Путеводная звезда. Том III (СИ) - Извольский Сергей - Страница 34

В реалиях протектората, в этом сублимированном мире вторичного продукта, письмо-приглашение от Илоны выглядело гостем из другой реальности: белоснежная гербовая бумага с вензелями, легкий аромат духов, размашистый каллиграфический почерк — судя по всему, приглашение от руки и даже чернильным пером написано.

Неасапиант, принимая у меня приглашение, выглядел… несколько, так скажем, озадаченно. Да, пусть он и бездушная машина, ходячий алгоритм в биологической оболочке братьев наших неандертальцев, но вид вылетающего вперед ногами из конвертоплана Василия, похоже, смутил даже и его.

— Ввиду того, что наш спутник неудачно споткнулся, мы будем вдвоем, — взглядом показал я на Чумбу.

Неасапиант сначала посмотрел на меня, потом на Чумбу, потом на Васю. Сверился с приглашением. Да, тяжело ему сейчас, явно.

— Прошу за мной, — коротко склонил голову неасапиант, приглашая нас с Чумбой следовать за собой к выходу из невысокой массивной башни, на верхнюю площадку которой приземлился наш конвертоплан.

Валера с конфедератами уже затащили Василия в салон. Двигатели загудели, трап поднимался, и машина уже была вот-вот готова оторваться от земли. На прощание Валера, когда мы встретились взглядами, приложил палец к виску. Я не очень понял, был ли этот жест просьбой мне воспринимать происходящее холодно и рассудительно, либо он собирался пальцем у виска прокрутить. Не увидел — дверь конвертоплана закрылась, и мы с Чумбой остались вдвоем на чужой и враждебной территории.

Конвертоплан стремительно взмыл в воздух, скрываясь в густой серой пелене облаков, а мы с Чумбой двинулись следом за провожатым.

Я, по переданной мне Николеттой картинке воспоминаний, хорошо помнил путь в замок — по укутанному молочным туманом парку, в котором просто не было ярких цветов. Но картинка воспоминаний не полностью передавала стылое ощущение от этого места — ведь буквально недавно, несколько минут назад, мы грузились в конвертоплан в южной жаре, а сейчас оказались словно на отобранной у южного острова территории северных скал. Я даже поежился от холода, осматривая поросшие вереском холмы и угловатый замок на скалистом утесе — к высоким воротам которого нас вел по тропинке неасапиант-провожатый.

Когда Николетта показывала мне свои воспоминания, я удивился тому, как девушка воспринимала действительность — словно фильм-нуар, в темных тонах. Мне показалось, что я вижу все в подобной картинке оттого, что таково восприятии испуганной происходящим тогда девушки. Но как оказалось, огромный кусок территории не только отобран у острова и здесь создан иной микроклимат, но и сама реальность видоизменена.

Вокруг действительно творилась самая настоящая фантасмагория. Сверху нависала низкая хмарь густых облаков, по сторонам от дорожки блестела неестественным серебром трава, осязаемая молочная взвесь тумана скрадывала очертания уже за десяток метров, при этом не пряча нависающую сверху хищную громаду замка. И все это в комплексе действительно создавало картину фильма-нуар, ожившего фильма ужасов.

Гостей в парке сейчас присутствовало совсем немного. Если в прошлый «мой» визит здесь было не менее нескольких сотен человек, то сегодня гораздо меньше. Буквально единицы, и все они уже терялись вдали смутными тенями, скрывающими в воротах замка, очертаниями напоминающих открытую пасть огромного дракона.

В этой части парка оставались только мы с Чумбой, наш провожатый и еще пара десятков неасапиантов из охраны, которые словно невзначай приближались все ближе.

Так. Не нравится мне это.

— Господин Драго, — окликнул меня, догоняя, неасапиант в обычной корпоративной форме Некромикона, причем со знаками различия старшего специалиста.

— Господин Драго, прошу меня простить, но мне поручено провести проверку. Это лишь небольшая формальность, — заговорил неасапиант, когда я остановился.

Небольшая формальность заключалось в том, что вокруг меня сейчас оказалось не меньше трех десятков неасапиантов. Не совсем рядом, но они обступили меня довольно плотным кругом. И некоторые из них, пусть и не держали меня на прицеле, зато держали наготове оружие.

