Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore" - Страница 12

Извлекать энергию из черных дыр? Безумный, опасный проект. Надо бы еще подумать, как сравнять станцию АРГХ с землей.

Лично у Ли Тэ Ри энергии на это не было.

Друзья перестали его узнавать. Он осунулся, отощал и ходил, как потерянный. А в один прекрасный день подсел на азартные игры.

Он проводил за играми сутки напролет, делал ставки, бился об заклад. Его преследовали сокрушительные победы, он получил прозвище "Везунчик" и был записан в книгу рекордов.

Только спустя несколько лет удача решила продемонстрировать ему лопатки: он проспорил. Теперь ему надо было украсть у какой-нибудь феи ее драгоценность. Рисковое дело, но куда ему отступать? Он был отчаянным эльфом, отчаянным от кончиков пальцев до самых глубоких каньонов души.

Так, собственно, и случилось, что Ли Тэ Ри стащил у феи перстень памяти, лишив ее возможности вернуться домой. Чем серьезно провинился перед Вершителем.

***

Почему эта наглая дверь встала на пути? В планы Эсфири совершенно не входило впечатываться в нее лицом и рвать сари. Но тем не менее, впечаталась, порвала. Неприлично выругалась — и, держась за лоб, где намечался приличный синяк, столкнулась с хозяином дома.

Точнее, избушки. Очень дряхлой избушки, которую кое-как приткнули в сердце непроходимого леса.

— Вы кто-о-о? — простонала Эсфирь, глядя на нескладного… да нет же, на весьма даже представительного мужчину с огненно-рыжей… да нет же, седой шевелюрой, которую он, судя по длине, никогда в своей жизни не стриг.

Мужчина менялся на глазах. Посмотришь на него правым глазом — рыжий, нескладный. Посмотришь левым — представительный и седой. Но в его зрачках всегда прячется по воронке размером с целую вечность, обознаться не выйдет.

— Я, — выдал этот диковинный экземпляр, — Вершитель. А вы кто, дамочка? А-а-а! — понимающе протянул он. — Мироздание прислало мне помощницу! Ну, входи, располагайся. Добро пожаловать в "УПС".

Эсфирь ни за какие коврижки не вошла бы в избу, которая дышит на ладан и на вывеске у которой значится нечто вроде "УПС", если бы ее учтиво не взяли под локоток и не провели в прихожую.

— А как эта аббревиатура…

— Управление Потусторонними Силами, — охотно расшифровал хозяин допотопного сооружения, снова перетекая из рыжего образа в седой. — Как я понимаю, ты связана с нашей феей.

— Ничего вы не понимаете, — проворчала Эсфирь.

И возвела глаза к потолку — медленно, осторожно, чтобы не спугнуть волшебство момента. На белом ровном потолке, чересчур уж высоком для ветхой лачуги, красовалась лепнина — пухлые ангелочки в цветах или что-то наподобие того. Там же сияли люстры из хрусталя.

Потом взгляд Эсфири переместился чуть ниже и идентифицировал позолоту. В избушке (хотя теперь ее стоило бы называть дворцом) золотили всё, что можно и нельзя: дверные ручки, плинтуса, ажурные лестничные перила, карнизы, столовые приборы и даже зубочистки.

Бархата и шелков здесь тоже имелось в избытке.

— Вершитель? — переспросила Эсфирь, не спеша поднимать челюсть. — А кто это?

— Если вкратце, то я вершу людские судьбы, — отозвался хозяин. Ни злой, ни добрый. Вежливый. Безразличный. — И ты будешь мне помогать. Но для начала переоденься.

Эсфирь с глупейшим выражением лица оглядела свое сари — грязное, рваное, совершенно не подходящее к помпезной роскоши дворца. Кивнула — и была немедленно представлена Шкафу.

"Шкаф, это Эсфирь. Эсфирь, это Шкаф". Именно так, с большой буквы.

Кто бы мог подумать, что всегда такая сдержанная и аскетичная, она потеряет голову от платьев?

У Шкафа был характер. По параметрам приближаясь к обеденному залу, он исполнял роль примерочной, стилиста и художника-модельера одновременно.

И когда Эсфирь ввели в эту примерочную и оставили там одну, у нее натуральным образом перехватило дыхание. Зеркала. Лампы. Снова зеркала. Ряды вешалок с нарядами из зеленого крепа, серебряной синели, тафты, муслина, шелкового газа. Поистине царственный размах.

