Двойной генерал (СИ) - "Wolf" - Страница 48

Ребята упёрлись лбом в стенку, легко свои тайны природа не отдает. Требую подробности.

Подробности скучные и примечательные. При заведённом двигателе помехи носят приемлемый, хотя и малоприятный характер. При включении устройств самолёта резко усиливаются и слабо реагируют на экранирование.

— Займитесь экранированием. Не временным, как делали, а изготовлением и монтажом металлических или сетчатых кожухов или что там нужно?

Выпрыгиваю из самолёта. Я тоже не знаю, что делать, не всезнающий я и не всеведающий.

— Пал Юрич! — кричу ему уже снаружи, тот высовывается, — посоветуйся на заводе. Ты ж не один там специалист.

На дальнем конце ещё возятся рабочие в военной форме. Взлётка растёт с каждым днём. Всё у меня, гадство такое, растёт, но никак не вырастет.

— Поехали домой, — командую зеркально потемневшему лицом от моих неприятностей Саше.

7 апреля, понедельник, время 18:45.

Минск, квартира генерала Павлова.

— Па-а-а-п, ну, давай, ходи! — тормошит меня Адочка, а я никак не могу отделаться от занозы в мозгу. Радиосвязь в авиации! Неужто у меня её не будет? А я-то размечтался. Если в нашей истории не смогли её наладить вовремя, значит, были веские причины. Кроме той, что бросается в глаза, которые чисто психологические. Попадались мне отрывочные сведения, что иногда лётчики даже освобождали свои машины от радиостанций, чтобы больше бомб взять. А чего её зря таскать, если ни вдохнуть, ни… выдохнуть.

— А ты что, уже сходила? — дочка играла со мной в шашки, пока я не выиграл. После этого переходит на «уголки». Какой древней оказалась эта игра. Хоть так отвлечься попробую.

Делаю ход. Заеду завтра в штаб, узнаю новости. Если ничего срочного, то придумаю ещё какую-нибудь пакость подчинённым. Караси дремать не должны, пока я жив и в твёрдой памяти. О, я знаю, какую жирную и грязную свинью надо подложить своим генералам и прочим военным.

Ещё один ход.

— А я так, вот так и так! — торжествует Адочка и с ликующим стуком скачет своей шашкой по небывало длинной траектории. Моё лицо вытягивается от неприятного удивления. Пока я раздумывал, какую свинью подложить своим подчинённым, мне в родном доме её подсунули.

— Да как так-то! — кричу расстроенно, что радует дочку несказанно.

Пару раз я ещё «ошибся», чем привожу Адочку в полнейший восторг. И закономерно проигрываю, вводя дочку в состояние экстаза. Хмуро смотрю на неё и «подло» мщу.

— Раз такая умная, иди уроки делай. И только попробуй мне тройку получить, — грожу кулаком хихикающей Аде. В весёлом настроении ускакивает делать домашние задания. Пусть теперь попробует сказать, что чего-то не понимает. Тут же ей напомню, что она обыгрывала генерала армии и Героя СССР.

Вечером перед сном сидим, чаи гоняем.

— Пап, — спрашивает Борька, — а ты меня в армию отпустишь?

Жена смотрит обеспокоенно, Ада таращится с любопытством.

— Не буду скрывать. Я — отец и мне не хочется посылать тебя под пули…

— Пап!

— Не перебивай, — останавливаю пытающегося что-то возразить Борьку, — тебе небось хочется на коне, с шашкой наголо? Или ворваться на танке в расположение врага и яростно его крушить? Я тебе, как генерал, скажу. Мне героев, готовых с голой грудью переть на пулемёты, и так хватает. У меня специалистов страшная нехватка.

Все слушают внимательно, а жена ещё и с надеждой. Понятное дело, ей тоже не хочется, чтобы родной сын сгинул в огне войны.

— У тебя же с математикой всё хорошо? — знаю и сам, для связки слов нужен риторический вопрос, — значит, самое лучшее для тебя место в армии — корректировщик огня. Самая мощная артиллерия — гаубичная, дальнобойная, калибром 152 или 203 миллиметра. Ей плохо маневрировать, очень тяжёлые пушки. Поэтому ближе восьми-десяти километров к передовой их редко ставят. За ними противник гоняется, ищет их и норовит разбомбить. Если в полосе наступления есть хотя бы две-три такие батареи, наступление под большим вопросом.

Лекция затягивается, но семья слушает, стараясь даже дышать беззвучно.