— Что за проверка? — поинтересовался я, искусственно показав некоторое раздражение спешащего на праздник жизни важного гостя.

— Буквально пара секунд, господин Драго, — склонился в почтительном поклоне неасапиант. И жестом фокусника извлек небольшой сканер, куда предложил мне положить ладонь.

Проверка по крови.

— Личная просьба госпожи Илоны, господин Драго, — выпрямляясь, произнес неасапиант.

Ах какая недоверчивая госпожа Илона. Интересно только, по своей ли инициативе?

Проверку по крови я не боялся. Но некоторые выводы сделал: вполне возможно что информация о том, что Драго, как выразился Валера, чуть-чуть умер, уже вполне разошлась. Причем разошлась явно в виде намеков, возможно завуалированных — потому что будь у Илоны, Скрипача, Дамьен или даже у… великого князя Георгия, так скажем, уверенность в том, что я не я, происходило бы все сейчас думаю по-другому.

Кто знает о том, что я — это не Драго?

Бергер знает.

А еще кто знает? Правильно, Войцех.

Или, или, как говорится. Выгодно Бергеру меня сегодня слить?

Не знаю. Он работает, вернее работал, с Доминикой в паре. И ему убийство Скрипача, Маевской и Дамьен до сих пор может быть выгодно.

Или, со смертью Доминики, уже нет?

А если Войцех? Но ему зачем?

Вопросы есть, ответов нет.

Прибор между тем коротко пиликнул, показывая соответствие. Неасапиант поклонился, исчезая из моего поля зрения, разошлись и остальные три десятка — также ненавязчиво, как и сходились вокруг.

— Господин Драго, прошу за мной, — произнес наш с Чумбой провожатый и как ни в чем ни бывало продолжил путь.

Я, сохраняя бесстрастное выражение лица, двинулся следом. Осматриваясь по сторонам. И думая о том, что картинка воспоминаний Николетты не передавала всех ощущений. Я почему-то предполагал, что увидев ее глазами замок, полностью готов к его посещению. Но, как оказалось, ошибался.

По мере приближения к воротам, нависающим сверху как пасть огромного хищника, в голове шумело все сильнее. Когда был перед самыми воротами, по мозгам уже буквально бил фонтан ощущений от эманаций смерти. Мысли путались, в ушах шумело — как будто тысячи людей прямо здесь и сейчас кричат от нестерпимой боли.

У меня даже ладони вспотели от волнения. И я вдруг понял, что нашел то самое место, которое хотел найти. Давно хотел, с того самого момента, как пропустил через себя муки жертвы в лесу, в случайно найденном охотничьем домике. В тот раз я впервые столкнулся с эхом мученической смерти, и на меня это произвело неизгладимое впечатление. Сейчас же чувства были в тысячу раз ярче — у меня даже корни зубов болезненно заныли от эха смертей.

«Судный день, хозяин» — услышал я мысли Чумбы.

Мои собственные мысли же путались все сильнее. И повинуясь наитию, я опустил руку в карман и сжал переданный Чумбой коготь.

Эффект удивил — шептание мученических смертей никуда не исчезло, но мне теперь это не мешало. Это оказалась не ментальная, а больше эмоциональная защита — как у фронтового хирурга, который полностью отключая эмпатию, в полевом госпитале на окраине большой битвы все пилит и пилит без перерыва ампутируемые конечности тяжелораненых солдат.

Обернувшись, посмотрел в лицо кровавому бурбону. Оно сейчас напоминало застывшую маску; практически как окаменевший до состояния обсидиана его вырванный недавно коготь. Лишь глаза Чумбы живо поблескивали — не горя отсветом Крови, но алый отблеск определенно жил внутри, и ощутимо готов был появиться и проявиться.

«Сегодня судный день», — еще раз услышал я мысли Чумбы.

Чего, интересно, я про него еще не знаю?

Ладно, по ходу пьесы разберусь. Все как обычно, все привычно — главное ввязаться, а там видно будет.

«Не жили сдержанно и по-взрослому, нечего и начинать», — согласился со мной внутренний голос.