"Если Вершитель вершит людские судьбы посредством красивой одежды, то я, пожалуй, соглашусь ему помогать", — подумала она, спешно стягивая с себя рваную тунику.

Эсфирь избавилась от нее без сожаления. И когда она предстала перед зеркалами в обнаженном виде, гладкий плитчатый пол вдруг искривился, пошел волнами и заставил ее отскочить — прямиком к сливной решетке.

Тут же вокруг Эсфири задернулись шторки, и с потолка хлынул освежающий ливень. Перед глазами материализовались полочки с мылом, шампунями, губками и прочими банными принадлежностями.

"Ага, — сообразила она. — Новая одежда на чистое тело. Никак иначе".

Шампунь ей попался с ароматом ванили и кокоса. Гель для душа до одури пах персиком. И из душа Эсфирь вышла вся благоухающая, завернутая в широкое белое полотенце. Предвкушающая что угодно, только не это:

"Клац!" — и все лампочки в примерочной синхронно погасли.

— Эй, что там у вас за шутки, господин Вершитель? — крикнула Эсфирь своим фирменным оглушительным контральто, от которого дрогнул бы даже матёрый уголовник.

Вершитель если и дрогнул, вида не подал. Он не отозвался, зато свет вернули. И теперь полотенца на ней не было.

Она стояла на облаке, окутанная слоями легчайшего газа в закатных тонах. Шелкового газа, разумеется. А облако на поверку оказалось парой чрезвычайно удобных, мягких ботинок на шнуровке и плоской подошве.

Так она и вышла к столу, куда ее по анфиладам провели — нет, не слуги — колокольчики. Они висели через каждые несколько шагов и призывно тренькали: мол, правильно идёшь, не останавливайся.

Откуда-то из глубины избушки (то есть, дворца, конечно) доносилась музыка ветра, тихий перестук фарфоровых палочек на сквозняке.

Эсфирь дошла до места назначения и мгновенно поставила диагноз: Вершитель — типичный транжира, прожигатель жизни и просто человек, не знающий меры.

Только вот человек ли?

Стол располагался в пустынном амфитеатре, на овальной арене, посыпанной морским песком. Песок скрипел под ногами. К небу возносились арки и ряды сидений, где вместо зрителей были экраны, сотни и тысячи одинаковых прямоугольных экранов, на каждом из которых шло своё кино.

А что касается стола, то он прямо-таки прогибался под тяжестью блюд.

Кажется, Вершитель руководствовался нехитрым принципом: "Живем в последний раз, так почему бы не?.."

— Сегодня я дал тебе Шанс, — заявил он с другого конца стола. — Присаживайся, подкрепись перед практикой.

— Практика без теории? — изогнула бровь Эсфирь. — А так можно?

Она приблизилась к этажерке с фруктами столь уверенно, словно не ее совсем недавно окатили водой и магическим способом переодели. Взяла яблоко, надкусила. Фи, червивое!

— Еще как можно! — усмехнулся Вершитель. — В нашем распоряжении — Его Сиятельство Случай, Ларец Шансов и Ящик Разной Жути. С этими тремя ребятами любая теория летит в тартарары.

***

… — Ты хоть знаешь, что такое Шанс? Тебя вообще учили ларцы отпирать?

Эсфирь еще не отпустил восторг после платьев и амфитеатра, а ей в мёд уже подбросили ложку дёгтя. Вершитель не предупредил, что практику у нее будет вести некая Розалинда. Он просто нахально ухмыльнулся, на ходу превращаясь из седого красавчика в рыжее чучело. Свернул скатерть вместе с яствами заморскими — и был таков.

Эсфирь стремительно набиралась опыта. Теперь она знала, что на свете существуют занятные персонажи. Именно их-то и забыли спросить, что делать и куда идти.

Розалинда определенно принадлежала к их разряду. Она носила толстые очки в роговой оправе, толстую косу мышиного цвета и сама, в общем-то, была особой довольно пышной комплекции.

Знала она решительно всё решительно обо всём. Не терпела, когда ей перечат. А новеньких во владениях Вершителя тихо ненавидела.

Когда Эсфирь наконец-то открыла ларец (с увертливым ключом на цепочке еще нужно было найти общий язык), он оказался битком набит плодами чьего-то безудержного, креативного рукоделия. Пряжа, перья… Разглядеть толком не удалось — Розалинда захлопнула крышку.