Ошибка доктора Данилова - Шляхов Андрей - Страница 4

Профессор Ямрушков занимал лучший кабинет – угловой на втором этаже. Единственным старинным аксессуаром здесь было пресс-папье на профессорском столе, при близком рассмотрении оказавшееся замаскированной пепельницей. Все прочее укладывалось в рамки современного начальственно-профессорского стиля – массивная деревянная мебель, кресло размером с трон, шеренги дипломов на стенах… За спиной у хозяина кабинета висела большая цветная фотография, на которой президент вручал Ямрушкову какую-то награду.

Перед знакомством Данилов навел кое-какие справки. Общее мнение о Ямрушкове сводилось к тому, что с ним лучше дружить. На кафедре Ямрушков играл роль кардинала Ришелье, реального правителя при номинальном – заведующем кафедрой профессоре Шапарове, получившем эту должность по наследству от своего отца, одного из светил отечественной патологоанатомии, ученика самого Абрикосова.[4] Как это часто бывает, матушка-природа отдохнула на сыне гения, причем отдохнула конкретно, не дав ему ни острого ума, ни твердого характера, ни умения разбираться в людях и ладить с нимим. Шапаров держался в заведующих только благодаря тому, что Ямрушков предпочитал править из тени, так ему было удобнее. Шапарову так тоже было удобнее. Он мог спокойно предаваться своему хобби – коллекционированию картин русских пейзажистов XIX века – и знать при этом, что дела на вверенной ему кафедре идут надлежащим образом.

Ямрушков явно косплеил Чехова – зачесанные назад волосы, небольшая бородка, очки в тонкой оправе, похожие на пенсне, старомодная бабочка вместо обычного галстука… Только вот комплекция у него была совершенно не чеховской, да и лицо раза в два шире, чем у Антона Павловича, отчего бородка и невесомые очки смотрелись на нем как чужеродные элементы. «С такой комплекцией лучше под Крылова косить», подумал Данилов, разглядывая бабочку, которая особенно его умилила. Впрочем, с Крыловым тоже возникли бы несостыковки – для точного попадания в образ великого баснописца, Ямрушкову нужно было бы прибавить в весе как минимум два пуда.

Профессор встретил Данилова приветливо-дружелюбно, но шпильку в адрес шефа все-же подпустил.

– Ямрушков предполагает, а Замятин располагает, – сказал он, сопроводив эти слова ироничной улыбкой. – Знаете восточную пословицу: «Я – халиф, владыка этих мест, и лишь в Багдаде другой такой есть»?

– Если вас не устраивает моя кандидатура, то скажите сразу, так будет проще, – ответил Данилов, усаживаясь на предложенный ему стул, но пословицу запомнил, понравилась; надо Елене передать, она как раз про ее непосредственного начальника, главного врача московской «скорой».

– Я уверен, что Владислав Петрович остановил свой выбор на достойном человеке, – церемонно ответил Ямрушков. – О репутации кафедры он заботится так же бережно, как и о своей…

Не стоило и сомневаться в том, что Савельев передал Ямрушкову разговор с шефом во всех подробностях.

– У меня лично нет никаких оснований для того, чтобы настаивать на кандидатуре Родиона Николаевича, – желая подчеркнуть искренность сказанного, Ямрушков положил правую ладонь на грудь. – Я, собственно, обратился к нему только потому, что расценивал наше давнее знакомство как… хм… как залог того, что он мне не откажет. Знаете, как трудно набирается народ в комиссии? Никто не горит желанием тратить время впустую. Разумеется, это оплачивается, но овчинка явно не стоит выделки. Про гражданский долг в наше время лучше вообще не вспоминать, это ни на кого не действует. К тому же, заключение экспертов приводит к принятию определенного судебного решения, а кому охота ссориться с коллегами? Вот и приходится упрашивать, обещать какие-то плюшки, манипулировать хорошими отношениями… А что прикажете делать? Третьего члена нашей комиссии, профессора Мароцкевича из Бакулевки, я уговаривал неделю. Да какое там уговаривал! Умолял! Случай такой, что без авторитетного специалиста в области сердечно-сосудистой хирургии обойтись нельзя, а Мароцкевич работает на кафедре у Кунчулия и считается его преемником…

«А Раевский, который оперировал умершего пациента – один из учеников Кунчулия, – мысленно отметил Данилов и тут же одернул себя: – Не ищи шерсть в курином яйце, Вова! Все мало-мальски известные сосудистые хирурги в нашей стране в той или иной степени являются учениками Левана Кунчулия, основоположника и корифея».

