Пилюля (СИ) - Алексеев Александр - Страница 4

Я пытался хоть что-то сказать, но как рыба только открывал рот, потрясённый зигзагом судьбы.

"Друг эсэсовцев". Это же крест зелёнкой на лбу.

Тут кашлянул Виноградов. Сталин, закурив "Герцеговину Флор", посмотрел на него, кивнул. Тот прокашлявшись:

– Я вот слышал как Бобёр…, то есть Бобров рассказывал, как тренер московского Динамо Качалин взял в зарубежное турне травмированного игрока. В команде потом разговоры пошли. Наш-то тренер своих не бросает. Да мы с ним в огонь и в воду…

Генерал нервно затушил папиросу:

– В огонь говоришь? А ты, что молчишь? (это он мне) Чем можешь помочь команде?

– Вратаря хорошего подготовлю, Николая Пучкова.

– Да он же на жопе сидит весь матч. – кривя лицо машет на меня рукой.

– Слово даю, в сборной играть будет. – вскакиваю я со стула.

– ???? В какой сборной? – удивляется наш "главноначальник".

Оп-па. Думай башка.

– Через год-два у нас наверняка сборная СССР будет, – по спине пробежало стадо мурашек.

Сталин повеселел. Плеснул себе коньяка. Выпил. Смотрит, молчит. И тут меня прорвало:

– Василий Иосифович, я могу сделать одно дело с Вашей помощью… Вас все хоккеисты и футболисты благодарить будут.

Сталин погрозил мне пальцем:

– Ты ври, да не заговаривайся. Чего это я им такое могу дать?

– Защитную экипировку. Лёгкую и прочную. Травмы в разы упадут. – говорю, по-американски прижимая ладонь к сердцу.

Генерал потрепал шевелюру, словно подгоняя мысли:

– Ну, ладно. Башка работает (кивнул на меня). Вспомнишь всё потихоньку. Будешь пока у Боброва помощником по вратарям и по этой… ну ты понял. А вот от всех тебя на время нужно спрятать. Чтобы история с фотографиями улеглась. Объявим тебя погибшим с командой. Потом ошибка вскроется. Но, это будет потом. А пока не играешь, походишь под другой фамилией. А кто вопросы задавать будет, тех мы одёрнем… Какая фамилия тебе нравиться?"

– Жаров. Юрий Жаров, – говорю я привычное с детства.

– Почему Жаров?

– А в такую холодину на воротах о жаре хорошо мечтается…

Все вместе хохочем.

Я ждал у приёмной, пока старлей получал у Сталина указания насчёт меня. Рядом в курилке дымила красавица-капитан, а вокруг неё, распушив перья в папиросном дыму, "летали" сталинские соколы, вероятно надеясь на удачную посадку. Нравы у военных были простые. Один рассказывал, как штурман обделался во время задания.

– Хорошо пехоте. Можно в сторону отойти. А так маску пришлось надевать. Аж глаза резало.

Толпа загоготала. А седой майор лет тридцати сказал:

– Точно. Мне комдив Осадчий так и говорил: "Хоть обосрись, но дело сделай!".

– Это у вас что ли полк Героев был?

– Точно. Пятый гиап. Мы больше семисот немецких птичек сожгли.

– А на чём летали?

– На "Лавочкиных". В конце войны мы Прагу взяли под колпак. Да у меня фотка есть. Мы на ней спим на новом аэродроме…

Я подхожу, смотрю на пошедшую по рукам фотку.

И правда спят.

А фронтовик продолжает:

– Там почти миллион фрицев в обороне стояло. А чехи-подпольщики вместе с ставшей за них первой дивизией РОА восстание в тылу у немцев подняли. "Власовцы" на немецкую форму надели бело-сине-красные повязки и выбили немцев из города. Только тогда фрицы всю Прагу кровью залили. Восставшие открытым текстом беспрерывно умоляли американцев, что стояли рядом и Красную Армию бывшую за двести километров от города спасти Прагу. Американцы не полезли, а наши ломая укрепрайоны попёрли и утром девятого мая первые танки с боями вошли в Прагу. Потом ещё неделю вокруг города бои шли. А на других фронтах праздновали…

Лётчики замолчали отдавая видимо дань памяти погибшим после Победы.

– А слышали байку про ТУ-2? – спрашивает лётчица.

