Гимназистка. Под тенью белой лисы (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 31

— Она меня и не нарочно бесит. Она бесит даже не словами, а собственным видом. Тем, что она вообще где-то там есть.

Я опять фыркнула.

— Дык потому что ваш зверь хочет стать главным, — пояснил Мефодий Всеславович, немало меня тем самым удивив. — Подмять под себя весь клан Рысьиных. Княгиня власть уступать не хочет, вот между вами и искрит.

— Зачем мне нужны Рысьины? Да я их знать не знаю. Впрочем, как и они меня! — в сердцах бросила я.

— Зачем — это вы не у меня, у своего зверя спрашивайте, — степенно сказал Мефодий Всеславович. — Он у вас ещё даже в полную силу не вошёл, а княгиня его уже боится, пытается подмять заранее.

Я поняла, что ничегошеньки не понимаю.

— Не проще ли было бы меня из клана отпустить?

Домовой неодобрительно крякнул.

— Да кто ж такую ценность из клана выпустит, Елизавета Дмитриевна? Её свои же загрызут, попробуй она такое провернуть. Поэтому княгиня и злится, что ей нужно вас и оставить, и подмять. А скоро это будет уже невозможно.

— Почему именно подмять? — заинтересовалась я. — Пусть она меня не любит, но подобие деловых отношений могла бы предложить.

— В кланах это так не работает. Там жёсткая иерархия, основанная на силе главы. Правда, некоторые хитростью забираются на самый верх, но в этом случае заручаются лояльностью того, кто сильнее. Там конфликта между зверями нету, иной раз получается пролезть. Хитрость — она тоже сила.

Значит, вот как Юрий и его отец хотели меня использовать…

— Что вам Волков-то сказал, Елизавета Дмитриевна? Вы так побледнели, даже Рысьина заметила. Не умеете вы лицо держать.

— Сказал, что второй зверь опасен.

— Чем?

— Этого не сказал. Господи, ситуация — не знаешь, за что хвататься, что делать первым! — в отчаянье взявшись за голову, выдохнула я. — И даже знала бы, всё равно стоит вопрос как.

— Ну же, Елизавета Дмитриевна, — похлопал своей маленькой рукой домовой по моему плечу. — Не переживайте. Непременно всё будет хорошо. Велес вам поможет.

— Чтобы он помог, да даже не помог, а просто выслушал, мне нужно отделаться от артефакта. Оттого, что я примерно знаю место, ничего не изменилось: я понятия не имею, как его достать оттуда. Я ровным счётом никакой магии не чуяла в квартире. Словно артефакта там нет.

— Может, и нет, — согласился Мефодий Всеславович, лишь бы меня успокоить.

— Так Юрию же его я вынесла как раз из моей комнаты.

— Может, он у вас при себе был? — предположил домовой. — Доставать при посторонних неприлично, пришлось выйти. Юрий Александрович же отмечал замявшуюся юбку, но знать не мог, как она замялась.

— Но при мне артефакт не нашли, — напомнила я.

— Перепрятали к тому времени, Елизавета Дмитриевна, — уверенно ответил Мефодий Всеславович.

— И куда я, по-вашему, могла его перепрятать? — с изрядным скепсисом уточнила я.

— Мне-то откуда знать, Елизавета Дмитриевна? — удивлённо воззрился на меня домовой. — Ежели в доме не было, могли в саду прикопать или, вон, подруге на сохранение дать.

— Но Оленька бы непременно напомнила.

— Может, сама забыла или важным не посчитала. Или, напротив, посчитала столь важным, что решила не отдавать.

— Нет, Оля не такая, — убеждённо возразила я. — Она непременно бы вернула или рассказала, а значит, у неё ничего нет.

— Нет так нет, — легко согласился Мефодий Всеславович. — Вам лучше знать. Да и вряд ли вы бы отдали столь опасную вещь на сохранение близкой подруге.

Тут я задумалась. Я бы точно не отдала, но сказать такое с уверенностью о своей предшественнице не могла. Лиза была очень доверчивой девочкой, на что указывают её отношения с Юрием. И всё же вряд ли она отдала бы подруге артефакт, тем самым поставив ту под угрозу. А вот Юрию или его отцу… Не могла ли она довериться кому-нибудь из них? Александр Михайлович произвёл впечатление куда более разумного существа, чем его сын. Он вполне мог убедить Лизу отдать опасную вещь на хранение, и тогда сейчас попросту выжидает, надеясь воспользоваться козырем потом, когда всё немного утихнет и исчезнет опасность того, что Рысьина его загрызёт за неповиновение и обман.