– Он согласился только ради того, чтобы я от него отстал, – Ямрушков закатил глаза и покачал головой, словно сетуя на людскую несознательность. – Так и сказал: проще один раз уступить тебе, чем каждый день отказывать. А вы как настроены, Владимир Александрович? По глазам вижу, что желанием не горите, но надеюсь, что долго уговаривать вас не придется, у нас сроки.

– Уговаривать меня не нужно, – ответил Данилов, – только сразу хочу уточнить, что я не столько анестезиолог, сколько реаниматолог. Начинал на «скорой», потом много где работал, но анестезиология никогда не была моим «коньком»…

– Вот и хорошо! – оживился Ямрушков. – Значит у вас нет той корпоративной предубежденности против хирургов, которая формируется у всех анестезиологов на первом же году работы. Наш мир стоит на противоречиях между взаимосвязанными противоположностями – между мужчинами и женщинами, между молодежью и стариками, между хирургами и анестезиологами… И никуда от этого не деться. Но эксперт должен быть выше всего этого. Вы с аппаратурой знакомы? «Вентилятор» от «насоса»[5] отличаете? Конструктивные особенности знаете?

Данилов кивнул и сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил шутку. Впрочем, у человека, знакомого с доцентом Савельевым, такие вопросы могли возникнуть и всерьез.

– Вот и хорошо! – повторил Ямрушков. – Я вам честно скажу, Владимир Александрович, что эксперт не обязательно должен быть семи пядей во лбу и обладать всеми мыслимыми и немыслимыми регалиями. Нужен сведущий опытный человек, дотошный и объективный. У вас с этими качествами все в порядке?

– Надеюсь, что да, – скромно ответил Данилов, которого жена часто называла «всезнайкой» и «занудой».

– С фигурантами дела вы лично не знакомы? Это профессор Раевский, его ассистенты доцент Синявин и врач кардиохирургического отделения Шихранов, а также анестезиолог Сапрошин.

– Нет, ни с кем не знаком. О Раевском, правда, слышал.

– Да кто же о нем не слышал! – всплеснул пухлыми руками Ямрушков. – Светило! Знаменитость! Второй Кунчулия! И умен, как никто. В свое время все удивлялись тому, что он по собственному желанию ушел в сто восьмую больницу, руководить крошечным филиалом кафедры, несмотря на то что мог остаться в Бакулевке. Но Раевский рассудил правильно. Известно же, что лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе. В Бакулевке он был бы одним из многих, между нами говоря – далеко не первым среди равных, а в сто восьмой он – царь и бог! Не место красит человека, а правильный выбор места!

Произнеся последнюю фразу, Ямрушков обвел взглядом стены своего кабинета и хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. Намек был более, чем ясным – не смотрите, уважаемый, что я здесь только профессор, зрите в корень, я тоже царь и первый после Бога!

– Вы со мной согласны, Владимир Александрович?

Данилов снова кивнул, хотя на самом деле он считал более правильным канонический вариант пословицы, согласно которому человек красит место.

– В принципе-то дело простое… – Ямрушков дважды прикоснулся кончиками пальцев правой руки к губам. – Молчу! Молчу! Сначала нужно чтобы вашу кандидатуру утвердила Лариса Вениаминовна, которая рассматривает дело в суде, а затем мы соберемся втроем, сядем рядком, да поговорим ладком, то есть все изучим и обсудим. Никаких подвигов от вас не потребуется. Просто изучите материалы и сообщите свое мнение. Вопросов немного, дело не такое уж и пухлое, так что смею надеяться на то, что мы ограничимся двумя заседаниями. На первом вы получите материалы, а на втором мы выработаем заключение. Собираться станем после работы, чтобы не огорчать нашего уважаемого Владислава Петровича…