Двойной генерал (СИ) - "Wolf" - Страница 46

Нарком одобрительно кивает и делает движение идти дальше. Только у меня тоже есть вопросы.

— А как там с бронебойными, Семён Константинович?

Нарком поиграл бровями, видимо, вспоминает.

— Скоро первая тысяча придёт.

Ну, хоть так. Теоретически это тысяча подбитых танков, практически не меньше сотни, если жёстко контролировать каждый выстрел.

Спустившись, услышал из коридора голоса. В том закоулке управление кадров, заглядываю. Меня приветствуют два майора и подполковник. Старший — из моей гильдии бронетанкистов, майоры — родственные артиллеристы, могучи и плечисты.

— По какому поводу толпитесь, товарищи командиры?

Узнаю, что прибыли за новым назначением, переглядываюсь с адъютантом, на его лице отражением моей расплывается улыбка. Табличка на двери гласит: «Отдел по назначению и перемещению начсостава». Нагло вламываюсь туда и через пять минут приглашаю войти командиров.

Уходим из наркомата все вместе. Командиры довольны, их направляют в неплохое в бытовом отношении место. Столица республики, европейская часть страны. Сибирь это холод и удалённость от центра, Средняя Азия — жара и автохтонное население со своими примочками. Европейская часть России — самая привлекательная для службы и жизни. Не зря здесь самая густая заселённость.

Комбаты и комполка, мне таких для 20-го и 17-го мехкорпуса нужны десятки. Но рубль начинается с копейки, а мне обламывается целый алтын.

— На аэродром, — командую свите. — Товарищи, мы заглянем в Саратов, там прогуляетесь пару часов, пока я свои дела утрясу, переночуем, а уж после — в Минск.

5 апреля, суббота, время 20:10.

Саратов, ресторан «Красный парк».

— Город какой-то старорежимный, — высказывается подполковник Климов после того, как мы расправляемся с борщом.

— А чего ты хочешь? — пожимаю плечами, — ему лет четыреста. Вот у тебя есть бабка где-нибудь в деревне? Попробуй её отучить креститься или выбросить икону из красного угла. А ей не четыреста, а лет семьдесят всего…

— Семьдесят восемь, — соглашается подполковник.

После ужина стоим у барьерчика в прилегающем дворике. Пейзаж так себе, вид на частный сектор города. Сады пока голые, по-весеннему расцветают только самые ранние травы. Скоро набухающие почки выбросят клейкие листочки, что развернутся за два-три дня. И несколько дней деревья будут радовать глаз уникальным нежным салатовым оттенком, который быстро загрубеет и загустеет в привычный махрово зелёный цвет. Но потом начнётся цветение садов, красиво весной в России.

— Товарищ генерал армии, — осторожно обращается майор Никонов, — а война будет?

— Будет, — спокойно отвечаю, хотя человека со слабой психикой эти вопросы давно довели бы до цугундера, — только не спрашивай, когда. Не я ж её буду начинать.

Саша смотрит на меня с лёгким сочувствием и берёт на себя дальнейшие объяснения.

— Все знают, что война будет, только гражданским это нельзя говорить. И вообще, нельзя на эту тему трепаться. Мы в округе исповедуем принцип: армия должна быть готова к войне в любой момент.

— На этой вдохновляющей к служебным подвигам ноте тему закрываем, — директивно закругляю я. — Вы мне лучше вот что скажите, товарищи доблестные артиллеристы. Стрелять из гаубиц, пользуясь только картой, можете?

Над ответом я долго смеюсь. Не скажу, что сквозь слёзы, особо не расстраиваюсь. Ожидаемо всё.

— Можем, отчего не смочь, — «радует» меня ответом второй артиллерист, майор Тихомиров, — только такая ерунда получается…

Это я анекдот про секретаршу вспоминаю, когда её спрашивают, может ли она пятьсот знаков в минуту напечатать. Ничего особо страшного действительно нет. Есть артразведка, есть корректировщики огня. По карте попасть в цель с первого раза практически невозможно. Но с корректировкой со второго раза должны, кровь из носу. Иначе они сами ерунда, а не артиллеристы.

6 апреля, воскресенье, время 14:20.

Минск, аэродром Мачулище.

Мои работают вовсю. В зимних условиях пока не сядешь, бетонку только начали, но летний вариант готов. Вот я и воспользовался. Плотной группой идём к штабу. Не успеваем подойти, как из ангара неподалёку выбегает какой-то гражданский и спешит наперерез. Хадарович.

— Ни слова, Пал Юрич, — затыкаю ему рот сразу. Он гражданская штафирка, нормы соблюдения секретности для него пока лес тёмный.

— Мой самолёт в твоём распоряжении, — делаю широкий разрешительный жест.

— Товарищ генерал…

— Бегом! — откровенно рявкаю на него. Вроде доходит, ошеломлённо оглядываясь, уходит к ангару.

В штабе не задерживаюсь. Приветствую Туренко и остальных.

— Товарищ полковник, с оказией или как, срочно отправь командиров в штаб округа, — оставляю троице записку, чтобы приписали их Никитину, и оставляю всех. Мне интересно, чего Хадарович такой возбуждённый.

Снаружи вижу своих радиотехников, что уже крутятся у моего ТБ.

— Вот теперь можешь докладывать, — разрешаю после короткого приветствия, — и строго-настрого запомни на будущее: при посторонних о служебных делах говорить нельзя. Иначе плохо кончишь. По приговору трибунала.

Через полминуты пришедший в себя Хадарович принимается за рассказ. Тем временем его мелкота снимает боковую панель с радиостанции и отпаивает антенный провод. Хадарович светится счастьем, у него получилось! Я радоваться не спешу.

В моё отсутствие он поэкспериментировал с радиостанцией штаба. Искровая «трещалка» там тоже наводила помехи на антенный провод, но после облачения его в металлическую оплётку помехи, как рукой сняло.

— Нам теперь Сталинскую премию дадут?

— За то, что вы один провод заэкранировали? — искренне удивляюсь наивности и заоблачной амбициозности.

— Матвей Степанович, — поворачиваюсь к лётчику, — давай запускай движок на холостые и опробуй разное оборудование. Ну, закрылками там пошевели, ещё что…

Через пару минут прижатый низким гулом движка, — лётчик запустил только один, — а пуще треском и невыносимыми щелчками в наушниках Хадарович сникает, как придавленный. И трещалка его для проверки не понадобилась.

— Думай, голова два уха, — останавливаем движок и всей компанией отправляемся на обед. Перед полётом домой мы в Саратове перекусили, но наедаться не стали. Мало ли что. Когда они там в Казани ещё туалет сконструируют.

В Саратове я встретился с Яковлевым в неофициальной обстановке. Побеседовали в парке, куда он выбрался с семьёй. Зря надеялся на визит на завод. И чертежи цельнометаллического Яка его создатель отказался мне давать.

— Не стоит, товарищ генерал, — отмахнулся от моей просьбы. Но не без причины.

— Эти чертежи уже устарели, доработка идёт постоянно. Но мы сделаем вам новые, с учётом всех изменений. И даже опытный образец изготовим. Проверять ведь всё надо. После этого можно и ваш завод подключать. Но плату я с вас возьму…

Сторговались на тонне дюраля. Но отдам ему цельными авиадвижками с истраченным моторесурсом, сам пусть их потрошит. Ему сподручнее. Лишь бы чертежи дал через пару недель, как обещал. Ну и подправить его не помешает.

— Опытный образец у нас изготовите, — предложение не без минусов. Так-то я вправе рассчитывать, что как раз из моей дюрали он самолёт и сделает. А если у нас, то материал они на месте и возьмут. Опять у меня.

Поэтому он быстро согласился. Ладно, лишь бы чертежи сделал.

— Мадам! — по-гусарски прищёлкиваю сапогами, приветствуя подошедшую жену конструктора, — возвращаю вам супруга целым и в хорошем настроении.

В Саратове мне пришлось его ловить. В Москве в наркомате авиапромышленности мне его поймать не удалось, вот и дал крюк в Саратов.

Конец главы 9.

7 апреля, понедельник, время 10:20.

Главный полигон 20-го корпуса близ Молодечно.

— Заправь боевыми, — кладу руку на плечо пулемётчика. Красноармеец испуганно косится, но как ослушаться генерала, особенно когда у него такие холодные глаза. Трясущимися руками заправляет ленту.