Книга вторая Упрямый доходяга (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 52

Если не грохот моих выстрелов, то все происходит в полной тишине. Укутанные фигуры похожи на зомби, но ими не являются. Представляя себе более-менее живучесть желтоглазых, я понимаю, что сражаюсь не с ними. Эти — падают. Их остается всего пятеро после того, как мне приходится отбросить второй пистолет и выхватить старрх.

Хотя, наверное, правильнее было бы сказать, что их было четверо. Пятому, последнему, пуля раздробила колено.

Первый пытается ударить меня стволом винтовки, которую он нес, воткнуть дуло как штык. Легко пропускаю удар мимо головы, с размаха втыкая огромный орочий нож в открытый живот противника. Пользуюсь набранной инерцией, Аргумент входит в тело по гарду. Плохо, неэффективно, но не в этом случае. Я сбиваю тыкателя с ног, и мы оба летим на траву, заставляя оставшихся сменить и вектор движения, и угол атаки. «Боевой режим»? Нет. Но я не только использую это эффективное умение, но и учусь у него.

Второй зачем-то пытается в меня вцепиться руками, хотя находится в идеальной позиции для сильного пинка. Не отпуская нож, упираюсь ступнями в замотанную рожу недоумка, сильно отталкиваясь. Кривой кувырок в сторону через голову, почувствовав почву под ногами, тут же сильно отталкиваюсь, прыгая дальше. У маленьких и тщедушных масса недостатков из-за отсутствия роста и массы, но не стоит их недооценивать. Мы, гномы, очень увертливы и можем легко позволить себе прыжки с кувырками, малодоступные большим мышцастым товарищам.

Трое и еще подковыливает один. Приближаются расходясь, чтобы не мешать друг другу, их руки тянутся вперед как у зомби в дешевом ужастике. Впечатление усилено тишиной. Не маюсь дурью, а разыгрываю из себя лихого казака, от души полосуя лезвием здоровенного ножа по протянутым ко мне культяпкам. Старрх свистит в воздухе, летят отрубленные пальцы, брызгает кровь. Романтика…

Сильный и резкий пинок едва не ломает мою руку, сбивая с ног. Отбитая о спусковой крючок ружья и пистолетов рука не удерживает тяжелый клинок, качусь по земле колобком, потеряв верх с низом. Поднимаюсь, щурясь на приближающихся врагов. Странность бросается в глаза — ни один из них не демонстрирует агрессии или страха. Как я раньше не заметил? Блинский блин, мне нужно больше боевого опыта, больше тренировок. Уворачиваюсь от пинка, застаю молчаливых зомби врасплох, прыгая на грудь к ближайшему. Короткий «обеденный» нож, используемый в разных мелочах, со скрипом входит в череп тому гаду, на котором вишу. Лезвие с легким треском ломается.

Трое. Двое пинателей и один хвататель. Найти в траве оружие невозможно, но у хромого хватателя в руках винтовка. Нарываюсь на тычок, умудряюсь выдрать оружие из чужих хваталок. Теперь я гномушка с веслом. Первым делом награждаю винтовочной затрещиной бывшего хозяина оружия, двое беспалых могут меня разве что катнуть по траве. Мужик падает, вытянув вперед руки. Уклоняясь от оставшихся двоих, прыгаю ему на спину, по ногами хрустит. Бью треснувшим прикладом по голове с размаху и снова ухожу. Вновь пора танцевать.

Оставшихся двоих мне пришлось… загрызть. Я просто не знал, как нужно правильно ломать шеи, поэтому прыгал, хватая их, а затем вцеплялся своими усиленными Системой челюстями сзади в шею, дробя позвонки. Быстро, кроваво, совершенно невкусно и мерзко. Но мне сейчас не до собственных эстетических переживаний.

Я дал себе лишние полминуты, ушедшие на лихорадочный поиск старрха и добивание того самого хромого, пережившего одну пулю и два удара по голове. Перед тем, как вонзить Аргумент ему в глотку, я размотал ему рожу, подставляя последнюю солнцу. Светящиеся глаза, смотрящие в никуда, сухая пергаментная кожа, дымок там, куда упали лучи светила. Желтоглазые. Но очень странные.

Плевать, не до них. Карус!

— Прости друг, — единственное что мне оставалось, так это извиниться перед тяжело дышащим беспамятным товарищем. Я попробовал ногтем лезвие старрха, а затем еще раз повторил, — Прости… если сможешь.