— И никто из моих артиллеристов… хотя нет, может, и есть, но пока не встречал. Никто не умеет стрелять вслепую, по карте. А ведь теоретически это просто. Снаряд ведь летит вполне предсказуемо. Не по параболе, сказывается сопротивление воздуха и ветер. Но эти поправки легко учитываются.

— Понимаешь? — на мой вопрос Борька кивает замедленно и не уверенно. Надо объяснять.

— Из-за большого расстояния сам снаряд летит минуту, а то и полторы. Обстановка на поле боя меняется каждую секунду. Поэтому некогда сидеть и вычислять по таблицам требуемые установки для прицельных устройств. Опытный командир должен за несколько секунд их выдать. И всё равно не попадёт, какой бы опытный не был. Но хоть в пределах видимости для корректировщика огня, который может сказать: ближе на триста метров или правее на двести. И главное, по своим не попасть, поэтому лучше брать с перелётом.

— Теперь понимаешь, насколько это важно? Быстро, точно, да по своим не угодить, — делаю небольшой перерыв, глотаю горячий чай.

— И что делать мне? Ставить вчерашнего крестьянина, в лучшем случае, тракториста на это место? Открою тебе секрет: он никогда этому не научится. Даже некоторые выпускники военных училищ с картами неуверенно обращаются. И он будет стрелять, куда попало. А в это время ты, который может это делать, будешь сидеть в окопе, проклиная того идиота, который на его же голову сыпет нашими же снарядами.

— Предлагаешь мне в артиллерийское училище идти? — задаёт резонный вопрос сын.

— Самое лучшее место для тебя, — соглашаюсь, — можно ещё в связь пойти. С радиосвязью у нас натуральная беда.

Невольно мрачнею и едва удерживаюсь, чуть не вываливаю свои проблемы на домашних.

— Если не решим проблемы с радиосвязью… впрочем, решим. Ты тут пока ничем не поможешь.

— Почему?

— Ну, потому что сначала долго учиться надо. Радиотехника — сложная наука.

Последнее слово сын оставляет за собой.

— Сам-то ты вдоволь повеселился, пап. И с шашкой наголо и в танке. А мне, значит, запрещаешь.

Времена такие были, — отвечаю только взглядом. Должен понять.

Что-то у меня свербит в голове. Всё сильнее и сильнее. Именно связанное с проблемами, которые бессилен решить Хадарович.

Ночью деликатно отстраняюсь, пусть генерал общается с супругой, спит с ней и не спит, у меня свои сны.

Обычный городской дворик.

Кирилл Арсеньевич наблюдает за мучениями соседа, ковыряющегося в своей «Ауди». Время от времени мужчина средних лет в серой от пыли и пота майке разражается цветистыми фразами. Греющийся на солнышке пенсионер с любопытством слушает. Не бог весть что, зато сколько экспрессии!

— Чего ты там колдуешь, Лёш? Машина у тебя вроде на ходу? — расслабленно спрашивает Кирилл Арсеньевич недовольного чем-то мужчину, присевшего рядом передохнуть.

— С машиной всё в порядке, — машет рукой Лёха, — музыку на ходу слушать не могу. Щёлкает время от времени, аж ушам больно.

На мгновенье выныриваю из сновидения-воспоминания. О, как! Проблема из разряда вечных? И как её решали?

— Откуда помехи идут, никак не пойму, — делится грустным сосед, — всё заэкранировано, чуть ли не забронировано. Всё равно трещит.

И зачем мне это снится? Подсознание что-то пытается подсказать, шенкеля ему в мягкое место. Плохо, что у меня машины не было, как-то мимо прошло это типично мужское увлечение. Наверняка какие-то идеи появились бы, раз и в моё время эти проблемы возникали. И что у него там заэкранировано, речь ведь о сиди-проигрывателе, насколько я понял. Там никакой антенны нет. Что-то не то сосед лепит. Впрочем, он и в школе в науках не блистал, слышал, как жена его в сердцах двоечником обзывала.

— С друзьями посоветуйся, — рекомендацию пенсионер даёт стопроцентную. Не знаешь сам — найди эксперта и спроси.

Обрываю сновидение. Решения нет, но сдвиг в наличии. Теперь я знаю, что в моё время такие трудности перешли на нижний, бытовой уровень. И с ними боролись домашними средствами. Хм-м, и где-то в моей памяти хранится какой-то мелкий эпизод — ключ к решению моей главной проблемы, с которой в моё время будут разбираться совсем не специалисты. И часто успешно. Я бы пожалел, что не стал радиотехником, но я и не механик, не конструктор, не строитель, мало ли чего я не знаю, а знать хорошо бы.