До и После. Миражи (СИ) - Кросс Талани - Страница 24

«Что же ты притихла, лабораторная крыска?»

Девчонка лежала на полу. Бабс вынул фонарик из-за пояса и направил на нее. Лучик скользнул по полу и поймал силуэт пленницы.

– Эй, – позвал он.

Девчонка не шелохнулась.

– Хватит валяться! Поднимай жопу.

Ноль реакции. Бабс начал закипать.

– Ты че, оглохла? Вставай, говорю!

Но ответа не было, она лежала на полу, едва прикрытая пледом.

– Вот сука, – выругался Бабс и шагнул в комнату. – Неужели еще одна…

Свет от фонарика пробежал по телу. Дышит, нет? Бабс не понял. Валяется на полу, как кукла: белая в лучах фонаря на фоне темных стен, грудь не вздымается, дыхания не слышно.

«Все карты попутала».

Бабс опустился на колено рядом с ней, потянулся свободной рукой к ее шее, чтобы проверить пульс. В этот момент она открыла глаза. На мгновение он растерялся, и этого мгновения ей хватило.

Когда ее рука оказалась у его шеи, он подумал было, что девка решила отвесить пощечину, но через миг шею пронзила острая боль. Бабс захрипел, выронил фонарик, зажал рану, а другой рукой попытался схватить девку за волосы.

Та кошкой вывернулась из-под руки и с диким воплем набросилась на него. Бабс попытался упереться в пол, но натиск был слишком внезапным: локоть согнулся, ладонь скользнула. Девка с легкостью повалила его на спину и, взревев, замахнулась.

В тусклом свете фонарика был виден лишь ее силуэт и пылающие ненавистью глаза.

«Все женщины — ведьмы…»

Это стало последним четким образом. Бабс потерял сознание еще до того как ее рука опустилась.

Глава 34 (ПОСЛЕ) Ребекка

Первым, кого признала Ребекка, был Губернатор. Пес прыгал, пытался лизнуть в лицо и лаял так оглушительно, что переполошил весь лагерь. Ребекка же трепала собачьи уши и ласково приговаривала:

– Ну тише, тише. Прекрати, малыш, ты можешь привлечь, кого не нужно.

Ребекка казалась единственной, кто понимал, что происходит. Алекс застыл, не находя слов. Кулькен если и понял, не знал, как реагировать. Фил выглядел самым потерянным. Со стороны лагеря доносились растерянные тихие голоса.

Кое-как успокоив Губернатора, Ребекка посмотрела в глаза Филу и произнесла:

– Знакомься, это тот самый Алекс. Мой бывший муж. – Голос был спокойным и мягким.

***

Они остались вдвоем, если можно вообще остаться вдвоем в лесу возле палаточного лагеря. Фил увел Кулькена к остальным, позволив бывшим супругам поговорить.

Разговор не клеился. Ребекка держалась холодно, смотрела куда-то в сторону, поверх плеча Алекса.

– Вы поедете к институту?

– Он рассказал? – с легким удивлением спросила она.

– Да, рассказал. Где Лана? Я хотел бы увидеть ее.

– Ты думаешь, я тебе позволю?

– Ребекка… Она моя дочь.

– Уже нет.

– Ты не можешь так поступить со мной.

– Могу, Алекс. Могу… – Взгляд стал злее.

– Ребекка. – Он попытался взять ее за руку.

Она отшатнулась.

Надежды, которыми Алекс тешил себя, отправляясь на их поиски, растворились в нахлынувшей злости.

– Ты не можешь лишить меня дочери!

– Ты давно потерял право быть ей отцом.

– Не тебе решать! Я переверну здесь все и найду ее!

Лицо Ребекки осталось спокойным. Голос стал вкрадчивым:

– И что дальше, Алекс? Заберешь ее у меня? – Она вздохнула. – Когда же ты поймешь, что любовь не берут силой? Она никогда не простит тебе того, что ты лишил ее матери.

Алекс вспыхнул.

– А то, что ты лишила ее отца, она тебе простила?

– А я ее не лишала. Ты все сделал сам. Этого, похоже, тебе тоже не понять…

– Ребекка! Я чудом нашел вас, и теперь ты хочешь, чтобы я просто ушел? Просто оставил вас... да и с кем? С Филом? С ним ты хочешь быть? Он будет защищать мою дочь от всей этой нечисти? Он будет о вас заботиться? – Алекс почувствовал, что краснеет от злости.

