Только не отпускай (СИ) - Резник Юлия - Страница 15

Двери лифта разъехались. Ничего перед собой не видя, я прошла через огромный холл. Вышла на улицу и с жадностью, до острой боли в груди втянула воздух. Недавний ливень перерос в мелкий затяжной дождь. Я разблокировала замки, нырнула в отсыревший салон Ниссана и тут же завела мотор. В другой ситуации я бы не стала выезжать на дорогу в таком состоянии. Но Дашка. И чертов английский… Реки воды, стекающие вниз по улице, не облегчали мою задачу. Я ехала, ощущая, как от напряжения сводит мышцы. Домой поднялась окончательно вымотанная.

- Ну, и где тебя носило? Десятый час! – выскочила в коридор свекровь. Будто я была преступницей, а она - моей надзирательницей. А, впрочем, я и была преступницей. Или… нет? Ничего ведь пока не случилось?

- На работе аврал. Вадик дома?

- Нет. Он на репетиции.

Я наклонилась, чтобы убрать в обувницу туфли, и с облегчением зажмурилась. Хорошо… Хорошо, что его нет. Я не хотела его видеть сейчас. Не могла. Мне нужно было немного времени, чтобы… Не знаю. Наверное, чтобы вернуться в свою реальность.

- Мам, ну, что ты стоишь?! Пойдем! Я уже спать хочу, а еще делать два упражнения.

- Сейчас, Даш. Только переоденусь. Вымокла вся.

- И поешь, - опомнилась дочка. Все ж она была не такой уж и эгоисткой. Да, порой ее, как и всякого подростка заносило, но Дашка быстро приходила в себя. Я вымученно улыбнулась, покачала головой из стороны в сторону:

- Нет, есть не буду. Сил нет. Да и не хочется.

- Ты много не потеряла, - шепнула мне на ухо дочь.

- Что так?

- Бабушка готовила какой-то вегетарианский суп.

Дашка сделала вид, что ее стошнило, и под мой тихий смех прошествовала к себе в комнату.

Дашка сделала вид, что ее стошнило, и под мой тихий смех прошествовала к себе в комнату. А я поплелась в ванную. Горячий душ окончательно меня добил. Превратил в желе косточки. Я бы стояла так и стояла. А лучше бы вообще легла. Добавила пену в воду… Но времени не было. Ни сегодня, ни вообще. Как-то так получилось, что на себя у меня времени вообще не оставалось.

Английский мы с Дашкой все же сделали. Но если обычно я только наталкивала дочь на мысль, раз за разом разжевывая ей правила, то в этот раз – едва ли не сама выполнила все задания. Только чтобы побыстрей с этим всем покончить.

- Ты видела, что у нас будет собрание? – поинтересовалась напоследок Дашка, зевая.

- Собрание?

- Ага. В родительский чат инфу должны были скинуть. Ты что, туда вообще не заглядываешь? – обиделась дочурка.

- Вообще заглядываю, – растрепала ей волосы. - А сегодня работы было много.

- Ладно. Ты хоть придешь?

- Обязательно. Ну, все. Укладывайся уже. Я тоже спать…

- Папа еще не вернулся?

- Не-а. Репетиция у него.

Дашка откинула одеяло и забралась в кровать. На столе так и остались лежать книги и тетрадки, ручки и карандаши. Сколько ни учила ее собирать портфель с вечера – все напрасно. Нравится ей, что ли, бегать утром, как ужаленная, ничего не успевая? Я выключила в комнате свет и пошла к себе. Свекровь сидела в кресле и смотрела телевизор.

- Как сегодня отец? – спросила я, распрямляя простыню на диване.

- Плохо. Устает быстро.

- В понедельник его положат в больницу. Я договорилась. Так что за выходные нужно будет вещи собрать. Вы прикиньте пока, все ли у него есть. Или что-то нужно купить.

В среду я подала заявку на кредит и со дня на день ждала его одобрения. А пока решила, что перебьюсь кредиткой.

- Не нравится мне это все!

- Что именно?

- То, что ему придется делать операцию здесь. Вот если бы за границей… Донне Либерман, пианистке из их оркестра, операцию делали в Германии.

Я не нашлась, что на это ответить. Легла. Молча отвернулась к стенке. Самое страшное, что мне уже даже обидно не было. Привыкла за столько лет к тому, что, как бы я ни старалась – все равно не получу в ответ ничего кроме упреков. И если поначалу, будучи молодой и глупой, я пыталась подстроиться под них, промолчать лишний раз, уступить, прогнуться, то с возрастом поняла – глупости это все. Никто никогда и никого не любил за отсутствие характера. Это иллюзия. Вообще не стоит менять себя, чтобы угодить кому-то. Ты ведь не меняешь ноги, если тебе туфли жмут? Так и в отношениях. Но в то же время не так... Как оказалось, очень трудно снять тесные туфли. Очень страшно остаться вовсе босой, если не найдешь потом обуви по размеру.

Свекровь ушла к себе минут через пятнадцать. И вовсе не потому, что решила вдруг проявить деликатность и дать мне выспаться. Просто сериал закончился. Оставшись одна, я перевернулась на спину. Уставилась в потолок и осторожно коснулась дрожащими пальцами лица. Повторяя его движения… Воспоминания, которые я гнала от себя весь вечер, нахлынули с новой силой. Я знаю, мне не следовало позволять им снова овладевать собой, но… Это было сильнее меня. Хотя бы в мечтах, под черным одеялом ночи… я могла позволить себе хоть немного счастья?

Прохладные руки скользнули по лихорадочно горячим щекам и замерли у губ. Еще немного, и я бы взяла в рот его пальцы. Крупные, смуглые, настойчивые. Это стало бы точкой невозврата. Для нас обоих. И как хорошо, что нашему безумию помешали! А если бы нет? Если бы я его поцеловала? Если бы позволила его ладоням скользнуть ниже? К груди, требующей ласки, и дальше? Какой бы он был? Ласковый? Грубый? Все равно… Мне было бы все равно. Входная дверь хлопнула. Я дернулась, только сейчас осознав, что, окончательно забывшись, принялась сама себя поглаживать и ласкать. Между ног было мокро, дыхание сбилось, а в животе тянуло от ощущения неудовлетворенности. Как воришка, я перевернулась на бок, прижала к животу колени и затаилась мышкой. Ожидание было невыносимым. Вадик сходил в душ, погремел кастрюлями в кухне и только потом улегся рядом, по привычке закинув на меня ногу. К счастью, этим все и ограничилось. Я бы не выдержала, если бы в тот момент он начал ко мне приставать. Недаром ведь притворилась, что сплю.

Кто-то умный сказал, что утро вечера мудренее. Но даже с рассветом мое наваждение не прошло. Напротив, меня охватило еще большее возбуждение. Я перемерила несколько нарядов, прежде чем остановилась на изумрудном платье-футляре. Чтобы выглядеть как можно лучше, нанесла тщательный макияж и даже завила локоны, вместо того чтобы собрать волосы в узел, как я это делала раньше. Теперь, когда я понимала, что Федор тоже ко мне неровно дышит, мне совершенно глупо и по-бабски хотелось продемонстрировать ему себя во всей красе. Знаю-знаю, меня несло вообще не туда. Это было неправильно, стыдно! Но я ничего… абсолютно ничего не могла с собою поделать. Я чувствовала себя пробудившейся после донельзя затянувшейся спячки.

В офис я шла, подрагивая от нетерпения. И страха… Ведь я не знала, как он себя поведет теперь.

А повел он себя очень сдержанно. Кивнул на бегу и скрылся за дверями кабинета. У меня все внутри оборвалось. Жалеет? Еще бы ему не жалеть! Тебе, Мариша, тоже стоило бы! Настроение безнадежно испортилось. Хоть плачь, но ведь некогда. А вокруг люди! И для каждого нужно найти слова, улыбку. Никоим образом не показать, что внутри происходит. Не выдать причину. Ведь… господи, что может быть унизительнее грязной связи босса и секретарши, о которой все вокруг знают? Только то, что до этой связи так и не дошло?

- Марина!

- Да…

Голос сорвался. Ну, что за глупость? Нужно было взять себя в руки… Нужно было!

- Зайдите ко мне.

Но как?

Я зажмурилась. Сделала несколько глубоких вдохов, надеясь, что это как-то поможет мне успокоиться, и пошла к нему на подгибающихся ногах. Переступила порог и замерла. Не зная, что делать дальше. То ли плотно прикрыть дверь. То ли оставить распахнутой.

- Присядьте.

Выходит, мы опять на «вы»… Я просеменила к столу. Села на самый край кресла. Напротив Федора… Степановича.

- Мне звонили из банка.

- Из банка?

- Да. По поводу вашего кредита, как я понимаю.

- Зачем?

- Это стандартная процедура при проверке, - повел широкими плечами.