Ошибка доктора Данилова - Шляхов Андрей - Страница 8

– Что так много?! – удивился Мароцкевич.

– Вообще-то там, – Ямрушков на мгновение закатил глаза кверху, – нет установки отправлять всех врачей на нары. Установка другая – ничего никому не спускать, но на первый раз наказывать мягко, желательно – условно. Первоначально Сапрошин обвинялся по части второй сто девятой статьи Уголовного кодекса «Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей». Но в ходе следствия обвинение было переквалифицировано на часть вторую двести девяносто третьей статьи «Халатность», более тяжелой. Максимальное наказание по ней составляет до пяти лет лишения свободы, и я могу предположить, что если вина Сапрошина будет доказана, то условным сроком он не отделается. Условное наказание обычно получают те, кто раскаялся, пытается хоть как-то искупить свою вину и не создает проблем следствию и суду…

– Простите, но как можно искупить вину в случае смерти пациента? – спросил Данилов. – Человека же не воскресить…

– Но можно хотя бы компенсировать его родственникам расходы на похороны или просто выплатить им какую-нибудь значимую сумму, – пояснил Ямрушков. – Суды принимают во внимание подобные жесты. Но все начинается с признания вины. Мой вам совет, коллеги – если вы когда-нибудь серьезно ошибетесь, дай Бог, чтобы такого не случилось, – Ямрушков постучал костяшками пальцев по столу, – то сразу же признавайте свою вину, кайтесь и пытайтесь сделать что-то хорошее для тех, кому вы причинили боль. Я знаю случаи, когда подобное разумное поведение приводило к досудебному прекращению уголовных дел…

Мароцкевич усмехнулся, поднял правую руку и выразительно потер большим пальцем об указательный.

– Если вопросов больше нет, то давайте заканчивать, – предложил Ямрушков, проигнорировав намек. – И помните, пожалуйста, наше главное правило «аbsente aegroto».[8] Ни с кем из причастных к делу вам общаться не следует, а выяснять у них что-то – тем более. Единственный источник информации – материалы дела. Суд поставил перед нами пятнадцать вопросов, главными из которых являются два: «состоят ли дефекты оказания медицинской помощи Виталию Хоржику в причинно-следственной связи с наступившей смертью пациента?» и «если состоят, то кем допущены эти дефекты?».

Вручая Данилову две увесистые папки с материалами и флешку с отсканированными документами, Ямрушков сказал:

– Вы, Владимир Александрович, впервые выступаете в роли эксперта и у вас непременно возникнет много вопросов, иначе и быть не может. На вопросы лучше получать ответы сразу же, не откладывая в долгий ящик. Пишите мне, не стесняйтесь. Я всегда говорю, что лучше задать десять ненужных вопросов, чем не задать один нужный. А если возникнет необходимость переговорить, то звоните мне в любой день с девяти часов вечера до половины одиннадцатого, это наиболее удобное время для общения при моем напряженном графике. К Максиму Иосифовичу вы тоже можете обращаться, если понадобится прояснить какой-нибудь хирургический вопрос. Только уговор – мнениями друг с другом до следующего заседания не обмениваться, ладно?

– Хорошо, что напомнили! – спохватился Мароцкевич, доставая из внутреннего кармана пиджака кожаную визитницу с тисненым вензелем «ММ». – Мы же с вами, Владимир Александрович, не обменялись координатами. Мне тоже лучше звонить по вечерам, после семи…

Визитная карточка Мароцкевича была впечатляющей – плотная бумага, много золотых букв, трехцветный логотип Бакулевки. Никакого сравнения с простецкой визиткой доцента Данилова, без золота и логотипов.

Совершив обмен карточками, Данилов подумал, что Мароцкевичу он звонить не станет. В протоколе операции сам как-нибудь разберется, а если понадобится консультация, так ее можно и у знакомых хирургов получить, не раскрывая имен и обстоятельств.

– Как прошел совет в Филях? – поинтересовалась Елена, когда Данилов уничтожал яичницу с беконом и помидорами.

