Частичка тебя. На память (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 38

Есть время вернуться, хоть я и не собираюсь возвращаться.

Артема нет на поле. Ушел вслед за Амиго? Он настолько разочарован?

Сама не знаю, зачем я иду к нему.

Быть может, я ошибаюсь? Воспринимаю за знаки внимания то, что ими не является. Может, он это… Начальник хороший.

Слушаю свои мысли, немного хочу закрыть лицо ладонью.

Ага! И премию он мне выдал курткой.

Нет, тут что-то другое. Непонятно что.

И все же, ноги сами несут меня в конюшню Амиго. Даже если все это — не совсем то, что мне кажется, Артем лично пригласил меня на скачки. И я могу проявить сочувствие, хотя бы как друг.

Уже у самой конюшни я натыкаюсь на чемпиона. И увидев его вблизи — начинаю ненавидеть фатум еще сильнее. Родственник. Это так очевидно — во всем, от весьма узнаваемого носа до абсолютно идентичного обесценивающего взгляда почти бесцветных рыбьих глаз.

И вот с одной стороны «сын за грехи отца не отвечает» — но как бы это еще донести до моего пострадавшего от гормонов рассудка, который от одной только фамилии уже проникся к незнакомому типу неприязнью.

А тут он еще и весьма откровенно зажимал у стеночки кудрявую инструкторшу Олесю. Девушка краснела и пыталась что-то говорить, как-то отбиваться, но особо он её не слушал, буквально настаивал, что ему прямо сейчас нужно отмечать победу в компании именно Олеси. И она, мол, не имеет права ему отказывать.

Яблочко от яблони, чтоб всей этой роще на корню сгнить!

— Извините, — я кашлянула, натягивая на лицо самое официальное из всех своих выражений лица. Вяземский-младший обернулся, демонстрируя недовольство всем своим существом.

— Чего надо? — враждебно поинтресовался парень. По возрасту — скорей мужчина. По выражению лица — мальчишка. Сопляк. Это был такой мощный контраст, что я чудом не передернулась.

— Мне сказали, что уже все готово к официальному награждению. Велели срочно найти чемпиона, — вру я невозмутимо. Готовность была так себе, серединка на половинку, но кто его знает, кто мне что сказал. Я человек подневольный. Мне сказали, я передала.

Да, да, Анж, вот это ты на своих похоронах и расскажешь.

Слово «чемпион» приходится моему оппоненту по вкусу. Он даже повторяет его с видимым удовольствием. Потом снисходительно и благосклонно кивает и неторопливой походкой, в своем духе «весь мир подождет» двигается в сторону ипподрома.

— Спасибо, Анжела Леонидовна, — Олеся шепчет это тихо-тихо, когда Вяземский удаляется на приличное расстояние, — я уже не знала, как от него бежать. Только он ведь вернется.

— Я думаю, ты можешь проездить Масаго по лесу, — я пожимаю плечами, — сомневаюсь, что наш чемпион будет искать тебя по всему клубу. Скорей всего, не найдет и забудет.

Или что вероятнее — возьмется за подкаты к кому-нибудь еще. Надеюсь, так прессовать хороших в общем-то девчонок он больше не будет.

— Спасибо, — еще раз произносит Олеся и почти бегом направляется в сторону четвертой конюшни, где её и ожидает капризный жеребец Масаго, демонстрирующий отличные результаты по всем дисциплинам конного троеборья.

Артем находится в конюшне. И, к моему удивлению — он самолично, своими руками, чистит шкурку Амиго от выступившей на нем соли. И никого-то рядом с ним нет, видимо, все конюхи изгнаны прочь под страхом смертной казни, чтобы никто не мешал барину заниматься ручным трудом.

Я покашливаю, останавливаясь в дверях денника, на достаточном расстоянии от лошади.

— А, это ты, Снегурочка, — Артем оборачивается и, увидев меня — возвращается к своему занятию. Пытается казаться беззаботным, но я каким-то неведомым чутьем ощущаю в его голосе напряжение.

— Я уж думал, что ты разочарованная ищешь себе другого рыцаря.

— Артем Валерьевич, — с трудом подавляю в себе желание топнуть ногой, — я настолько плохой специалист, что вы не придумали ничего лучше, чем решить, что высшая цель моей жизни — найти мужика, на чью шею я могла бы повеситься?

Мой вопрос оказывается без ответа неожиданно долго.