***

— Я рад, что вы живете далеко от ратуши, мастер Криггс, — сказал мне Ахиол, стоящий у окна. Бог посмотрел вниз, слегка сморщился, а затем повернулся ко мне, — Искренне рад. Не ожидал от вас такого садизма, но думаю, что это исключительно ваше дело.

— Вынужденные меры, — сдержать грустный вздох не вышло, — Надо было действовать быстро и решительно.

Возможно, я поспешил, но был не в том состоянии, чтобы рассуждать трезво. Сейчас протяжные и очень громкие вопли исцарапанного в процессе бритья шкрасса неслись над городом голосом рока. В нем звучала грусть, тоска и обещание возмездия. Подходить к окну и смотреть на страдающего кота я не стал… оставив ему нетронутой шерсть на голове, я добился ужасающего эффекта. Как для зрителей, так и для меня. Куда бы его пристроить, чтобы девочки не увидели?

— Криггс, — оторвал меня от раздумий голос мэра, — Позвольте узнать, с чем вы приехали от Галатури.

— Вас не интересует, что на меня напало два десятка крайне странных желтоглазых?

— Я отправлю констеблей, как только мы с вами закончим разговор.

— Я рассказал клану всё, что мы с вами узнали, Ахиол. Клан после совещания предложил расспросить Аркадию. Под… давлением.

— Кого? — поднял бровь бог, но тут же кивнул, — А, сознание Купели… Да, шанс того, что она что-то знает, весьма велик, а у нас как раз большие проблемы с давлением. Незервилль прекрасно умеет запугивать оппонентов вне своих границ, а вот внутри у нас с этим есть определенные проблемы. Сложно принудить мертвеца, живущего в мечте.

— Можно, — вздохнул я без особого желания, — Если… отключить им мечту.

— Простите, что? — сейчас Ахиол полностью развернулся ко мне, наконец-то бросая услаждать свой взгляд бессмертного орущим шкрассом, — Что сделать?

— Галатури предлагают два варианта действий, господин мэр. Первый — кратковременно блокировать доступ в Купель всем… кроме меня. Они уверены, что Аркадия, оставшись одна, испытает сильнейший стресс, что поможет мне узнать всё, что знает она. Вариант второй, ну… его легко можно назвать расширением первого. Галатури усыпят Аркадию на месяц, что, в свою очередь, создаст сильнейший стресс для всех желтоглазых. Шаманы предполагают, что устроенный некоторыми из ваших жителей заговор не столь секретен, как может нам казаться. Оставшись без любимого тропического сна, кто-то из них может и психануть.

— Да они все выйдут из себя! — удар Ахиола по столу стал полной неожиданностью не только для меня, но и для самого бога. Он смотрел на свою руку, совершившую проступок, неверящим взглядом, сжимая и разжимая пальцы. Затем пробормотал под нос, — Это… безумие. Мы не можем себе этого позволить.

Я промолчал. Видеть обычно бесстрастное существо испытывающим эмоции было тревожно. Шестирукий тем временем порывисто встал, подойдя к одной из картин, украшавших его кабинет. Протянув к произведению искусства руку, гортанно произнес несколько фраз на незнакомом мне языке. На краткий миг кожа бога вспыхнула жемчужным цветом, демонстрируя множество черных иероглифов, никак не проявлявших себя ранее. Плодом этого магического действа стал отчетливый металлический щелчок, после которого картина отворилась в сторону, демонстрируя, что прикреплена на дверце сейфа. Из недр последнего шестирукий извлек удивительно широкую бутыль мутного зеленоватого стекла, заполненную наполовину.

— Вам не предлагаю, Магнус, — заметил он мой взгляд, — Смертельно для… почти всех. Возьмите себе бренди или сварите кофе. Кофейник там.

— Обойдусь сигаретой, — вяло помахал я рукой.

Принявший на грудь сто грамм бог расплылся в своем кресле. Две пары рук он оставил безвольно болтаться, а наиболее дальней массировал себе виски. Посидев так в свое удовольствие, он вновь поднял на меня взгляд.

— То, что вы откопали, Криггс, является не единственной проблемой Хайкорта, — заговорил бог, — Есть куда более серьезная, связанная с поставщиками города. Есть ряд внутренних… к примеру, я уже полторы недели едва сдерживаю истерику Доннорифта, бредящего о каком-то своем прорыве. Он буквально требует у города весь имеющийся в наличии ценный и дефицитный материал, почти прямым текстом угрожая саботировать функционал клиники. Тиррайны точно в таком же ключе просят рассрочку по штрафу на пятьдесят лет. Поверьте, у меня веселья полные руки. По-вашему, что я должен решить?