– О, у него прекрасно это выходит! А ты даже не можешь держать себя в руках, Алекс, как и всегда.

Какое-то время они молчали. Алекс пытался сдержаться, Ребекка – ждала.

– Уходи, – вновь заговорила она, – и я сохраню для твоей дочери хорошие воспоминания о тебе. Не порть все, когда оно только наладилось.

– Наладилось? – возмущенно переспросил он.

Руки непроизвольно сжались в кулаки, но Алекс понимал: так он ни о чем не договорится. Выдохнул. Тихо, почти спокойно сказал:

– Я еще не готов развестись.

Она покачала головой и усмехнулась.

– Мы давно развелись. Или ты забыл?

– Помню. Но это не значит, что я с этим согласен. Я знаю, что облажался, но каждый заслуживает второго шанса.

– О, Алекс… иногда для второго шанса слишком поздно. – Она вздохнула. – Лучшее, что ты можешь для нас сделать, это позволить нам жить своей жизнью. Все кончилось. Отпусти нас.

Надежда, как воздушный шарик, стремящийся в небо, все это время держала его на ногах. Теперь он чувствовал, как ниточка рвется. Еще мгновение, и шарик упорхнет, гонимый ветром. А ему останется только упасть. Назад, в темноту. На дно, с которого было так тяжело подняться.

– Ребекка, послушай меня… – Слова зависли в воздухе. Не растворились, не рассыпались на осколки, а зависли. Встали между ними, как будто пространство было способно их удержать. – Ребекка… – вновь попытался Алекс и снова осекся.

– Все решено, Алекс. У нас другая жизнь, и… – Но ее слова тоже увязли в воздушной трясине. И в это мгновение Алекс почувствовал, что что-то изменилось. Казалось, что они оба растратили весь запал. Вся его злость, вся ее холодность. Все ушло. Остались только деревья вокруг и облако слов – высказанных и похороненных глубоко внутри.

Какое-то время оба молчали, но Алекс понимал, что это затишье ненадолго, если он упустит момент, второго шанса не будет.

– Ребекка… – В произнесенном имени всегда кроется какая-то магия. Он всегда догадывался, но почти никогда не пользовался ею до этого момента.

Зря. Может быть, это помогло бы ему сохранить то, что имел.

Алекс сделал шаг вперед. Осторожно, медленно, мягко. Ребекка напряглась, но не отстранилась. Он потянулся к ее руке. Пальцы коснулись ладони, нежно, как иногда бывало в самом начале их отношений.

«Фарфоровая ваза, которую можно разбить, если обращаться неосторожно».

И он разбил. Но теперь она опять целая, стоит перед ним. Есть трещины, щербины, кое-где отбиты декоративные элементы, но она склеилась.

Алекс мягко сжал ее ладонь, но Ребекка выдернула руку и выставила перед собой.

«Сейчас прогонит…»

И он не ошибся. Ребекка заговорила тихо, почти мягко.

– Ты должен уйти сейчас, пока она не вернулась с прогулки к озеру. Если она увидит тебя, ей будет больно потом. Не заставляй ее пережить это и сохрани о себе хорошую память. Уйди сейчас без скандала, и я всегда буду говорить о тебе хорошо.

Алекс не ответил.

– Сделай это ради нее. Поступи правильно, а не так, как тебе хочется. Ей будет сложно понять, если ты появишься и уйдешь. И еще сложнее будет понять, если ты устроишь сцену.

Алекс кивнул. Говорить не хотелось.

Пытаться вернуть их – идея, изначально обреченная на провал. Все было кончено давным-давно. Сломано, порвано, растоптано. А сам он был отравлен, что тогда, что сейчас. Гнев – хроническая болезнь, усугубляемая алкоголем. Ее можно купировать, но излечиться – почти никогда.

– Я уйду… – Голос не дрогнул. – Но ты можешь передать ей вот это… – Он полез во внутренний карман куртки и достал измятую фотографию. На ней за праздничным столом сидела счастливая семья, которая продержалась недолго. – Я хочу, чтобы она помнила нас такими.

Ребекка протянула руку, но Алекс еще несколько секунд мешкал, глядя на улыбающуюся Лану. Ребекка ждала. Когда он разжал пальцы, отдавая фото, внутри порвались какие-то нити.

– Я помню тот день… – Ребекка смотрела на фото. – Ты правильно поступаешь, Алекс. Так будет лучше для всех.

Алекс не был согласен, но чувствовал, что больше ничего сделать не может.