– Нет, расскажите… – гудят "соколы".

– Женился пилот бомбардировщика на оружейнице из своего полка. И так нажрался на свадьбе, что ничего с женой не сделал ночью. Жена обиделась и утром куда-то ушла. Пилот тоже психанул и поехал на аэродром. Подходит к своей "тушке", а на фюзеляже самолёта краской намалёвано: "ТУ-2, а жену ни разу".

Открылась дверь приёмной. Махнув мне, мол пошли, старший лейтенант представился на ходу:

– Николай Изотов.

– Юрий Жаров, – отвечаю.

– Молоток. В роль входишь – прям артист… Да, мы к артистам едем.

– На "Мосфильм". Дорогу знаешь? – обратился Изотов к водителю, пока садились в машину.

– Бывали на Потылихе, – сказал усатый водила.

Бибикнул, объезжая подошедших, прыгающих от холода немцев, и двинулся в сторону Раменок.

На киностудии состригли мои патлы, нарядили в пронафталиненный френч (с Махно что-ли сняли), сменили ботинки на офицерские сапоги. Главный, которому докладывался мой куратор, после всех пертурбаций довольно крякнул, оценив работу и сказал:

– Всё бы хорошо, если бы походку ещё поменять. (Изотову) В вашем доме офицеров театральная студия есть? Узнайте и запишите юношу на танцы. Тогда мама родная не узнает, – и, встав со стула, крикнул своим, – Работаем, работаем!

Общежитие летчиков представляло собой неказистый длинный двухэтажный дом.

На фоне "Городка художников", послужившего ориентиром для водителя, общага смотрелась уныло. Увидев мою кислую физиономию, Изотов сказал:

– Многие в подвалах и бараках живут. Здесь ещё ничего.

Комендантше тёте Клаве старлей несколько раз повторил, что прибалты уехали, теперь вот этот будет жить в их комнате. Похож мол, но другой человек. И документы скоро будут.

– Ага. ДокУменты позже… Ага, – старушка в пуховом платке многозначительно покивала головой поняв, что дело тёмное и вопросов лучше не задавать.

Поднявшись на второй этаж, вошёл в незапертую комнату. Помещение было небольшим. Дощатый скрипучий пол. Две сетчатых кровати, шкаф, две тумбочки, стол, два стула и табуретка. На стене – гитара. На тумбочке – патефон.

– Годиться, – говорю Изотову, – дальнейшие указания.

Николай удивлённо поднял бровь.

– А говорили, что ты только осенью приехал… Чешешь как по писанному. Молоток. Записывай адрес дома офицеров, – протянул мне листок и карандаш.

Я попробовал записать услышанное, но только порвал бумагу.

– Эх, – сказал Изотов, взял у меня карандаш, послюнявил и написал адрес, – Завтра утром в штаб за документами. А пока вот возьми командировочное предписание.

Разговоры в трамвае.

– Вчера на "Динамо" ходил. Валенки, двое штанов, ватник на шинели… Всё равно к перерыву задубел. Пришлось у разносчика "мерзавчик" покупать…

– Мы с ребятами на "Багдадский вор" ходили. Ты вот мне объясни, как это джинн из воздуха появляется. Не знаешь? А ещё очки надел…

– У нас во дворе живут две собаки. Ту, что покрупнее так и зовут "Собака". А маленькую зовут "Кошка". Почему-почему, не знаю почему.

– Из пионерлагеря загадка: – Расшифруй четыре П и одно Я. – Не знаю. – Петр первый пернул первым. – А, Я? – А, ты вторым.

– А я ему… Кто воевал?… Ты, сука, на ташкентском фронте воевал… И в рожу ему…

– Успокойтесь, дамочка. Никто ваши грудя и не мял… Там и мять то нечего.

В дом офицеров я добрался без приключений. Помнил из прошлой жизни расположение Центрального Дома Советской Армии. Доехал через Сущевский вал до Марьиной Рощи, а там регулировщик движения (которого почти не было) подсказал, как пройти к ЦДКА. В здании натолкнулся на знаменитого актёра Игоря Ильинского. Стою, как статуя, раскрыв рот. Артист, вероятно привыкший к такому, подошёл, подсказал куда мне обратиться. Администратор, с ленинским прищуром оглядев меня, скорбно произнёс: