Попаданец Павлик Морозов (СИ) - Круковер Владимир Исаевич - Страница 11

Прямоходящий предок разумного Человечества вновь приподнялся на ложе, сел, свесив короткие ноги, поймал блоху на лодыжке аномально длинной лапой, забросил её в рот и придавил желтыми широкими зубами.

Внимательно просмотрел, как осыпается трухой человек напротив, а потом и сам вспыхнул ярче тысячи солнц. Свет был запредельно белый, безопасный для ложа и стен. Столб этого света пронзил потолок, тучи, пространство, время и впитался в бесконечность Космического Совершенства.

— Папа, — спросил ребенок, — а правда, что после смерти мы превращаемся в Звезды?

— Конечно, — ответил отец, — но не все…

Я очнулся от страшной боли в животе. Вокруг была темнота. Тело я чувствовал остро. Наверное проводником к осязанию и была эта боль. Потом зашевелился язык:

«Курвiска запорхаться, Ідзі ты да ліхаматары!»[10]

Голос был детский, звонкий. Слова напоминали польские, но понятными от этого не становились.

«Кончай выдыгацца, дзядуля! — продолжал непослушный язык. — Тебе все равно гамон. За брата я тебе кадык вырву, лайно курвiска!»

— Ты смотри, раны затягиваются! — произнес чей-то более грубый голос. — Эк его еорчит-то, что вообще происходит?

— Скорей всего он был в коме, а деревенский фельдшер его в покойнике записал. А теперь очнулся и от боли дергается, — подвел итог еще один мужской голос. — Вколи ты ему морфина, чего мальчонку мучить!

Боль в животе ослабела, а сознание начало плыть на волнах морфинового кайфа. Но некое неудобство все равно ощущалось. Будто кто-то натянул на тело Романа Шереметьева тесное, на два размера меньше, резиновое трико. Тесно было, неудобно. Хотелось отстегнуть кожу и расправит руки-ноги, грудь расправить, плечи.

«Наверное я в больнице, подумал старик, — а рядом над мальчиком хирурги стараются. Но почему так тесно? Уж не в гроб ли меня при жизни запихнули маломерный. Ладно, посплю, а потом разберусь, очень спать хочется».

Второе пробуждение было более упорядоченным. Главное, наконец открылись глаза. Причем в голове их открытие сопровождалось стуком, будто он — кукла; были такие куклы в СССР в рост ребенка с закрывающимися, когда её клали на спину, глазами: хлоп — закрылись, хлоп — открылись.

Неудобство тесноты по-прежнему ощущалось. Взгляд вниз обнаружил безволосую грудь явно меньшего размера, чем старческая, покрытая курчавыми волосами, грудь Шереметьева. Мучительно трудно приподняв голову, оторвав её от подушки, Роман запустил взгляд еще ниже и обнаружил собственные причиндалы весьма неплохого размера для этого скукожившегося тела, но несравнимые с гениталиями его самого. А вот неожиданная и необъяснимая эрекция без эротического возбудителя порадовала, сам старик давно не ощущал этого приятного ворошения бархатных бабочек ниже живота.

Силы иссякли и я уронил голову на чахлую подушку. Что не помешало разуму отчаянно искать осмысления происходящего. Недавние явления далекого будущего вполне можно было счесть галлюцинациями, что укладывалось в недавнее морфинное расслабление. Вполне возможно, что меня похитили и держат на наркотиках, думал я, моя биография к этому располагает! С таким же успехом я могу находиться в состоянии комы, во время которой мозг еще и не такие картинки посылает в недвижимое тело. С другой стороны, если последнее видение реально, то мое сознание, как это бывает в фантастических романах, чудесным образом перенеслось в тело какого-то мальчишки. В любом случае надо соблюдать первое правило разведчика — молчать и притворяться дурнем.

Встал я на третий день. Вернее, попытался встать. Если кто-то помнит первые советские шагающие куклы по имени Нина[11], двигающие рукой в такт шагам и большого размера, то я вполне напоминал такую куклу. Еще и глаза открывались натужно, с щелчком в голове.

Тем ни менее я уже знал, что нахожусь в теле Павлика Морозова, которого не добили кулаки — его родные дед и дядя. Надо думать, что угасающее сознание этого мальчика и ругалось на белорусском в момент первого пробуждения. Или это последние эмоции умирающего мозга выплеснулись моторикой языка. Но в данный момент в этом, небольшом для тринадцатилетнего парня теле, находился я — Роман Шереметьев, бывший комитетчик, бывший разведчик, бывший ликвидатор по прозвищу Скунс и бывший студент института иностранных языков в провинциальном городе, сын папы-разведчика из череды аристократов Шереметьевых.

И первое что я сделал — воплотил аксиому всех разведчиков мира — прикинулся валенком. В смысле — немым и ничего не помнившим, а слово амнезия и не знавшим никогда. Теперь заново учусь писать; нашлась учительница из комсомольцев, когда врачи вынесли, что я их понимаю — просто ничего не помню и говорить пока не могу. Все, как у Высоцкого в «Милицейском протоколе»:

Много беспокойства доставляет само тело. Если я и в 80 лет сделать подобие шпагата, но уж сесть по йоговски, свернув ноги калачиком, мог по всякому, то этот подросток уже закостеневал сухожильями и суставами. И эти подошвы с ороговевшей кожей, не позволяли чувствовать землю, пол, упор не давали для хищного броска или банального сальто.

К тому же в физиологии тела сохранились динамические стереотипы прежнего владельца, поэтому оно шкодливо чесалось в паху и между ягодиц, оно запускало палец в нос в самые неподходящие моменты, оно ело, чавкая, оно выпускало газы. И мне все время приходилось напрягаться, чтоб не выглядеть в глазах окружающих абсолютным дебилом. В то же время резко менять моторику тела, обычную для Павлика, нельзя.

А для приведения мышц и связок этого неуклюжего тела в идеальное для боя и жизни (именно в таком порядке), приходилось таиться, прятаться. Представляю чекистов, увидевших мои тренировки по методике израильской крав-мага, в то время, когда еще даже независимого Израиля не существует! Благо, лес начинался прямо на краю поселка.

Двигаюсь, вспоминая команды нашего тренера по боевым дисциплинам:

На усилие — выдох. (Так и ритм будет, и кислород в крови и сердце не посадите).

Между подходами ходим, а не лежим и стонем!

Ничего не жрать за 2 часа до тренировки.

Если у вас болит шея, значит какие-то упражнения вы делаете не правильно!

Если мышцы болят значит они растут! Не путать боль в мышцах и суставах.

Первое что надо учить — приёмы используемые в любой ситуации. Удар в колено — один из таких. И безопасный — неудобно для поражения ножом рукой подготовленной для другого удара. Это крайне важно. Поражение — сильное, действие — безопасное. Нахожу березку, помечаю в уме сучья удобные для атаки. Бью поочередно ногами-руками. В горло, в пах, в колено. Пока хочу остановиться на 2–3 атакующих и 2–3 универсальных защитных комбинациях. Реализую для нового тела свою «токуй ваза» (это уже из каратэ-до термин, означает: излюбленная техника, динамический стереотип.