Яичница была приготовлена по рецепту бабушки доцента Саакова, шеф-повара ресторана «Восток», который Сааков называл «самым вкусным местом советской Москвы». Секрет заключался в том, чтобы долго выжаривать воду из очищенных от шкурки помидоров, а затем добавить загустевшую массу к поджаренному на другой сковороде бекону и тут же залить яичной смесью с небольшим добавлением молока. Мария Владимировна удивлялась – зачем готовить на двух сковородках то, что можно приготовить на одной? Данилов на это отвечал, что правило «чем проще – тем лучше» в кулинарии не работает. В простоте можно дойти до того, чтобы выпить три яйца, закусить их помидором, а напоследок съесть ломтик бекона. Но ведь эффект будет совсем не тот, что от яичницы Сусанны Христофоровны (так звали сааковскую бабушку).

– Нормально прошел, – ответил Данилов. – Решили оставить Москву, чтобы сохранить армию.

– А если серьезно?

– Серьезное лежит в прихожей на тумбочке – три папки с бумагами, которые мне предстоит изучить.

– И сколько всего человек в вашей комиссии?

– Кроме меня еще двое – судмедэксперт и сосудистый хирург.

– Я уверена, что твое мнение не совпадет с их мнениями, – Елена понимающе хмыкнула. – Значит расклад будет «два против одного».

– Удивительный ты человек! – восхитился Данилов. – Не знаешь обстоятельств, не знаешь людей, но уже знаешь, что мое мнение не совпадет с их мнениями. Слушай, Лен, а чего ты на бирже не играешь с такими провидческими талантами?

– Нет у меня никаких провидческих талантов, – вздохнула Елена. – Просто я очень хорошо тебя знаю, Данилов. Сколько лет мы с тобой знакомы?

– Лучше не вспоминать, – ответил Данилов и приналег на яичницу.

Слова жены немного покоробили. Данилов всегда считал себя объективным человеком, а не «поперечником», которому важно иметь мнение, отличное от мнения других, но не обязательно правильное. И особенно обидно, когда «поперечником» считают тебя близкие. Но развивать тему «я не такой» не хотелось. Хотелось выпить в завершение ужина пару чашек крепкого кофе и на сон грядущий, приходу которого кофе совершенно не препятствовал, полистать полученные от Ямрушкова материалы.

Знакомство с материалами увлекло настолько, что Данилов просидел в гостиной до рассвета. Читал, размышлял, перечитывал, снова размышлял… Кто бы мог подумать, что чтение сухих, отдающих казенщиной документов, может увлечь сильнее любого детектива? Однако же вот – увлекло.

В детективах обычно присутствуют два вопроса: «кто преступник?» и «каковы были его мотивы?», а у суда их набралось полтора десятка.

Правильно ли был поставлен диагноз пациенту Хоржику В. М. при его госпитализации в больницу имени Филомафитского и дополнительном обследовании в стационарных условиях?…

Ах, если бы все вопросы, на которые предстояло ответить, были бы такими простыми! Да – диагноз был поставлен правильно. Это подтверждают и данные прижизненного обследования и выявленные при вскрытии тела Хоржика признаки, характерные для недостаточности аортального клапана[9]– увеличение полости левого желудочка и растяжение устья аорты.

Является ли диагноз, установленный Хоржику абсолютным показанием к оперативному вмешательству – протезированию аортального клапана?…

А вот на этот вопрос ответить однозначно уже не получится. С одной стороны – да, являлся, конечно же являлся и не мог не являться! Но с другой – парень в целом чувствовал себя неплохо, учился в приборостроительном техникуме, дважды в неделю посещал бассейн, поднимался на третий этаж без одышки… Да, когда-нибудь в отдаленном будущем клапанная недостаточность могла бы заявить о себе «в полный голос», но то было бы в отдаленном будущем. А теперь у Виталия никакого будущего нет.

Судя по истории болезни, не было экстренной необходимости делать операцию именно сейчас… Но давайте представим такую ситуацию. Кардиолог из диспансера говорит пациенту, который внутренне настроен на операцию, что операция ему пока не требуется. А спустя месяц-другой у пациента развивается бактериальный эндокардит.[10] Известно же, что «дефективные» клапаны более подвержены инфекционному поражению. Эндокардит – весьма опасное заболевание. Даже в наше просвещенное время от него умирает в среднем каждый третий пациент.