Мяч круглый. Испанский дебют (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 26

И тут полегчало. На грузин сзади набросились другие грузины. Удачно! Те за спину не опасались, а их стали по одному выдёргивать в дверь и, заломив руки, уводить подальше от раздевалки «Кайрата». Пара минут — и встреча на Эльбе завершилась со счётом 10:3. У Лобановского сломана ключица — ну, может, трещина, но рука висит плетью. У Степанова распухает ухо. Больше всех пострадал массажист Валерий Ким — пара рёбер точно сломана. Хорошо хоть не позвоночник… Такой удар, придись по хребту, точно оставил бы мужика инвалидом на всю жизнь, но, на счастье, стоял он чуть боком, потому получил только по рёбрам.

— Папа, ты живой? — подошёл Трофимка. На коричневом кулачке — красно-белые ссадины. Ишь, хват пацан — не струсил, успел и боевое крещение принять.

— Ничего. Засохнет.

— Нос уже ломай. Ухо ломай. Когда рот поломай, я тебя буду ложьечка кормий, — и лыбится.

— Друга своего Губича вон езжай «кормий». Каркает тут…

— Я не воронья. Я кондор! Кар! Кар! — дурашливо завопил пацан и замахал руками. Нервы. Отходит. Только сейчас Вадим сообразил, как их пронесло. Десяток мужиков с дубьем против почти голых футболистов — и ни одной пробитой головы. Тенденция, однако, поганая. Что за сезон? Эксцесс на эксцессе. Этак следующий раз с саблями кто-нибудь нападёт, или сразу с пулемётами?

Интермеццо одиннадцатое

В ресторане выпивший грузин просит музыкантов:

— Спойте песню про кота.

— А какие там слова?

— Ка-а-та меня ты позовешь…

Ансамбль «Орера» приехал на концерт в Кутаиси накануне днём. Дали вечером, как и планировали, двухчасовой концерт в клубе автомобилистов, хотели утром уехать — и тут поступило два предложения. Воодушевлённый аншлагом директор клуба уговорил Роберта Бардзимашвили, основателя и руководителя ансамбля, дать ещё один концерт, но не вечером, а днём, в три часа, так как вечером — матч местного «Торпедо» против алма-атинского «Кайрата». Все будут на стадионе. Вот и тут ударник и иногда вокалист ансамбля Вахтанг Кикабидзе, хоть ему никто слова и не давал, заявляет: «Согласны. Если достанете нам билеты на футбол». Понятно — грузин. Это слово переводится на русский как «футбольный болельщик». Нет… Переводилось. Теперь хрен его знает, как переводится. Житель пятьдесят какого-то, самого нищего штата — «Джорджия-2». Ну, директор директору глаз не выклюет. Позвонил один Автандил другому Гоги, и мальчишка принёс синие билетики. Теперь ансамбль «Орера» вместе со всем кутаисским народом мок под в общем-то тёплым весенним дождём. Весь первый тайм накрапывал, или даже лил, превращая кочковатое поле в грязевую ванну. В перерыв унялся, а вот страсти на стадионе — нет. Проиграть на выезде сильной команде можно. Это игра. А вот крупно продуть дома одной из самых слабых команд Класса «А» — это ни в какие ворота не лезет! Тем не менее, в правые ворота кутаисцев залезли две плюхи. Теперь будут левые, но при такой игре это ситуации не меняет. Можно даже и усугубить.

Самое интересное началось, когда на стадионе прозвенел отдающий зубной болью звонок. Проходит минута, но ни та ни другая команда из тоннеля не появляется. И даже судей нет. Ещё минута… Зрители начинают свистеть и кричать. Ещё пара минут. Свист прекратился — устали соловьи (по-грузински будет «бульбули», что очень верно — бульбуль на трибунах тоже происходил повсеместно), да и крикуны глотки понадсадили. Зато над стадионом всё нарастал гул недовольства. Чего-то бегали милиционеры у входа в подтрибунные помещения, потом туда ушли люди в белых халатах — и вряд ли это были преподаватели химии. Что-то случилось. Просто так белые халаты не появляются.

Снова прозвенел звонкий звонок, вызвавший перекос некоторых физиономий с греческими профилями. Почти тишина установилась… И тут кто-толкнул Вахтанга под зад. Нет, не сосед с верхних скамеек. Муза Эвтерпа пнула. Их бохато. Муз-то. Всех и не упомнишь — греки их на каждый чих придумали. Эту вот поставили бдеть за музыкой и песнями.

Прочувствовав пинок, Вахтанг Кикабидзе запел первую строчку — почти про себя, потом всё громче и громче:

Сакварлис саплавс ведзебди, — Любимой могилу искал

Вер внахе дакаргуликхо, — Не смог найти, затерялась,

Гуламосквнили втироди: —- Всем сердцем рыдал:

«Сада хар чемо Сулико»! — «Где ты, моя Сулико»

Про Сулико тянул уже весь «Орера», а над стадионом стояла тишина.

Екалши варди шевнишне, — В колючках розу приметил,

Облад ром амосуликхо, — Сиротливо что росла,

Гулис панцкалит вкитхавди: —- С сердечным трепетом спросил:

«Шен хом ара хар, Сулико» —- «Не ты ли это, Сулико».

Теперь весь стадион спрашивал у розы: «Не ты ли это, Сулико?»

Третий и четвёртый куплет дружным хором тянули как минимум шестнадцать тысяч человек. «Сулико» — конечно, в принципе самая известная грузинская песня, но в Кутаиси она имеет особое значение, ведь именно здесь, на сцене местного театра, её спели впервые. И вот — очередное историческое исполнение шедевра Варинки Церетели. Это был первый и один из самых массовых флешмобов в истории Земли. Жаль, никто не додумался подать заявку на регистрацию рекорда в книгу Гиннесса.

Интермеццо двенадцатое

— Алё, скорая? Скорая, быстрее приезжайте! Мой ребенок ручку проглотил!

— Хорошо. Заказ принят. Машина будет через три часа.

— А что нам делать эти три часа?

— Ну, не знаю. Пишите пока карандашом.

Свершилось чудо! Где-то там в небесах услышали — и ветерок, еле заметный, чуть сильнее, чем дыхание котёнка, стал сдувать облака в сторону проклятого зарубежья, на юг. Даже чуть смущённое грязью «зелёного» футбольного поля солнце пару лучиков послало. И тут заиграл футбольный марш, и с опозданием в пятнадцать минут появились команды. И благостное настроение почти улетучилось у двух десятков тысяч зрителей. Грязные и ещё грязней шли любимцы Кутаиси торпедовцы, а параллельным курсом вышагивали полосато-нарядно-жёлто-чёрные казахи.

— Бозэпс ра? Дедис тхна! — это было самое пристойное из того, что изрёк весь стадион. Безобидный вопрос: «Что делать с мамами гулящих девушек»?

Гуся, Балерину, Гитлера и Агностика увезли на скорой в больницу. Всех четверых положили на одни носилки и приставили в сопровождение двоих грузинских аксакалов. Они, грузины — народ вообще скромный, и потому громко «аксакалами» себя не обзывают. Скромнее — «батонами» друг друга костерят. Получается, сопровождать Лобановского в больницу поехали два хлебобулочных товарища — батоно Жордания и батоно Хурцидзе, и ещё с ними увязалась калбатоно Манана — врач скорой. Что означает приставка «кал» перед «батоно Мананой» — доподлинно не известно. Скорее всего — «половина». Говорят же в булочной: «Мне полбатона колбасы». А тут, наверное — «калбатона полбасы»? Врачиха Манана была маленькой, седой, крикливой старушкой, раза в два меньше Гуся-Агностика — потому, видимо, её дед Андро и назвал «калбатоной». До этого калбатоно Манана отправила в больницу Кима, и в больничку — троих грузин. Почему в больничку? Ну, этимология ещё доподлинно не изучила историю появления данного жаргонизма. Просто примем, как данность: в городах и посёлках нашей Великой и Необъятной — больницы, а в тюрьмах и колониях — больнички. Наверное, всё же из-за того, что любой зэк мечтает оказаться в больничке. Не с пером, естественно, в пузе, а с чем-нибудь не очень острым и не очень болезненным — с насморком, скажем. Помоют, переоденут, отправят кишащие платяными вшами одежды в прожарку. Голову от вшей обреют, покладут на почти белые, ну, чуть-чуть совсем желтоватые простыни. Того глядишь, ещё и колесо, а то и два дадут. Жизнь почти удалась. Потому и ласково так — «больничка». Так вот: милиция троих грузин отправила в больничку. Опять ведь не так… Нет в СССР никаких грузин. Грузины только в Америке. Хотя ведь и там нет… Почему же Джорджия? Ну, то есть Георгия. Царь был у грузин? Или всех мужчин там называли Георгий? Эти неуёмные и агрессивные русские вечно всех завоёвывают и придумывают этим завоёванным своё название.