— Просто упёрлись вы в один вариант, уж простите меня, Елизавета Дмитриевна, а жизнь, она такая штука, на месте не стоит.

— Вы что-то предлагаете, Мефодий Всеславович? — осторожно уточнила я.

— Так, с Волковым поговорить бы, — неуверенно ответил он и быстро добавил в ответ на мой протестующий рык: — Я ж не о том, чтобы союз с ним заключить, а о том, чтобы выяснить, что он знает и про артефакт, и про лису вашу, так странно появившуюся. Ежели вы форму эту принимать не можете, значит, контроля у вас над ней нет. А вот не может быть так, чтобы у неё был контроль над вами?

Я только и смогла, что испуганно икнуть. Только не хватало, чтобы контроль надо мной получила эта инфернальная образина с лазерными прицелами вместо глаз. Но неужели я бы не почувствовала постороннее вмешательство?

— Как она может это провернуть? — чуть хрипло спросила я.

Мефодий Всеславович постучал пальцами, сложенными в щепоть, по голове.

— Подарок-то явно не от Велеса, — сказал он, пугая меня ещё сильнее, — стало быть, и способы там грязные, душу вымораживающие. А что вы супротив выставить можете? Ничего, ибо не знаете, с чем боретесь. А Волков знает.

— Вопрос, скажет ли, — проворчала я, принимая правоту домового. — На соглашения я с ним никакие не пойду.

— А и не надо. Вам нынче хоть крупицу знаний урвать. А где её взять? Только у врага.

У врага брать ничего не хотелось. Не потому, что я была столь принципиальна, а потому, что была уверена: Волков просто так делиться ничем не будет.

Я подошла к зеркалу в толстой резной позолоченной раме, висевшему в простенке между окнами гостиной. В нём тотчас же зажглись красными, пока неяркими, угольками лисьи глаза. Она следила за мной и явно злилась, что я её игнорирую. Что ж, можно и внимательней посмотреть. Поиграть в гляделки. Я уставилась прямо в разгорающиеся красные точки и почти тут же пожалела. Казалось, через глаза лучи ввинчиваются прямо в мозг, и не просто ввинчиваются, а пытаются там что-то сотворить. Отшатнуться я не успела, меня накрыло воспоминанием.

Словно кусок с рваными краями, выхваченный из цельного полотна. Неизвестно, что было до. Неизвестно, что было после. Но сейчас мы, я и мой собеседник, сидели на скамейке. На мне лёгкие шёлковые брюки, краями которых играл летний ветер, и элегантные туфли, одной из которых я покачивала, пытаясь скрыть раздражение. Раздражал меня сидящий напротив парень с внешностью, ничем особо не запоминающейся, пока не поймаешь его взгляд. Тёмный, нехороший взгляд, поднимающий всё гадкое, что обычно прячешь в самых дальних закоулках души. И гадкого поднялось уже столько, что хотелось снять туфлю и подкованной шпилькой врезать по сволочи, которая подарила призрачную надежду, просуществовавшую ровно до момента, когда он сказал, что потребуется взамен на излечение сестры.

— Я понимаю, вы сейчас мне не верите, — тем временем говорил парень низким неприятным голосом. — Считаете бредом?

— Считаю, — согласилась я. — Сама себе удивляюсь, что продолжаю вас слушать.

— Потому что других шансов спасти вашу сестру нет.

— Боюсь, их вообще нет. Ей сейчас поможет только чудо.

Он прищёлкнул пальцами, и на их кончиках зажглись красные огоньки. Я лишь скептически скривилась: слишком много повидала в этой жизни дешёвых фокусов, чтобы на них покупаться.

— Я вам и предлагаю чудо. А взамен вы всего лишь выполните мою просьбу. Несложную.

Огонь он убрал столь же просто, как и призвал.

— Ваша просьба звучит как горячечный бред.

— Не верите в магию?

— А есть те, кто в неё верит?