Наивный Дурак (СИ) - "Варот" - Страница 11

Бернард Беар в очередной раз проиграл Вегецию партию в шахматы. Гигант оказался непобедим. Правда, главным образом по причине полного безразличия и творческого подхода к правилам, которые ему так и не удалось понятно объяснить, а сыграть с кем-то хотелось. Самый крупногабаритный член отряда невозмутимо шёл на максимально неожиданные, абсолютно невозможные и категорически запрещённые ходы ради победы. Впрочем, не это ли признак настоящего военного гения? Командир Преследователей подозрительно посмотрел на подчинённого. Подчинённый подозрительно смотрел в собственную переносицу, потому что решил заглянуть сам себе в глаза и встретился с непреодолимой преградой. Бернард нервно поскрёб щетину, махнул рукой и ушёл в другую комнату самозахваченной квартиры, чтобы в одиночку занять неприлично огромную постель, зарыться в подушки и включить телевизор во всю стену. Каналов было много, но все показывали либо порнографию, либо насилие, либо пропаганду фанатиков, призывающих наказывать насилием за порнографию. Лишь на одном транслировали что-то умилительное и весёлое про белых медведей. Командир Преследователей рассудил, что с насилием он знаком, о порнографии наслышан, на фанатиков уже смотреть не может, а вот белых медведей рискует никогда больше не увидеть, так что выбор был очевиден.

Старый стоял у окна с лучшим видом на город. На худое морщинистое лицо падал свет неспешно заходящего солнца. По высоким рогам архаичной боевой модели иногда пробегали незаметные вибрации принятых сигналов. Жёсткий пристальный взгляд изучал городские дворы и крыши, бесцеремонно проникал в чужие квартиры сквозь полупрозрачные занавески, следовал за машинами, скользил холодком по спинам пешеходов. Никто в отряде ни на миг не верил, что в текущей командировке понадобится его сила. А он сам почему-то в этом уже не сомневался.

Размеренный стук колёс поезда навевал Василию сон и напоминал о детстве. Приятный ветерок из приоткрытого вверху окна и незаметных щелей в раме спасал купе от летнего зноя. Снаружи проносились безлюдные и тёмные густые леса, кроны деревьев загораживали рассветное солнце. Потом деревья отступили, и за окном потянулись просторные, залитые светом поля. Вдоль железной дороги регулярно мелькали столбы и маленькие каменные домики неизвестного предназначения, а небо наполняли огромные кучевые облака причудливых форм. И только одна деталь пейзажа оставалась неизменной — вытянутая интеллигентная физиономия с грустным взглядом, тонкими усами и козлиной бородкой, обладатель которой вцепился одной длинной когтистой рукой во что-то на уровне крыши вагона, а другую настойчиво пытался просунуть в окно на уровне лица Василия. Последний отполз по своей верхней полке чуть подальше, настороженно наблюдая за навязчивым попутчиком. У Ломова и Алекс было время привыкнуть к ситуации и преодолеть начальный шок — их преследователь провисел за окном всю ночь напролёт. Сей фокус получился без проблем со свидетелями и массовой паники, поскольку на пройденном этой ночью участке пути поезд шёл без остановок и в кромешной тьме мимо редких необитаемых деревенек. Освещения и людей в окружающих населённых пунктах не было ещё со времён наступления наполеоновской пехоты. А наступление наполеоновской пехоты здесь состоялось два дня назад по вине съезда исторических реконструкторов, которые слишком увлеклись культурным отдыхом на природе и кларетом. Местных жителей пришлось эвакуировать, вдалеке над дымом изредка гремели холостые выстрелы дульнозарядных ружей, развевался триколор из знакомых цветов в неожиданной комбинации, а иногда в предрассветном сумраке до поезда даже долетали обрывки французских песен с русским матом.

Цепкий интеллигент вздохнул и произнёс, без крика и без проблем перекрывая внешний шум:

— Ну, дорогой мой человек, раз уж нам приходится волею судеб, в некотором роде, временно разделять это купе, имеет смысл познакомиться. Разрешите представиться, Андреа да Дит, — жаждущая рукопожатия когтистая лапа с неприятным звуком царапнула стекло, протискиваясь в узкую форточку под неудобным углом.

