ЛВ 3 (СИ) - Звездная Елена - Страница 6

Видать не понял. Застыл, глаза сверкают, зубы едва не скрежещут, от самого такая сила исходит странная.

— Охолонись! — потребовала я.

И заметалась по избе, собираясь.

Многое приготовить надобно было — веник ромашковый, веник мятный, да веник дубовый. Окромя еще плошку деревянную, нож костяной ритуальный, да бинт, в свое время в спирту можжевеловом вымоченный. Пока бегала, волосы в косу кое-как приладила, но как собрала все, да обуваться стала, опали на лицо растрепанными прядями, чуть не упала нагнувшись, хорошо аспид придержал. Леший не мог — он держал веники травяные, и плошку, и бинт в плошке, хорошо хоть нож костяной я уже в ножны уместила да на пояс повесила.

— Благодарствую, — быстро аспида поблагодарила.

Не ответило на мою благодарность чудище легендарное, лишь вопросило недобро:

— Нож зачем? И от пиалы этой кровью несет.

— Ну, несет и несет, — я быстро обулась, кое-как волосы заплела, с вызовом на аспида посмотрела. — Не боись, не всю потрачу, тебе ровно треть останется, как и договаривались.

И не ожидая ответа, из избы выскользнула, по ступеням вниз сбежала да и со всего маху врезалась!

Аккурат в аспида и врезалась. Отшатнулась, голову запрокинула, на невесть как на моем пути вставшего, и уж спросить хотела, как засиял вокруг нас круг алхимический.

И вот это он уже зря.

Топнула ногой оземь, и погас круг алхимический, затухли руны да письмена.

Сузил глаза змеиные аспид.

— Забыл, с кем дело имеешь? — вопросила разгневанно.

Видать забыл, теперь воззрился на меня так, словно вспоминал… или мне напоминал, кто он взглядом своим полным ярости. Да вдруг понял и он, и я, что… тихо стало вокруг. Выглянула я из-за аспида — а там пирующие застыли, на нас глядят с интересом, и Гыркула, вот даром что граф, взял да и сказал Далаку:

— Два золотых на ведьму ставлю!

— Пять на аспида! — не остался в долгу вождь волкодлаков.

— Душу человеческую на ведьму! — заорал, судя по всему, черт.

Вот же… куда вообще кикиморы глядят? Мужика на болоте всем гуртом и то удержать не могут!

— Граф, я же сейчас выпью! — произнесла, голос повысив.

Пауза и виртуозно-наглое от Гыркулы:

— А, все, пари расторгается. Други мои верные, за нашу ведьму славную, когда трезвая!

Его тост поддержали.

— За госпожу лесную хозяйку!

— За ведьму лесную!

— За ведунью справную!

— За победу!

Дальше пир продолжился, а я, про войну-то вспомнив, аспиду сказала примирительно:

— Чего хотел-то, а?

Думала миром дело кончится, да не тут-то было.

— Пиалу и костяной кинжал, — отчеканил аспид, — ты с ними отсюда не уйдешь.

Вот привязался-то, а!

Постояла, посмотрела, подумала, и…

Резко шаг к аспиду сделала, руку подняла, ладонь к щеке черной словно сажа приставила, в глаза заглянула и передала ему, то воспоминание из прошлого, что клюка лешему поведала. Как есть передала. И черноту, по лесу расползающуюся, и землю трещинами покрывающуюся, и листву прахом осыпающуюся, и слова юного аспида «Покойся с миром, прабабушка». Все-превсе передала, и когда застыл аспид, соляным столбом застыл, сама быстрехонько клюку подхватила, оземь ударила, да и перенеслась без слов и объяснений аккурат на самый берег Заводи.

***

Водя меня ждал. Сидел красивый такой, одетый полностью по-человечески, с волосами уложенными, с лицом частью чешуей покрытым и ждал.

— А с лицом чего? — вопросила я, подходя ближе.

— Эмм… новая мода, русалки мои постарались, покуда отдыхал, не хотел при них снимать, труд старательный напраслиной величать, — величественно произнес водяной.

Я пригляделась к чешуйкам — те казались серебряными, да тонко выделанными, видать и правда работа сложная, особенно для русалок. Им же серебро вредит, это Водя сильный ему серебро ни по чем, а русалки они по обыкновению с жемчугом возиться могут, а тут точно металл.

— Красиво, — протянула я, любуясь тем, как луна в чешуйках отражается.

— Правда нравится? — оживился Водя.

— Очень, — серьезно подтвердила я. — Ночью особенно хорошо смотрится.

