Вверх по реке (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 17

Когда же начали собирать убитых и тащить в кубрик раненных — это всех отрезвило. Настоящего врача на «Нэлли» не было, кое-какими навыками обладал второй помощник капитана — кряжистый человек, напоминающий высокого гнома, да ещё кок, умевший не только резать, но и шить. К ним присоединился Святой, не боящийся запачкать руки в крови, и по словам Кукарачи имевший медицинское образование.

— А кто он такой? — спросил я у полковника, когда мы сидели на шканцах, глядя, как матросы отдраивают палубу от пятен крови.

— Святой, — глянул на меня Кукарача, словно прикидывая стоит ли говорить, но решил не запираться. — Он из экуменических колонистов — их общины есть на севере нашего края. Часть их вошла в Аришалию, другие достались нам. Они бежали из-за каких-то религиозных притеснений, о которых я ничего не знаю. Обосновались в новой земле, пытались построить там рай, и были на пути к этому. Но потом началась грызня между Аришалией и колониями Альянса, в основном веспанскими и розалийскими. Настоящей войны не вышло, а вот репрессалии — так в тех местах называли пограничную войну — разорили множество хозяйств. Среди них были и те, что принадлежали выходцам из Экуменической империи. Таких, если честно, большинство было, ведь они не подчинялись ни одной из сторон, а потому их считали своей добычей и те, и другие.

Да уж, оказаться в такой ситуации врагу не пожелаешь. Решив отстоять свою независимость, колонисты остались без защиты.

— Тогда-то они и взялись за оружие, — продолжил Кукарача. — Многие хозяйства сгорели, но и фуражирам аришалийцев и веспанцев с розалийцами пришлось туго. Отравленные колодцы, заражённые стада овец и коров, просто выстрелы из кустов, взрывы на железной дороге. И всё же между молотом и наковальней долго не проторчишь, колонистов просто выдавили. Кто-то ушёл на юг Аришалии, осваивать новые земли, заводить там фермы, другие подались к нам — в Рагну. Святой был из вторых. Его семья поселилась у нас, его гасиенда была богатой, едва ли не лучшей. Его отец купил её за бесценок у государства, потому что владевшие ей аристократы из Веспаны давно разорились, и земля вместе с постройками приходили в запустение. Семья Святого работала упорно — от зари до зари. Я знаю, потому что мы жили по соседству. А потом нашёлся какой-то ушлый и преуспевающий родственник прежних хозяев земли. Он подмазал кого надо, и расторг сделку. Семье Святого выплатили те деньги, которые они отдали за разорённое хозяйство, и велели собирать вещи. Стерпеть этого отец семейства не мог, и взялся за оружие снова. Святой от него не отстал.

Финал истории немного предсказуем.

— В перестрелке погибли почти все родные Святого, а сам он выжил только чудом. Его вытащил из горящего дома Чунчо Муньос, и теперь они вроде как братья.

— А тот что там делал? — удивился я.

— Конечно, пришёл посмотреть, чем можно поживиться после солдат, — пожал плечами Кукарача. — Но услышал крики и кинулся в огонь. В этом весь Чунчо — может, им движут и не лучшие помыслы, но он всегда готов помочь тому, кто попал в беду.

Я глянул на Чунчо, который сейчас преспокойно покуривал на корме, как будто и не прошло меньше четверти часа после схватки с дикарями. Представить, что он кидается в горящий дом, чтобы спасти незнакомого ему человека, я не мог.

То, что мы приближаемся к Большому мосту, все узнали задолго до того, как на горизонте появилась его впечатляющая громада. Построенный неизвестно когда и неизвестно кем, каменный мост опирался на массивные быки толщиной с двух-трёх крепких людей. Люди на его фоне казались муравьями — сотни их облепили пролёты, застроив баррикадами и более серьёзными сооружениями. Однако ещё до того, как мы увидели его, по реке поплыли первые трупы. Их прибивало к берегу у большой излучины, не давая большей части тел уплыть ниже по течению. Там их вытаскивали из воды баграми и уносили к громадным кирпичным ямам крематориев. Хоронить в топкой почве никто никого не собирался — тела обирали до нитки, а после сжигали.

