Обещания (ЛП) - Ромиг Алеата - Страница 2

— Стерлинг, — произнесла Женевьева Спарроу, и мое имя слетело с ее языка, покрытого таким сладким налетом, что, если бы я был диабетиком, мне немедленно потребовалась бы инъекция инсулина.

Отвернувшись от ее приветствия, я подошел ближе к Стефани.

— Судья Ландерс?

— Сэр, я отвела ее в четвертый конференц-зал. Она была заметно… — она перевела взгляд на мою мать и снова на меня, — …взволнована.

Изящная мамина рука легла мне на плечо.

— Мне нужно поговорить с тобой наедине.

Мои ноздри раздулись, ее сладкий аромат захватил мои чувства. Все во мне хотело сказать ей, чтобы она записалась на прием, пришла в другой день или ушла и попыталась позвонить.

Стефани продолжала:

— Миссис Спарроу сопровождала судью Ландерс.

Повернувшись на каблуках, я посмотрел на мать.

— В мой кабинет.

Мы вместе вышли в коридор. Когда мы проходили мимо конференц-зала номер четыре, сквозь узкое окошко рядом с дверью, хотя жалюзи были опущены, они не были полностью закрыты, я мельком увидел Аннабель Ландерс, она расхаживала возле стола, заламывая руки.

С мимолетной улыбкой мои мысли вернулись к Арании и тому, как она делала то же самое, когда думала или переживала.

Как только мы вошли в кабинет, я закрыл дверь и задал матери один единственный вопрос.

— Зачем?

Она поджала губы и вздернула подбородок.

— Все вышло из-под контроля. Было обсуждение… среди тех из нас, кто помнит, что произошло.

— Старая гвардия. Скажи мне, мама, что вы, старые склочницы, решили? То есть, вы же знаете, что имеет значение только мое мнение.

Женевьева покачала головой.

— Мы старше тебя, ты прав. Однако старость — это состояние ума, тогда никто из нас не является старым. Стерлинг, сила может дать тебе многое. Однако это не дает тебе мудрости. Это, сынок, приходит с возрастом и опытом. В последний раз, когда мы виделись, я сказала тебе, что то, что ты сделал, непоправимо повредит нашим жизням — всем нашим жизням. Я тебя предупреждала. Я предупреждала тебя с самого детства, умоляла позволить мертвым оставаться мертвыми.

Усевшись за стол, я достал из кармана телефон и положил его перед собой, надеясь найти сообщение от Арании или Патрика. Но его не было. При нормальных обстоятельствах — «нормально» понятие субъективное — многозадачность не была проблемой. С обоими нынешними проблемами, связанными с Аранией, мне было трудно сосредоточиться на матери.

Раздраженно фыркнув, она села на один из стульев напротив моего стола, примостившись на краешке, изящно скрестив стройные ноги в лодыжках, крепко сжав колени и держа на коленях сумочку. Как будто всю мою жизнь она была ходячим, говорящим образцом дамского этикета. Часть, которая никогда не соответствовала этому фасаду, была ее способностью, все время казавшейся спокойной и благородной, унижать или наказывать, ее слова были ядовитыми, а улыбка оставалась неизменной.

— Бывают времена, — продолжала она, — Когда нам, леди, необходимо вмешаться, забыть на мгновение о наших разногласиях и сосредоточиться на будущем нашего мира. Я умоляю тебя выслушать меня.

— У тебя есть три минуты.

— Могу я напомнить тебе, что я твоя мать?

— Это кажется пустой тратой первых десяти секунд, но, конечно, мама, проводи свое время так, как тебе заблагорассудится.

Глубоко вздохнув, она расправила плечи.

— Напряжение было невероятно высоким, когда Аннабель рожала. — Она судорожно сглотнула. — Дэниел МакКри был неправ, использовав украденную информацию. Он подверг опасности Аннабель, ребенка и себя самого. Хотя мы с Аннабель пошли разными путями, мы знаем друг друга уже почти… ну, вечность. Мы ходили в одни и те же школы. Наши родители вращались в одних и тех же кругах.

Моя мать была родом из аристократов Чикаго. Первоначально ее предки были выходцами из Ирландии, одни из первых переселенцев. Их специальностью было сельское хозяйство. Только в следующем поколении их кругозор расширился благодаря строительству канала Иллинойс-Мичиган, который позволял перевозить грузы из Великих озер в Миссисипи и далее в Мексиканский залив.