— Василий Евгеньевич, очень приятно, — ответил конспиролог с кивком, осторожно прикрывая форточку в попытке раздавить конечность собеседника, пока та не убралась обратно наружу, оставив в зазоре лишь нечувствительный к боли и давлению коготь.

— Василий, позвольте выразить вам своё искреннее восхищение. Не каждый решился бы в такой ситуации мужественно встретить опасность лицом к лицу без слёз и крика.

— Ну, это преувеличение, вы слишком добры, — скромно ответил Ломов, одновременно просовывая в окно телескопическую трость, которую позаимствовал у мирно спящего на противоположной верхней полке хромого деда, и пытаясь ткнуть ей в лицо Андреа, как раз поправлявшего слетающую шляпу.

— Что вы, дорогой мой человек, просто честен, — заверил интеллигент, умело уворачиваясь от трости. — Поверьте, за вечность работы в этой сфере мне часто приходилось встречать людей, мнящих себя отважными, но не способных пройти проверку испытаниями и трудностями. Храбрых и самоотверженных в мире прискорбно мало, и даже среди них вы выгодно выделяетесь самообладанием в нынешних необычных обстоятельствах, — на этих словах он изловчился, поймал зубами и с громким лязгом откусил кончик трости, после чего отпустил шляпу и снова потянулся к окну. — Позвольте пожать вашу руку.

— Я бесконечно польщён, Андреа, — вежливо улыбнулся Василий, после чего виновато поморщился на укоротившуюся трость и перебросил её обратно на полку невозмутимо похрапывающему старичку. — И всё же прошу меня извинить, но с самого Карантина я крайне серьёзно отношусь к вопросу социальной дистанции и по возможности избегаю физических контактов в общественных местах, дабы не подвергать неоправданному риску здоровье своё и окружающих. Надеюсь, вы можете понять… О, юная леди, могу попросить вилку со стола? — обратился конспиролог к Алекс, которая как раз вернулась в купе из уборной и поспешно закрыла за собой дверь, чтобы никто больше не увидел это безобразие. Девушка криво усмехнулась, подобрала и кинула запрошенный столовый прибор, чудом не попав Василию в глаз, после чего молча завалилась на свою полку.

— Ну что вы, разумеется, понимаю и поддерживаю! Приветствую вновь, синьорина… какая хамоватая пошла молодёжь, o tempora, o mores… Так вот, здоровье — серьёзный вопрос, к которому нельзя относиться халатно, и ваша забота о людях правильна и похвальна, — демон снова нажал на форточку снаружи, расширяя проём. — К слову, я должен со стыдом признать, что забыл дома антисептик, не соблаговолите ли поделиться и передать собственный?..

— Прошу меня простить, синьор да Дит…

— Если можно, «мессер» предпочтительнее.

— О, конечно. Прошу меня простить, мессер да Дит, но антисептик, — конспиролог замахнулся вилкой, целясь в приближающуюся руку, — закончился!

Вилка лязгнула по стеклу. Дедуля на противоположной полке недовольно закряхтел и впервые за поездку перевернулся на другой бок, укладывая поудобнее загипсованное предплечье. Меланхоличный мессер Андреа отдёрнул руку, сокрушённо вздохнул и пожал плечами, что было не так уж просто сделать в его положении.

— Ну что ж, Василий, мне было приятно с вами пообщаться, но мы стремительно приближаемся к плотно населённым местам, и моё специфическое транспортное положение вскоре начнёт привлекать нездоровое внимание местных. Не хотел бы доставить присутствующим и персоналу поезда неудобства, а потому вынужден вас покинуть. До скорой встречи, — да Дит приподнял шляпу, обсидианово блеснув на солнце короткими рожками, и с избыточно зубастой улыбкой отпустил поезд, мгновенно оставшись позади и скрывшись из виду.

И вовремя — состав приближался к границам небольшого, но вполне оживлённого городка. А всего через минуту в купе зазвенел телефонный будильник, при звуках которого загипсованный старик встрепенулся, после чего с неожиданным акробатическим проворством и бурчанием: «Скоро мне выходить…» — спрыгнул со своей полки и бодро захромал к выходу, засунув трость под мышку. Василий поспешил его окликнуть: