Лекарь-воин, или одна душа, два тела (СИ) - "Nicols Nicolson" - Страница 71

— Отлично. Вот ты и будешь капитаном нашей шлюпки, я ничего не смыслю в парусах и навигации.

— И карты, похоже, ты тоже не очень понимаешь.

— А как их понять, если обозначения на них нанесены на неизвестном мне языке.

— Это очень старая карта, надписи произведены на древнем языке венетов. Сейчас изготавливают другие карты на продажу, и все надписи делаются на латинском языке, его знают все люди на берегах Срединного моря. Отвечу на твой вопрос. Я предлагаю идти прямо в Венецию, другие направления нам не подходят. Попади мы на сушу в любом месте, домой придется добираться на лошадях или пешком, денег у нас нет, и на нефе я ничего не смогла найти.

— Так можно попросить у кого-то, например, найти представительство твоей республики, и там одолжить некую сумму.

— Я дочь главного судьи республики, в мужской одежде, появляюсь в компании симпатичного молодого человека, и прошу денег для путешествия домой? Что обо мне подумают малознакомые люди? Я не хочу прослыть распутницей, что ты! У нас столько условностей и неписанных правил, что…

— Но ты же точно знаешь, что распутницей не являешься, и между нами ничего не было. Я относился к тебе, как к сестре.

— Я — то, знаю, но у других людей языки острые. Сплетники могут навсегда похоронить мою репутацию и сломать жизнь, опорочить всю семью.

— Все, сеньорита капитан, подчиняюсь твоей воле.

— Тогда найди пилу, и отправляйся к штурвалу. Там перед ним на тумбе находится компас. Аккуратно перепили тумбу, постарайся не повредить компас. Удивляюсь, почему такой дорогой прибор не забрали.

— Я тоже удивляюсь, почему команда оставила судно.

— Это для меня загадка. Я изучила вахтенный журнал. В записях капитана я не нашла сведений ни о маршруте, ни о фрахте, ни о членах экипажа. В его книге треть листов отсутствует, последние записи датируются сентябрем прошлого года. Где и как получена пробоина — не понятно, почему судно осталось на плаву — тем более — мы же не ныряли, не обследовали корпус. Но, учитывая то факт, что щенок выжил, питаясь тем, что находил на палубе — журнал велся и экипаж был жив довольно долго после даты последней оставшейся записи. Может пираты напали на эту команду, а, может, они были контрабандистами и это результат стычки с конкурентами. Зачем гадать? Скорее всего, мы никогда не узнаем, что здесь произошло. А если бы не произошло — нам несдобровать на этом острове. Так что, не было бы нам счастья, если бы чужое несчастье не помогло — примерно так.

— А сейчас какой год, и какой месяц, по твоему мнению?

— Трудно сказать, могу только предположить, что сейчас может быть январь тысяча шестьсот двадцать восьмого года.

— Ничего себе!

— А что ты хотел? Из порта Кафы мы отплыли в конце октября, а потом на Улитке провели почти два месяца. Ладно, давай уже готовиться спать, темнеет, а завтра с утра будем отправляться в путь.

— Так я еще тумбу не пилил.

— Все утром, я сегодня так потрясена случившимся, что просто валюсь с ног. Мне так хочется выспаться в нормальной кровати.

— Чем тебя не устраивало травяное ложе в домике на острове?

— Всем устраивало, тепло и уютно рядом с тобой, но чувство безысходности меня сильно угнетало, а сейчас появилась надежда на спасение.

— Следовательно, спать на широкой капитанской кровати будешь в гордом одиночестве?

— И не надейся! Без тебя я не усну, хотя, если честно, страшно ночевать на судне, которое, может в любой момент лечь на борт. Но не могу отказать себе в удовольствии поспать в комфортных условиях, тем более ты хорошо закрепил шлюпку и достаточно нагрузил в нее припасов для морского путешествия. Думаю, все обойдется.

Подкрепившись на сон грядущий копченым мясом, а щенка немного покормив чем-то наподобие жиденького сладкого теста, улеглись вдвоем на кровать. А действительно, на мягкой постели спать приятней, посетила меня странная мысль, перед быстрым погружением в глубокий сон без сновидений.