Из земли вышел мой леший, со всем для ритуала надобным, поглядел на водяного, от чего-то при друге моем помрачневшим, да и сказал:

— Это ж какой величины синячище-то должен быть, чтоб его залечить нельзя было, и пришлось серебром маскировать?

Водяной застыл, сделав вид, что вообще ничего не слышал. А я вот замерла, но по другому поводу — это что вот сейчас было-то?

— Водя, — голос мой сорвался и шепотом сдавленным стал, — на тебя аспид напал?! Как посмел? На моей-то земле?!

Не ответил мне водяной ничего, зато леший внес ясность в ситуацию:

— Не, не на твоей земле, Веся, в воде дрались мужики, не иначе.

И Водя мой, хоть и так ровно стоял, а выпрямился и еще ровнее стал, и хотел было что-то сказать, но перебил его лешенька, так рассудив:

— Аспид хоть и гад, но гад благородный — у водяного супротив него на земле не было бы и шанса, вот аспид и благородно набил ему морду аккурат в его стихии.

Тут отмер Водя, да и прошипел:

— А не пошел бы ты, леший, тропкой нехоженой!

Мы с лешинькой переглянулись непонимающе, да и пояснила я:

— Водя, это леший, он по нехоженым-то и ходит завсегда, служба у него такая.

Помолчал водяной, зубами поскрежетал, да и не стал ничего говорить.

Ему говорить и не требовалось — моя очередь пришла.

— Ну, — сказала я, — готовы?

Кивнул лешенька, кивнул Водя, кивнула и я, ответ их принимая. А опосля передала клюку свою привычную лешему, тот мне клюку Гиблого яра отдал, да и весь скарб мой из избы прихваченный.

— Леший, ты в лесу остаешься, — напомнила другу верному.

— Водя, рядом будь по-возможности, — попросила жалостливо.

— Буду, — уверенно пообещал водяной.

И мне бы уверенной быть, решительной, мудрой да сосредоточенной, а в сердце звучат слова охранябушки «Боюсь. Очень боюсь, Веся. До того боюсь, что вздохнуть тяжело. Измени слова последние, прошу тебя, не упрямься», и не получается сосредоточиться. Никак не получается. А зря.

— Помоги мне земля-матушка, — прошептала я.

Да и ударила клюкой оземь!

И может показалось мне, может почудилось, но за миг до того, как шагнула на тропу заповедную, засиял в шаге от меня круг алхимический, вот только… поздно, меня уже не догнать было.

***

На землю Гиблого яра ступила неуверенно. О силе своей ведала, о возможностях знала, о том, с чем столкнуться придется тоже догадывалась, а все равно робело сердце, дыхание срывалось, да страх в душе был. Страх, самый настоящий.

За спиной моей река вспенилась, забурлила, да от силы потоков водных задрожала земля под ногами — водяной сейчас частично отрезал меня от яра Гиблого. Только частично, связь то мне держать с лесом требовалось неизменно. Вот и получилась полянка каплеобразной формы — узким концом с яром соединенная. На конце том тут же Ярина возникла, да и смотрела встревожено, страха и волнения не скрывая, даже цветы, что распустились на ней, вянуть прямо на глазах начали.

— Не бойся, — успокоила я чащу, — сегодня никто не погибнет, лишь покой обретут те, кто ищет покоя.

Но Ярина тревожилась, и все сильнее. И хоть не живая, но тряслась как лист осиновый, дрожала всем телом, то на меня, но на лес оглядываясь.

— Ярина, случилось что? — спросила дурное чувствуя.

Протянула чаща руку, от нее до моей побег вырос, и едва моей ладони коснулся, увидела я то, что Ярину до смерти перепугало — девушку я увидела. Девушку в платье белом, что босая металась по яру Гиблому. Кожа у нее была белая, почти фарфоровая, волосы черные блестящие, лицо красивое, словно из мрамора высеченное мастером, вложившим всю свою любовь в свою статую, и глаза — огромные, абсолютно черные, словно два отполированных до блеска обсидиана.

И волосы медленно зашевелились на затылке от ужаса.

— Веся, что случилось? — встревожено спросил водяной.

Я обернулась к нему — Водя из воды на половину высунулся, рядом с ним его золотая стража была, двадцать отборных воинов-русалов в золотых доспехах, чуть подалее стража серебряная — с полсотни, не меньше, еще далее жемчужная охорона на готове стояла, никак из самого океана приплыли. Водя же водяной не обычный, особенный он стал после того, как силу чародейки получил, от того и территории у него большие, аж до океана простираются, и войско немалое. Да только не поможет мне все это войско, коли мавка в нежить обращенная до меня доберется! Мне тогда уже ничего не поможет.