Пилюля (СИ) - Алексеев Александр - Страница 16

– Харе ныть. У меня тренировка не известно во сколько закончиться. А потом ещё на танцы в ЦДКА шлёпать. А ты тут мозг мне компостируешь.

Вася, встрепенулся:

– Как это… компостируешь?

Блин, чёрт ушастый.

– Представь себе что ты своими словами как вилкой протыкаешь мне череп… Как думаешь, хорошо мне?

– Нет, – соглашается начинающий электрик, но не сдаётся, – А кого на ворота ставить? Может, Попандопуло? У него кулачище с мою голову. А?

– Тебя капитаном выбрали – ты и ставь… Аривидэрчи, бэби.

– Чаво?

Сажусь в трамвай на площади Марины Расковой. На задней площадке располагаюсь на свободном месте. Рюкзак за спиной, баул в ногах, клюшка в руке. Подпрыгиваю вместе со всеми на стыках, гремя амуницией. Тут где-то в середине пути заваливают четверо парней и, шуганув с площадки стайку школьников, рассаживаются рядом. Развалившись на сидение один начал травить свою грязную историю про цыпочек, которых затащили в подвал пересыпая свою речь матерными словами и феней. Тут рассказчик замолкает, и посмотрев на меня:

– А ты чем недоволен, щусёнок? Что, вылупился? Гапон, (кивает одному из своих) пройди на шухер.

Один из уголовников встаёт у двери, кондукторша пятится в глубь салона.

– Баки снимай, – показывает разговорчивый на мои часы, – это для начала.

И, щелкнув лезвием, проводит ножом у меня перед лицом.

– Ссышь, фраер? Выйдешь с нами на следующей остановке. Или я тебя прямо здесь попишу.

Вдыхаю, готовясь выпрыгнуть.

Огрею Гапона клюшкой, от ножа баулом заслонюсь. Лишь бы в двери не застрять.

Но, трамвай останавливается недоехав до остановки. В переднюю дверь входит, заснеженный военный патруль. Кондукторша тут же что-то говорит военным, показывая в нашу сторону.

– Повезло тебе, фраерок. Гапон открой дверь… Амба, уходим…

Старший из военных быстро просчитывает ситуацию и ловко достаёт пистолет. Братва вылетает из трамвая. В закрывающуюся дверь вижу, как бандит, глядя на меня проводит большим пальцем по горлу…

Оказывается, Сталин вчера снова в ЦДКА ездил. За вратарём Григорием Мкртычаном. Но, что-то в этот раз не срослось. До конца сезона Мкртычан – в ЦДКА. Сталин наорал на Короткова, а тот, чтобы прикрыть филейную часть, распорядился мне тренироваться индивидуально. Если что, то тренер в шоколаде.

Зато я – в мыле. Нарезал круги вокруг коробки пока команда отрабатывала то броски, то щелчки (второго вратаря для двухсторонки из молодёжки взяли), то большинство, то меньшинство. Я за полтора часа три кружки чая с Ферапонтычем выдул. Начальник катка теперь как диск-жокей рулит звуком. То убавит, когда команда тренируется, то прибавит для Пучкова (а теперь и для меня).

Напрыгался и наездился с Колей до одури. Помог Ферапонтычу всё из будки отнести на склад под охрану сторожа. "Три раза в прошлом году нас грабили. Четвёртый – я не переживу," – сокрушался начальник.

Ноги еле идут. На танцполе меня ждал облом. Посмотрев на мои корявые движения, мне посоветовали начать с "нуля по новой" через пять недель – 27 февраля. "Ведь у этой группы осталось четыре занятия, вы же половину пропустили".

В здешнем времени с собой нужно всегда носить сетку-авоську или сумку брезентовую на случай если в госторговле что-то "выкинут". Тоже самое конечно и без очереди можно купить в коммерческих, но раза в два-три дороже… А мне нормальная одежда нужна, а не это недоразумение…

Я купил батон белого, сто грамм сливочного масла, так как предыдущий кусок повешенный в авоське за окном был исклёван и изгажен голодными птичками. А ещё прикупил на десятку двести грамм зёрен кофе. Видел у Ары кофемолку-мельницу. Так, что завтра – кайфуем…

Комендантша смотрит грустными глазами и молчит…

Что? Опять???