Утром я монтировал спиленную тумбу с компасом на шлюпке. Кьяра, стоя на борту нефа, давала ценные указания, и я не шучу, ее рекомендации и правда были полезны: что значит человек знаком с морским делом, не то, что я, сухопутный обитатель. Девушка сбросила мне в шлюпку кожаный мешок с одеждой, сказав, что сухая нам может понадобиться — не по годам мудрая мысль. Я-то, дурак, думал, что нам сухая не может понадобиться, а только сырая. Ладно — это я шучу так от хорошего настроения и предвкушения выхода в открытое море навстречу Венеции. За мешком последовали пять кожаных плащей, на случай дождя. Все правильно, дождь и брызги нам могут доставить неприятности, от этого в морском путешествии никуда не деться. В пустыне — другое дело. В общем, изволновавшись, но в приподнятом настроении мы приготовились к отплытию.

Также, пока мы еще находились на палубе нефа, решил использовать большой котел как подобие мангала — разжег небольшой костерок в нем и долго поддерживал его. Сверху, использовав пару каких-то подходящих железок, установил второй казанок, что поменьше. Сначала сварил побольше, с хорошим запасом, вкусной каши, на солонине, такой, густой, казацкий кулеш что ли, которым сразу же небольшими порциями, только слегка охладив, и пожиже, покормили нашего воспитанника, давая ему лакать без ограничения свежей воды. Аякс еще резвость не проявлял, но помокрел и похолодел носом — хороший признак. Видать, он приболел больше от обезвоживания да от тоски, нежели от недостатка пищи. Сейчас потихоньку шел на поправку и глазки повеселели. Все шло к тому, что удача повернулась к нам лицом еще раз.

Затем, используя сковороду, я испек — сладкого хотелось страшно! — гору сладких оладьев, которые Кьяра, частично с Аяксом, хватали прямо со сковороды. Пришлось израсходовать на это дело почти весь сахар — а-а-а, для такого дела ничего не жалко, гулять так гулять! Также испек в дорогу несколько больших круглых лепешек с салом, которое перед вымешиванием в тесто накромсал мелкими кусочками на одной из камбузных досок острейшим ножом кока, имени которого мы никогда не узнаем. Такие лепешки, зная мою большую к этому слабость, часто пекла моя жена Полина…

Но, самое главное, я приготовил нам с Кьярой кофе, о наличии которого в заветной банке я умолчал специально, желая сделать измученной девушке вкусный сюрприз.

Она сначала не почувствовала запах давным-давно позабытого напитка. Затем, не обращая особого внимания на мою стряпню — занималась хлопотным делом: кормежкой своего больного лохматого друга — она начала проявлять беспокойство, непроизвольно оглядываясь, прислушиваясь. Затем стала принюхиваться, но так и не поняла, в чем дело, пока я не вручил ей кружку крепкого, сладкого, ароматного, огненно-горячего кофе. Радости не было предела. А описывать все ощущения, все впечатления от кофе в тех условиях, после всех мытарств и лишений — просто бесполезно. Чтобы почувствовать всю прелесть этого напитка на борту накренившегося нефа после всего того, что мы прочувствовали, — надо было побывать там рядом с нами. Я даже не знаю, желать вам этого или нет, даже учитывая благополучный исход путешествия. Ну, пока не будем загадывать, боюсь сглазить. Пока пьем кофе из каких- то старых, погнутых оловянных морских кружек покинутого судна и радуемся, наслаждаемся, впитываем в себя все ощущения…

Ну, вот и все. Завершили подготовку, приготовили еды, сколько удалось, допили кофе. Учитывая появившееся у нас примитивное устройство, выполнявшее функции печки, я аккуратно умостил в шлюпке дрова, подготовив предварительно их в виде небольших чурочек — на борту не очень-то получится размахивать топориком.

Помолившись, на веслах отошли от нефа, вернее я работал веслами. Прощай Улитка, спасибо за приют, но нам пора, подбадривал я себя мысленно. О чем думала девушка — мне неизвестно: что-то она пригорюнилась, притихла, сидела, обняв разомлевшего от еды и проявляемой к нему любви щенка. Затем я ее растормошил, и мы общими усилиями поставили мачту, подняли парус. И началось: то потяни эту веревку, то отпусти ту, то перемести рею в этом направлении, то закрепи в том положении. Нет, матросам на парусных судах я не завидую. Кьяра сидела на кормовой банке и управляла шлюпкой, используя руль.