Пыль и пепел. Или рассказ из мира Между (ЛП) - Гжендович Ярослав - Страница 6

Той ночью я почувствовал: что-то изменилось. Что-то было не так. Вишневое небо было таким же, и точно так же по нему переливались странные фракталы желтого и голубого света, похожие на туманности с астрономических снимков, тем не менее, в воздухе висело нечто недоброе. Чувствовалось какое-то беспокойство.

Я кружил по призрачному, мрачному городу и разглядывался. Большинство существ, которых можно было там встретить, это невыразительные пятна тьмы, мелькающие на самой границе поля зрения. Некоторые приходят откуда-то из иных миров, некоторые рождаются здесь. Это люди их производят. Они более всего похожи на животных: ядовитых медуз или пауков. Они реагируют инстинктивно и бессмысленно. Когда они встречают кого-то такого, как я, чаще всего удирают.

Иногда, хотя и редко, встречаются Лунатики. Это я их так называю, но это не те, что ходят во сне, но такие же идиоты, каким я был когда-то. Экспериментаторы. Испытатели искусства экстериоризации астрального тела. Они хотят взлетать в воздухе, проходить сквозь стены и улицы, украдкой посещать тех, которых любят или желают, оставляя свои брошенные, беззащитные тела на поживу демонам. Здесь, в мире Полусна, они сами походят на призраки. Наполовину прозрачные, летучие, снуют то туда, то сюда и, чаще всего, когда уже сориентируются, что здесь не сами, сбегают в свои тела, словно мыши в норки. Истинные привидения выглядят здесь реально и резко. Таковые походят на существа из плоти и крови.

Здесь приходилось видеть различные создания. Имеются уродливые и гротескные, наполовину человеческие и карикатурные, но когда на них глядишь, выглядят достаточно реально.

Как правило, я не могу спокойно видеть картины Иеронима Босха. Уж слишком знакомым все это выглядит.

Я пытаюсь все это усвоить и потому даю им названия, словно бы был природоведом, открывающим и классифицирующим неведомую фауну. Сразу же все делается более знакомым.

"Ох, да это же всего лишь лаечник". Или: "Плоскогнилы сегодня что-то низко летают. Похоже, будет падать кровь".

Вообще-то, на самом деле улицы пусты, ветер гонит по ним клубы серебристого пепла, чудища и создания пробегают где-то во мраке. По-настоящему слезаются, когда почувствуют свежую пневму, но только лишь тогда.

Но той ночью я замечал слишком много движения. Вокруг моего дома крутилось несколько скексов, а это никогда хорошим не назовешь. Они чувствуют смерть, причем гадкую, насильственную, которая оставляет за собой массу начатых и прерванных лел. Сейчас же сидели на корточках, окутанные своими покрывалами, или стояли неподвижно, словно понурые марабу на трупе крокодила. И глядели.

Глядели на мой дом.

Я слышал перешептывания, шипения и хихикания – словно шелест сухих, мертвых листьев. Какие-то другие чудища кружили по улицам; сквозь сноп света из фары Марлены пробежало нечто зубастое, покрытое колючками, оно обмело меня неприятным взглядом лиловых глаз. Даже по небу кружили формы, похожие на морских скатов, тащащие за собой длинные хвосты.

Я нашел тот дом, в котором, по другой стороне сна, мой племянник проживал когда-то со своей девушкой.

Припарковался на тротуаре. Вдоль улицы стояли нечеткие Ка нескольких, похожих на тени, автомобилей. То ли у нынешних машин нет души, то ли владельцам было на них наплевать, не знаю. Вот дом был виден четко, потому что был старым. Эмоции, мысли и мечтания сотен его обитателей за множество лет произвели множество мыслеформ, которые ползали по стенам, скреблись и пробегали в темноте, словно моли кружили вокруг рыжих электрических лампочек. Какие-то худые, уродливые создания устроились на подоконниках и балконах, словно средневековые горгульи.

Очень легко было найти дверь на самой высокой лестничной площадке, перечеркнутые красно-белыми лентами из пленки, запечатанные полосками бумаги с печатями районной полицейской комендатуры.

Полоски с печатями я сорвал, вытащил из-за пазухи обрез и пинком открыл дверь.

Ничего. В средине было темно и пусто.