Но прежде трупов, плывущих по воде, были звуки — такие привычные мне за годы в траншеях. Я и не думал, что смогу отвыкнуть от них. Стрёкот пулемётов и злобное уханье полевых орудий, вроде установленной на носу «Нэлли» трёхдюймовки. Сейчас пушку снова накрыли чехлом от греха подальше. Несмотря на нейтральный флаг вооружённый корабль вполне могли потопить из простой предусмотрительности. Вскоре я услышал и сухое щёлканье винтовок — палили густо, пачками, боеприпасы не берегли. Похоже, нам не повезло подойти к Большому мосту в разгар очередного обострения конфликта.

До самого моста «Нэлли» не добралась: нас остановил паровой катер под флагом колоний Коалиции. Он перегородил фарватер, нацелив на наш пароход всё своё вооружение. Пушку — точно такую же трёхдюймовку, что пряталась у нас на носу под брезентовым чехлом — и два спаренных «мартеля». Более чем серьёзный аргумент.

Над рубкой катера взметнулись флаги, я их читать не умел, однако капитан сразу же пояснил их значение.

— Приказывают швартоваться на их берегу. Если продолжим движение вверх по течению, нас расстреляют.

Я отлично понимал, что кроме орудий самого катера на нас сейчас нацелены ещё парочка с берега. Просто мы их не видим, а потому кивнул капитану, чтобы тот подчинился. Да тот и сам не горел желанием геройствовать попусту.

Он вообще после схватки с дикарями стал мрачен, слишком уж дорого обходилась ему наше путешествие. Из нудноватой, но вполне безопасной прогулки по Великой реке, оно превратилось в унесшее жизни пяти человек из команды предприятие. Ещё трое останутся калеками и никогда больше не ступят на палубу. Серьёзный удар по команде, ведь набрать новых ему просто негде.

Как только сходни упали на пристань, к нам на борт поднялся вахмистр в потрёпанной, не раз чиненной, но чистой форме колониальных войск Коалиции. Его сопровождали пара бойцов: один — чернокожий, второй — орк с обломанным левым клыком.

— Документы, — потребовал вахмистр, требовательно протягивая ладонь с обкусанными ногтями.

Капитан протянул наши бумаги — они были в идеальном порядке, к тому подписаны не только колониальным комиссаром, но и Львом Афры, чьё слово значило тут намного больше. И ценилось тем сильнее, чем дальше ты находился от Додомы.

— Цель визита? — теплоты в голосе офицера не добавилось, однако и подозрительность почти ушла.

— Идём вверх по течению, — ответил я. — Ищем полковника Конрада.

Из своей миссии я секрета делать не стал. На продуманную «легенду» времени нет, а если попадусь на вранье, меня живо в расход пустят. Тут с трибуналами туго, и чем дальше от Додомы, тем их меньше.

— Он тут давно пролетал, — прищурился вахмистр, — а вы появились только сейчас, когда ублюдочные розалю, решили снова полезть через мост к нам.

Мы стояли молча, глядя друг на друга. Отвечать ему я не стал.

— Значит, так, — решил вахмистр. — Пароход постоит здесь, а вы, — он указал на меня, Кукарачу и капитана, — за мной. Пускай командир решает, что с вами делать.

Сразу на дно не пустили — уже неплохо.

Командовал обороной моста полковник фон Клоц — невысокого роста, крепко сбитый, и, если бы не чисто выбритое лицо, его можно принять за гнома. Мундир на нём был такой же не раз латанный, как на сопровождавшем нас вахмистре, однако чистый и даже отглаженный. Полковник представился первым, пожал руки и выглядел довольно приветливо. Что удивляло после приёма, устроенного вахмистром.

— У нас тут очередная драчка с розалю наметилась, — пояснил он, хотя не умолкающий ни на секунду стрёкот пулемётов и басовитое уханье полевых орудий, говорило обо всём лучше него. — Собрали внушительную толпу чёрных ублюдков пополам с орками — им даже оружия толком не дали, представляете, лезут на укрепления с топорами и саблями, ружьё у каждого третьего в лучшем случае. И так пятый день с восхода до заката. В ямах не успевают трупы сжигать!

Он перевёл дух и налил всем воды из зачарованного графина. Выпить глоток почти ледяной воды оказалось невероятно приятно. Лишь лишившись определённых благ понимаешь, насколько к ним привязался. Можно сколько угодно жаловаться на холодную воду из бочки, в которой по утру приходится разбивать лёд, чтобы напиться. Однако на такой жаре, что царит в Афре, нет ничего лучше пары глотков такой вот ледяной воды.