Артем молчит, работает руками, и под тонкой тканью влажной от пота футболки перекатываются мышцы. И я на них смотрю.

Ой!

— Нет, — наконец откликается Тимирязев, — не похоже. Сколько я смотрю на тебя — вижу только желание держать свою жизнь под контролем. Мужчины тебе будто и не нужны.

Это неожиданно вдумчивый анализ от расхлебая Артема Тимирязева, каким я его помнила чуть ли не с первого своего рабочего дня тут. Того, кого он для меня показывает.

— Мне так комфортнее.

— Нет, — Тимирязев произносит это слово еще раз, негромко, но как-то так, будто отрубает для меня возможность возражений, — тебе так некомфортно. Ты бы с удовольствием позволила себе быть слабой, если бы тебе хоть кто-то дал такую возможность. Готов поспорить, ты если и плачешь — то только закрывшись на ключ в комнате с выключенным светом и задернутыми шторами. Чтоб никто не видел.

— Слабость плохо сочетается с карьерным ростом, — у меня аж дыхание перехватывает от того, насколько прямо и метко этот мужчина рисует мой образ.

— Как показывает моя практика, карьеристки — самые несчастные женщины из всех существующих, — насмешливо роняет Тимирязев, а затем добавляет уж совсем запредельное, — и потому — самые отвязные в постели.

Блин!

Нет, я не ханжа!

Ну, или… Только на работе! На работе вообще не думают про секс. Не положено. А этот… этот… Не будь он хозяином клуба, ух, какой красивый штраф я бы ему выписала! Хотя… Может, в этом случае я бы и не вспыхнула до корней волос? Только холодно бы изогнула бровку и поинтересовалась, куда исчез рабочий пыл и как далеко его следует искать.

Но я краснею. Сильно, густо, сплошняком.

Поэтому и прячусь от ехидных глаз Тимирязева за мордой Амиго, осторожно поглаживая его по шее. Конь ведет себя дружелюбно, косит на меня темным заинтересованным глазом из-под длинных ресниц и перебирает губами, намекая, что да, он очень рад со мной познакомиться, но неплохо бы подкрепить новое знакомство чем-нибудь вкусненьким.

— Эй, эй, братец, я её первый себе присмотрел, — добродушно фыркает Артем, выпрямляясь и хлопая жеребца ладонью по холке. И вот это неожиданно вызывает весьма яркую реакцию.

Амиго звучно фыркает, выгибает шею и клацает зубами в нескольких сантиметрах от руки Артема. Она отдергивается, да и я отскакиваю поближе к двери, испугавшись этой неожиданной выходки.

— Нет, нет, не бойся, — Тимирязев окликает меня успокаивающим тоном, — тебя он не тронет. Он бесится на меня.

— Бесится? На тебя? — удивленно повторяю я. — Но почему?

— О, все просто, — Артем пожимает плечами, прокручивая щетку для чистки коня в пальцах, — он любит выигрывать. Просто обожает. А я — слил его победу в скачках. Нарочно. За это, по его мнению, мне и нужно гореть в аду.

Чтобы осознать сказанные им слова мне требуется несколько секунд.

— Ты? Слил скачки?

— Артем.

Он не торопится отвечать, методично скребя шкуру Амиго. Жеребца это успокаивает, но не сказать что на своего наездника он смотрит хоть на капельку добрее.

— Это ведь сын Вяземского? — тихо спрашиваю я, переплетая пальцы рук за спиной. — Тот, которому ты проиграл.

— Ты очень сообразительная, — насмешливо откликается Артем, — да, Платоша Вяземский — сын нашего дорогого инвестора.

Боже, кто в здравом уме в нашем веке называет сына Платоном? Да еще при таком убийственном сочетании имени и отчества. Платон Захарович.

Господи!

— Возможного инвестора? — уточняю я по инерции, потому что, насколько мне известно, никаких прямых соглашений Вяземский не давал.

— Просто инвестора, Снегурочка, я все сказал правильно, — Артем выпрямляется, оглядывает Амиго и обходит его вокруг. Жеребец гневно шипит на него, скаля зубы, но нашего хозяина это особо не задевает.

Да, а я и не думала, что он настолько на одной волне со своим конем. Он действительно хорошо его знает, я бы в таком состоянии к привычному мне Люциусу не подошла. Впрочем, по всем параметрам, мой Люц был гораздо вреднее Амиго. Но я все равно неизменно выбирала только его.