Как будто бы что-то сожрало все Ка предметов мебели, стен и вещей, оставляя лишь мрак.

Я позвал Магду. Она обязана была находиться здесь. Я хотел ей помочь, хотел выпустить ее на другую сторону, но еще хотелось задать ей несколько вопросов. О тех вещах, про которые она узнала лишь теперь.

Но она исчезла.

Конечно, она могла сразу же перейти дальше. Даже в случае столь чудовищного конца, иногда подобное случается.

Так что я ничего не узнал.

Это напало на меня на лестнице. Свалилось с потолка и было сплошным, блестящим словно ртуть, движением. Это что-то походило на скорпиона, богомола и отлитую из серебра статую женщины. Я заблокировал нечто покрытое шипами, наверное, конечность, острые, будто стекло, когти мелькнули у самых моих глаз, свет разлился по слепой, округлой башке, на которой клацала похожая на стоматологический протез человеческая, серебряная челюсть. Рука, держащая тяжелое оружие, завязла где-то среди всего этого движения и дергания.

Это нечто было чертовски быстрым.

А еще сильным.

Все продолжалось не более нескольких секунд.

У меня имеется плащ. Длинный, кожаный и тяжелый, который здесь действует будто панцирь. Именно плащ меня и спас. Я махнул полой, забрасывая ее на дергающееся тело и отгораживаясь от бешено клацающих челюстей. А потом нашел какую-то опору для левой ноги и пнул это нечто, сталкивая его с лестницы.

Затем поднял освобожденный обрез и потянул спусковой крючок.

Выстрел водопадом заполнил всю лестничную клетку. Тело бестии заклубилось облаком дыма и превратилось в узкую полосу, всосанную в ствол.

Все выглядит будто выстрел из двустволки на пущенной назад киноленте. Поначалу вспышка, потом облако, которое потом вскальзывает в ствол. А под конец я переламываю оружие и выбрасываю из патронника заполненную гильзу. Ко всему прочему: она не горячая, а безумно холодная.

И наполненная демоном.

Я поехал в лес. Буссоль вибрировала и пела металлическим звяканьем, кольца кружили вокруг оси, стрелка указывала направление.

Лес.

За старыми железнодорожными путями.

Кода я приехал, они же были на месте.

Призрачный автомобиль, сквозь который просвечивали уродливые Ка деревьев.

И три привидения. Два с пистолетами в руках, одно с руками за спиной, связанными белой, пластиковой лентой одноразовых наручников.

Они даже не побеспокоились о том, чтобы выкопать могилу.

- Тебе было говорено, урод?! – орал более высокий из палачей. Во всяком случае, проявлял какие-то эмоции. – Было? Что нехер было давать пиздюлей?!

Я ничего не мог сделать. Они сейчас не принадлежали моему миру. Осужденный сражался за последний глоток достоинства, только слезы без участия воли стекали у него по щекам, ноги в обмоченных штанах тряслись, будто в приступе малярии. Зато его душа пылала ярким огнем испуга, частично уже выходя из тела. Наверняка, сам он воспринимал это словно чувство онемения.

Я оперся локтями о руль и закурил сигарету. Понятное дело, Ка сигареты. В мире Между даже у сигарет имеется душа.

Выстрел прозвучал глухо и плоско. Призрак выстрела.

Потом еще один. И следующий.

Я ожидал.

Прежде, чем он умер, я успел выкурить сигарету. А потом еще пришлось ожидать, когда пройдет первый приступ паники. Пока он откашляется, выплачется, блеванет среди скрюченных деревьев, под чужим небом цвета крови, по которому переливаются желто-зеленые фракталы, рассекая его на светящиеся линии.

Пока до него не дошло, что он умер.

Я глядел, как от наиболее глубоких пятен тени отрываются клочья мрака и принимают формы карликов в капюшонах, закутанных в длинные епанчи. Я слышал хищные смешки.

Но я ожидал, когда они начнут погоню.

А потом, не спеша, растоптал окурок, обернул одну руку своим снятым плащом и отправился наводить порядки.

Я вскочил в клубок чудищ – в большинстве своем, обычных гулей, и разогнал их. Почувствовал руки, хватающие меня за плечи, вывернулся, ушел от щелчков акульих челюстей, пнул во что-то, после чего сунул руку за пазуху, чтобы схватить абордажную саблю.