулировать, привлекать внимание, если им было это нужно, но в целом, они были весьма самодостаточны, и вполне могли обходиться без постоянного присутствия взрослых. Лерка была именно такой. Когда она смотрела на Ильку, тому казалось, что крошечная девочка видит его насквозь. Он не знал, что говорят детям, которые не умеют отвечать, поэтому разговаривал с ней, как со взрослой, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче. Это очень смешило Юльку, а с ней и всех остальных.

Он прожил почти три дня, и, уезжая, обещал, что скоро приедет снова. Серегина мама, стесняясь, сунула Ильке тряпочную сумку, в которой глухо звякнули банки.