Поднимает взгляд на стенгазету, словно пытается что-то прочитать. Вздыхает, и говорит:

– Прибежала значит вечером. И тарахтит: "Как здоровье? Что в газетах пишут? А я Вам лекарства принесла от головы". Я у неё пиримидон просила надысь. И вся такая весёлая наверх ускакала. А тебя то нету. Тут минут через пять как гончая по первому этажу пронеслась. Двери открывает и звонко так говорит: "Вы приглашаетесь на чемпионат общежития по танцам. Начало через десять минут наверху в коридоре. Приз каждому дотанцевавшему участнику – танец со мной…"

Тётя Клава делает изумлённые глаза, и продолжает:

– И, эти дурни побросали все дела. Наверх полезли, кто смотреть, а кто и плясать… Я сижу, слышу вальс заиграл. На лестнице те что смотрят зафыркали как кони. Думаю, надо глянуть. Поднимаюсь, а тут Колобок уже танго поставил. Все вертятся, сапогами стучат. А твоя то бегает, показывает как изгибаться надо и с улыбкой прикрикивает на них как учительница: "Мальчики, не прижиматься!".

Тут, показывавшая как нужно изгибаться комендантша села, и мне на стул глазами указала. Садись, мол, милок послушай, а сама глотнув остывшего чая, продолжила:

– Оборачиваюсь я значится и каменею, батюшки, начальство моё прибыло. Стенгазету смотрят… Николай Петрович что-то говорит, а Светка-бухгалтерша пишет в тетрадке на задранной коленке… Светка эта… (и прочитав на моём лице полную неосведомлённость об этой представительнице как принято считать прекрасной половины человечества, поясняет). Ну, ты что Светку не знаешь? Да вот такая (рисует перед своей грудью очертания двух нехилых арбузов). Она, как в прошлом году Николая Петрович увидела, прозвище ему научное придумала… "Кинштейн". Так говорит страшилу в заграничных сказках называют. А начальник наш и правда страшный, как чёрт. (быстро крестится). Вместо носа – пяточёк поросячий. (трогает свой нос). Бровей нету. И шрам малиновый ото рта почти до уха. Он говорят в июле сорок первого на горящем самолёте к себе на аэродром сел. Абрамян сказал, фонарь наверное заклинило. Ну, так вот…

Тётя Клава, принимая мой интерес за чистую монету, расправив плечи, продолжает:

– Они журнал посещений и стенгазету пришли проверить. А тут такое безобразие… Николай Петрович в прошлом годе пришёл в начальники. У нас тут были эти… как то чудно он ругается. Содом с Гоморой… Пьянки, драки, шалавы гулящие. Я порой позвоню в милицию, доложу, а сама с племянником в комнате прячусь пока участковый не придёт… Так вот было. Начальник наш в милицию, а там кукиш… Людей говорят нету для облавы. Так Николай Петрович к Василию Иосифовичу пошёл…

Тут я прервал эту первую часть "Марлезонского балета" и выставив "стопом" ладонь спрашиваю:

– Про облаву в следующий раз. У нас то что случилось?

– Рассказываю по порядку. Я, как увидела, что они наверх поднимаются, кричу твоему соседу энергическим голосом: "Прекратить. Прекратить вот это всё". А тот смотрит как спросонья, головой только крутит, как гусь. А тут уж начальник поднялся и гаркнул: "Что здесь происходит?" Музыка враз затихла. Всё затихло. Только слышно, как каблучки цокают. Она ж туфли у Попандопуло чинила. Вот надела на пробу. Процокала прям к начальнику. Улыбается, как конфету съела и говорит:

– Коллектив военного госпиталя уполномочил меня, Афанасьеву Анну, подготовить совместный танцевальный номер с нашими лётчиками. Вот выбираем нужный танец, пробуем.

А Николай Петрович наш лишь с подчинёнными и с бандюгами строгий. Девок у него видать давно не было – вот он и оробел. А твоя-то прям убила его в сердце. Говорит:

– А давайте, товарищ капитан, покажем этим танцевальным "двоечникам" как нужно танцевать вальс.

Поворачивается к Колобку и делает тому "страшные глаза". Тот, как очумелый, меняет пластинку. Николай Петрович то наш здесь очнулся и дал петуха начав отнекиваться, мол давно не танцевал… Но, эта тут подходит близко-близко. Глазами в глаза упирается, улыбается и просит: "Не откажите девушке". И так на него смотрит словно он не страшный как чёрт, а красавец писанный… Тут с начальником случилось что-то. Улыбнулся. Сроду не улыбался сгоревшими своими губами. И руку с ладонью ей подаёт. Вальс они хорошо танцевали. Твоя то плясать горазда. Соседи ваши сказывали, что Колобок чуть в штаны не навалил от ваших танцев… А начальник после никого ругать не стал. Но, перед выходом спросил Светку, пойдет ли с ним на танцы. И та смотрит на него в глаза так же как твоя озорница, улыбается как дура и говорит: "Конечно, пойду".