Pulp (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 30

Рыков послушно убрал ладонь в сторону — своей жизнью рисковать он не хотел.

— Эта шлюшка, конечно, хорошо подмахивает фон Вольгу, но он отлично знает, на кого она работает, — заявил лейтенант. — Он не будет сильно плакать по ней.

— А ты тут же прыгнешь к нему в постель, жалкий извращенец! — плюнула в его сторону Серая Лисица. Ненависть её к красавчику-лейтенанту была совсем не наигранной.

— Хватит мелодраму разводить, — решил я взять инициативу в свои руки. — Считаю до трёх, и либо ты снимаешь ремень с кобурой, либо проверим, насколько фон Вольг обрадуется её смерти. Раз…

Кишка у него оказалась всё же тонка. На счёт «два» Рыков расстегнул поясной ремень, и кобура с пистолетом глухо стукнула об пол.

— Ты, — кивнул я часовому, — винтовку подальше от себя.

Тот смотрел на нас непонимающим взглядом. Конечно, руславиец ни слова не знал на экуменике. И тут Рыков что-то крикнул ему на родном языке, и, повинуясь вбитым дисциплиной рефлексам, часовой вскинул винтовку. Я нажал на курок раньше — дважды. Пули пробили правое плечо и грудь солдата, он покачнулся, и его выстрелы ушли в потолок. Но это дало время для действий Рыкову, а тот оказался шустрым малым.

Он перекатился через плечо, выдернув пистолет из лежащей на полу кобуры, которую успел расстегнуть, видимо, когда снимал поясной ремень. Я оттолкнул Серую Лисицу — не использовать же её как живой щит — и рывком ушёл с его линии огня. Мы обменялись выстрелами, но без успехов. Пули рикошетили от стен и потолка.

Рыков встал на колено, выстрелил в меня несколько раз, но теперь уже я рухнул на пол, чтобы тут же уйти перекатом в сторону стола. Тот послужил бы мне хорошим укрытием. Вот только этого лейтенанту и было нужно — он не собирался устраивать дуэль со мной. Стоило мне разорвать дистанцию, Рыков вскочил на ноги и бросился к коридору, уходящему в другое крыло здания. Я навскидку выстрелил ему в спину дважды, но ни разу не попал — Рыков скрылся за поворотом.

Лисица же без моих команд уже вытащила из стола ключ от двери и отперла её. Я же наклонился над умирающим часовым, вынул из его рук винтовку. Вблизи она была очень похожа на М-13, хотя и не такая увесистая, как оружие имперского образца.

— Автомат Гусева, — сообщила мне Серая Лисица. — Местная новинка, производится пока только на Фабрике. Бьёт слабее самозарядной винтовки, зато очередями по три патрона можно свалить даже штурмовика в средней броне. Патрон меньшего калибра, чем имперский, но легко пробивает кирасу.

Я закинул оружие себе на плечо — раз уж скоро поднимется тревога, автоматическая винтовка лишней не будет. Не побрезговал снять с пояса часового подсумок с двумя запасными магазинами.

— Только с патронами осторожней, — добавила Лисица. — В магазине их всего пять, спуск достаточно мягкий, и легко выпустить сразу все.

Она открыла передо мной дверь, но идти не спешила.

— Останусь здесь, — сказала Лисица. — Встретимся у Хидео.

— Зачем?

— Так будет лучше, — покачала головой эльфийка. — Мне стоит быть поближе к фон Вольгу, он думает, что заслана местной внутренней политической полицией, и я не развеиваю его уверенности. Рыков может злобствовать сколько угодно, но фон Вольг поверит мне. Он не подозревает обо всей правде.

— Это опасная игра, Лисица.

— Мне не привыкать.

Она закрыла за мной дверь, оставив меня на лестнице.

Я спустился в подземный коридор и направился к месту встречи с Оцелотти и его «котами». Серая Лисица достаточно подробно объяснила мне дорогу, вот только либо я всё-таки где-то свернул не туда, либо ошибся, считая повороты, но вскоре понял, что заблудился в проклятом лабиринте. Может быть, сыграла роль и старая психическая травма — я ненавидел запутанные коридоры. От всей души ненавидел их, потому что провёл в таких же лабиринтах ходов сообщения между траншеями под Недревом такую проклятущую уйму времени, что вспоминать не хочется. Конечно, там они выглядели куда хуже, часто приходилось передвигаться по колено, а то и по пояс в грязи, эти же коридоры были чистенькими и хорошо освещёнными. Но пусть бы они все скопом провалились на самое дно преисподней!

Я ненавижу тоннели!

Я пришёл в себя сидящим у стены прямо на полу, в руках я сжимал взятую с трупа часового винтовку. По лицу крупными градинами катился пот, а вот во рту пересохло. Проклятущее проклятье! Траншейная болезнь догнала-таки меня.

Поднявшись на ноги, я стёр со лба пот и огляделся. Я совершенно не представлял, в какой части подземного комплекса нахожусь. Так что просто выбрал себе дверь наугад и, стараясь не шуметь, поднялся по короткой лестнице. Дверь в конце её была, само собой, заперта, и мне оставалось только постучать в неё, взяв наизготовку нож. Стрелять снова я не хотел — незачем поднимать переполох в ещё одной части Фабрики.

Вот только гарнизон уже успели поднять по тревоге, в двери открылось небольшое оконце, и на меня уставились подозрительные глаза.

— Пароль, — произнёс часовой. Видимо, слово было универсальным во всех языках бывшей Экуменической империи.

Мне нечего было ему ответить, и я вместо слов ткнул ему в лицо ствол пистолета.

— Открывай, или мозги вышибу, — прошипел я, осознавая, что часовой не поймёт меня, но может, хотя бы тон моих слов будет ясен и так.

Часовой умирать не хотел, он просто убрался от двери. Я даже стрелять не стал. Вместо того чтобы тратить время на бессмысленную пальбу, я бегом промчался по лестнице и убрался от злосчастной двери подальше.

Я понимал, что совершил очень большую глупость, и теперь враг знает, где я. Скорее всего, по моему следу выпустят несколько команд зачистки, уверен, такие есть в запасе у фон Вольга. И под удар могли попасть и «Дикие коты» с Оцелотти. Времени на то, чтобы выбраться из проклятого подземелья, у меня оставалось всё меньше.

Соваться к другим запертым дверям было бы уже невыносимой глупостью, я бы просто сузил круг поиска моим врагам. На каждом посту часового на стене висел телефон, я отлично запомнил массивные чёрные аппараты в корпусе из эбонита, обо мне доложат мгновенно. А вот открытая дверь мне попалась только один раз, и грех было ею не воспользоваться. Конечно, оставленная нараспашку дверь могла быть и ловушкой, но решил рискнуть. Поднявшись лестнице, я обнаружил открытую дверь наверху и не преминул войти. Никакого поста здесь не было и в помине, и я вошёл прямиком в чей-то кабинет.

Хозяин его развернулся ко мне лицом, не вставая из приличных размеров кресла, стоящего за таким же массивным письменным столом. Был он невысокого роста, но коренаст настолько, что его вполне можно заподозрить в родстве с народом гномов. Плосковатое лицо, мясистый нос и копна седеющих, но не редеющих волос. Передо мной профессор Гранин собственной персоной. Одет он был в хороший костюм, но сразу видно, что тот не пошит по мерке, а взят в магазине готового платья и подогнан по фигуре профессора.

— Я ждал вас, молодой человек, — заявил он, поднимаясь-таки из кресла и протягивая мне руку. — Гранин, — представился он. Я пожал ему руку, убрав нож и пистолет, но называться в ответ не стал.

— Очень приятно, — только и сказал я.

— Когда поднялся переполох, — сообщил мне Гранин, — я решил открыть все двери, надеясь, что кто-нибудь заглянет ко мне на огонёк.

На экуменике он говорил безупречно, но тут ничего удивительного. Все учёные в Руславии говорили на имперском, потому что иначе было не поступить в университет, где преподавали исключительно на экуменике. Закон запрещал для преподавания все другие языки, даже родные для жителей провинций империи.

— Зачем? — спросил я, не спеша доверять профессору.

— Вы же за Соколовым пожаловали, — без единой вопросительной интонации сказал он, — вот и забирайте его. Как только он спелся с фон Вольгом, на мои проекты перестали выделять финансирование. А между прочим, шагоходы — это прорыв в военной технике. Я мог бы целую лекцию вам прочесть, но не буду тратить время. Ни своё, ни ваше. Если вы заберёте Соколова — все его разработки будут дискредитированы, фон Вольг получит по заслугам, а мне снова выделят деньги на исследования и эксперименты.