Это было в середине 1800-х. Вскоре после этого ее пра- несколько раз — бабушка вышла замуж за человека, готового рискнуть семейным состоянием ради идеи расширения судоходства за пределы водных путей на рельсы. Двадцать лет спустя рефрижераторные вагоны наладили транспортировку мяса и продуктов. Чикаго стал главным железнодорожным узлом. Эти железные дороги открыли путь для транспортировки древесины, а затем стали. Спрос требовал фабрик и складов. Возможностей для трудоустройства было предостаточно. Город рос. Инвестиции ее пра- несколько раз — деда окупились, подняв семью в высший эшелон Чикагской элиты. Деньги рождают деньги.

Богатство ее семьи дало Аллистеру все необходимое, чтобы превратить «Спарроу Энтерпрайзис» в известное имя, конкурента на мировом рынке. Влияние семьи поддерживало и другие его начинания.

Хотя я не был знаком с историей семьи Аннабель, знал, что ее семья также восходит к истокам Чикаго и включает в себя поколения юристов, банкиров и инвесторов. Это были люди, которые работали рядом с предпринимателями. Вместе они создали город, в котором мы теперь живем.

— Твое время истекает, — сказал я.

— Аннабель было невероятно трудно видеть эту девушку рядом с тобой, — понизила голос мама. Это не должно повториться, однако она позволила себе отдохнуть.

Я кивнул.

— Я в курсе.

— Откуда ты это знаешь?

— Если что-то происходит в моем городе… — Или я должен был сказать, что конкретно происходит? — …я всегда об этом знаю.

Она покачала головой, когда я посмотрел на свои часы, молча напоминая ей, что ее время истекло.

— Когда Аннабель вернулась домой из спа, она позвонила мне, — сказала мама.

Спа. Хм-м. Также известен как психиатрическая больница за пределами штата.

— Я хорошо помню истории, которые рассказывал тебе твой отец, — продолжала Женевьева,

— О твоем будущем и все такое… этой девушке. Он убедил тебя, что она была дочерью Аннабель и Дэниела. Бабушкины сказки и басни. — Ее подбородок поднялся еще выше. — Пора тебе признаться Аннабель, что у тебя нет никаких доказательств отцовства девочки. Что личность, которую ты ей дал, просто основана на истории, созданной человеком, которого теперь нет. Твой отец посеял в твоей голове вымысел, и ты ухаживал за ним, позволяя ему пустить корни. Дай бедняжке Аннабель успокоиться. Завершение этой трагической истории, которое она может найти, только подтвердив, что ребенок, которого она держала и похоронила, был ее ребенком, и эта часть ее жизни закончилась.

Я глубоко вздохнул и покачал головой, вспоминая слова Полин МакФадден, сказанные Арании: «Настоящая Арания МакКри никогда бы так не предала свою семью. Твоя выдумка никогда не сработает. Я не знаю, кто ты и почему позволила этому человеку убедить тебя в обратном, но Арания МакКри умерла. Какая-то второсортная самозванка, укравшая браслет, не сможет безнаказанно угрожать нашей семье».

— Я не могу и не хочу этого делать, — сказал я. — Я очень сильно сомневаюсь, что мой отец рассказывал басни. Как ты, наверное, помнишь, он никогда не любил сказки на ночь. Из любопытства, была ли Полин МакФадден поблизости на этом сеансе куриного кудахтанья?

— Да. Она была там же, как и Рут Хиллман. Мы все это помним.

Рут была женой Уэнделла Хиллмана. Она также была в клубе в ту ночь, когда отравили Аранию.

— По сути, ты говоришь мне, что, моя мать, Женевьева Спарроу, сидела с тремя МакФадденами.

— Марта Карлсон тоже была там. Технически, Аннабель не МакФадден. — Она пожала плечами. — И Марта тоже нет.

Марта Карлсон была женой советника моего отца, Руди Карлсона, одного из мужчин в комнате, когда я впервые увидел фотографию Арании.

— Только не по крови.

Бросив еще один взгляд на свой телефон, я встал.

— Ты пришла сюда сегодня, чтобы попросить меня сказать Аннабель, что Арания — фальшивка, самозванка.