Время не властно - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 77

– Отвечая на твой последний вопрос, я буду честен: возможно. Что касается первого – я просто не знаю ответа, – признался Джарлакс. – А по поводу второго я вот что скажу: мы должны попытаться. А ты как думаешь?

На это Киммуриэль ответил:

– Я думаю, что мы должны уносить отсюда ноги в самый дальний угол Фаэруна.

– Но это же просто иллюзия, – сказал Дзирт.

Ивоннель лукаво улыбнулась.

– А я подумала, что они тебе понравятся. – Чтобы подчеркнуть свои слова, она несколько раз открыла и закрыла «их», свои глаза, которые сейчас приобрели лиловый цвет – почти такой же, как у Дзирта, что встречалось крайне редко среди дроу.

– Они прекрасны, – признал Дзирт. – Все в тебе прекрасно для того, кто на тебя смотрит. Это твоя игра, ведь так? При помощи магии ты поддерживаешь иллюзию, чтобы собеседник, глядя на тебя, видел то, что больше всего нравится ему или ей.

– Нет, – возразила она. – Теперь – нет. Было время, когда я играла в эти игры, – я сама призналась тебе в этом. Действительно, это была сознательная манипуляция. Те, кто меня видел, невольно относились ко мне лучше, чем отнеслись бы к обычной женщине, менее привлекательной в их глазах. Я играла на восприятии окружающих, чтобы приобрести власть над ними.

– Это нечестно.

– Правда? А разве ты не рассчитываешь на свою репутацию, чтобы вселить страх в сердца врагов? Разве не помогает тебе во время битвы то, что твои противники знают: перед ними легендарный воин? Или взять хотя бы принадлежность к расе дроу. Разумеется, во многих отношениях это вредит нам здесь, на поверхности. Но не кажется ли тебе, что многие из деловых партнеров Джарлакса побаиваются обманывать его из-за цвета кожи, потому что знают: месть может быть ужасной?

Дзирт попытался найти какое-нибудь обоснованное возражение, но затем просто выпалил:

– Это другое.

– Вовсе нет, – настаивала Ивоннель. – Уверена, бывают вечера, когда Кэтти-бри ради тебя надевает свои самые красивые наряды и делает прическу, которая нравится тебе больше всего. Разве ты не делаешь то же самое? Просто мне хочется выглядеть именно так. И выглядеть для всех; больше я не буду создавать новую иллюзию персонально для каждого.

– Но разве это твоя истинная внешность?

– А разве это имеет значение?

Дзирт хотел что-то ответить, но сообразил, что попался в ловушку, и поэтому лишь пожал плечами.

– Люди заботятся о своей фигуре, сооружают новые прически, тщательно подбирают одежду, пользуются косметикой – делают все что угодно, чтобы изменить внешность по своему вкусу. Я не совершила ничего из ряда вон выходящего. – На губах ее снова появилась та же лукавая улыбка. – Просто у меня больше возможностей.

Дзирт невольно рассмеялся. Он хотел найти какую-нибудь опору, пьедестал, на который можно было бы взобраться, чтобы стать выше ее обвинений. Но ничего не нашел. Он подумал о собственном тщеславии, о том, что каждое утро, несмотря ни на что, тренировался, не жалея себя. Да, в основном эти тренировки имели практическое значение, он выполнял их, чтобы приблизиться к идеалу совершенного воина, чтобы использовать прибретенные и отточенные навыки в борьбе со злом. Все это было правдой.

Но, с другой стороны, Дзирт испытывал удовольствие оттого, что эти тренировки делали его тело стройным и прекрасным. Сколько раз он замечал, как Кэтти-бри подглядывает за ним во время утренних тренировок; и как трудно ему было сделать непроницаемое лицо и не ухмыльнуться, ведь он знал, что она наблюдает за ним из кустов!

– Я приложил немало усилий, чтобы побороть раздвоение между тем, что я видел, и тем, что было на самом деле; и произошло это совсем недавно, – напомнил ей Дзирт, имея в виду постигшую его болезнь. Он перестал различать границу между реальностью и иллюзией – этот душевный недуг был вызван нарушением барьера Фаэрцресс, отделяющего Подземье от Бездны.

– Таково было твое безумие, – согласилась Ивоннель. – Где заканчивается восприятие и начинается реальность? Ты не мог этого сказать и поэтому считал обманом все, что видел и слышал, даже тех, кого ты любил, хотя они были реальны.

– И все же, даже если бы они не были реальностью, иллюзия, вера в то, что это действительно мои друзья, сделала бы их настоящими для меня. Я был вместе с Кэтти-бри, в моих мыслях, в моем сердце.

– То, что ты чувствуешь, и есть реальность, Дзирт До’Урден, – заявила Ивоннель.

– Выходит, не существует объективной истины?

– Разумеется, она существует! Но до того момента, пока фальшь не распознана, реальностью является то, что ты видишь и слышишь. Ты не можешь отличить ложь от правды, пока те, кто действительно знает истину, не подтвердят это. Твое безумие заключалось в том, что ты сам пытался сделать это.

Дзирт несколько мгновений поразмыслил над словами молодой женщины, затем рассмеялся:

– Ты меня хочешь о чем-то предупредить, госпожа?

– Нет, – возразила Ивоннель, и Дзирту ее тон показался искренним. – А теперь я говорю тебе, что Закнафейн реален. Это тот же самый воин, который пожертвовал жизнью ради того, чтобы ты смог покинуть Мензоберранзан, и которого потом в виде монстра-зомби отправили убить тебя. Разумное существо, душа, населяющая это новое, молодое тело дроу, – Закнафейн, твой отец.

Дзирт несколько раз медленно кивнул, прокручивая в памяти этот неожиданный разговор и все слова Ивоннель с самого начала. Наконец он прекратил кивать и пристально взглянул на молодую женщину.

– Мне нравятся твои глаза, – признался воин, и Ивоннель улыбнулась.

– Ну, как ты считаешь? – обратился Киммуриэль к Джарлаксу, который смотрел в зеркало для ясновидения сквозь магическую глазную повязку, чтобы увидеть истинный облик женщины. Они сидели, запершись в одном из номеров заведения «Двенадцать рук», которое служило одновременно таверной, гостиницей и наемными конюшнями в поселении хафлингов Виноградная Лоза.

– Никакого обмана, – отозвался он, покачав головой. Казалось, это открытие несколько смутило его. – Именно так Ивоннель теперь и выглядит. Это ее истинный облик.

– Но облик, измененный при помощи магии. Она же призналась в этом, когда говорила о своих глазах, – возразил Киммуриэль.

Услышав это, его товарищ в очередной раз пожал плечами.

– Допустим, она выбрала себе внешность и «надела» ее, как одежду; но, по крайней мере, бесконечного потока иллюзий, демонстрации разных образов разным людям уже не будет.

– Ты считаешь, это важно?

Джарлакс помолчал, затем кивнул.

– Не знаю, почему, – признался он. – Но теперь она кажется мне более настоящей, более реальной, более…

– Более смертной?

– Да. Наверное, это самое подходящее слово. И это имеет смысл, если вспомнить ее решение покинуть Мензоберранзан и переселиться в это место. В Мензоберранзане она могла бы стать Верховной Матерью. После того как она спасла город от Демогоргона, никто не осмелился бы пойти против нее – уж точно не эта жалкая Квентл. Она могла бы жить как богиня, но она выбрала иной путь – и теперь она здесь, с нами.

Киммуриэль не стал спорить. Он оглянулся, затем кивком пригласил Джарлакса взглянуть на изображение в зеркале.

– Она покидает его, – сообщил псионик.

Джарлакс прикоснулся к полям шляпы, дав понять, что высоко ценит сверхъестественные возможности Киммуриэля.

– Неплохо было бы подробнее выяснить, какие маневры предпринимают Дома дроу в свете последних событий, – заявил Джарлакс.

– Разве не поэтому ты отправил Закнафейна на задание?

– Да, я велел ему разузнать, какие конкретно сделки Дом Ханцрин заключает в Глубоководье. Но теперь я вот что подумал: не может быть простым совпадением их интерес именно к нашей стране и именно в это время.

– Объединенная армия Мензоберранзана не выйдет на поверхность после столкновения между Дзиртом и аватаром Ллос в туннелях под Землями Бладстоуна. И уж точно они не станут охотиться за Дзиртом после того, как он послужил орудием уничтожения Демогоргона на глазах у всего города. Они просто отпустили Дзирта. Они не будут теперь гоняться за ним; если бы он был нужен им, они просто воспользовались бы этим существом, Ивоннель, чтобы получить то, что им нужно, разве не так?