Малахольный экстрасенс. Дилогия (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 30

— Похоже да, — выпрямляется заведующий кафедрой. — Поверить не могу! Прежде не было — проверял.

— Значит, появились, — кивает председатель комиссии. — Эксперимент удался.

— Не согласен! — подскакивает Сосковец. — Для такого заключения необходимо длительное наблюдение. Как появились, так могут и исчезнуть.

— Вам известен подобный случай? Чтобы рефлексы пропали сами по себе, а не вследствие болезни или травмы?

Сосковец начинает сыпать медицинскими терминами. Председатель комиссии слушает. Про девочку забыли. К ней подскакивает мать, поднимает на ноги и начинает целовать. Затем оба идут ко мне.

— Михаил Иванович, дорогой! Спасибо! — говорит женщина и пытается поцеловать мне руку. Привычно отстраняюсь и глажу ребенка по голове.

— Не болейте больше! Не увлекайтесь ходьбой на первых порах. Связки и суставы должны привыкнуть. А сейчас сажайте Оленьку в коляску, она и без того много стояла. Вам дадут памятку, как вести себя дальше…

Последние слова произношу в полной тишине. Все молчат: и члены комиссии, и зрители в зале. Последние встали и смотрят на нас со странным выражением лиц.

— Молодой человек! — внезапно говорит Елисеев. — Поднимитесь к нам.

Взбегаю по ступенькам на сцену.

— Не против продолжить эксперимент? — спрашивает председатель комиссии.

— Еще одного ребенка не исцелю — нужно отдохнуть.

— Не нужно никого исцелять, — крутит головой Елисеев. — Семен Яковлевич уверяет, что вы отменный диагност. Патологию определяете сходу. Вот! — он кладет руки на стол. — Посмотрите, что с ними не так?

Пожимаю плечами и кладу левую ладонь поверх его правой. Она сухая, морщинистая, в россыпях старческой гречки. Лучезапястный сустав полыхает красным. Суду все ясно. Переношу ладонь на левую руку доктора наук. А вот здесь сустав в порядке, разве что пальцы…

— На правой руке поражен лучезапястный сустав, — указываю. — На левой — мизинец и безымянный палец. Полагаю, артрит.

— Верно полагаете, — бормочет Елисеев, убирая руки. — Черт! Ведь только ладошку приложил. Как же так?

Меня переполняет веселье. Неудержимо хочется похулиганить. Да и силы есть.

— Желаете исцелиться?

— Ну, ну, попробуй! — хмыкает Елисеев и вновь кладет руки на стол. Накрываю правую своей ладонью и делаю посыл. Жар пытается сопротивляться, но быстро устает и начинает потихоньку отступать. Сустав — это не кора головного мозга, с ними проще. Вот так, еще!.. С правой покончено, теперь левая…

— Готово!

Елисеев поднимает руки, мгновение смотрит на них, затем начинает вращать кистями, сгибать и разгибать пальцы. Члены комиссии смотрят на него, не отрываясь.

— Как так может быть?! — бормочет член-корреспондент. — Столько лет лечили — и без толку. А тут лишь руку приложил — и все, не болят. И ведь не так, как с новокаиновой блокадой — чувствительность не потеряна. Пальцы сгибаются, до ладони достают. Что же это такое, мать вашу! Шесть десятков лет в медицине, а подобного не видел. Профессора не справились, а этот взял и исцелил. Как ты это делаешь, сынок? — смотрит на меня.

— Сам не знаю, — пожимаю плечами. — Просто вижу пораженный орган, начинаю лить в него из рук холод, и тот приходит в норму.

— Шестьдесят лет коту под хвост, — бормочет Елисеев.

— Что?

— Всю жизнь в медицине, до сих пор не сомневался, что альтернативы ей не существует. И вдруг…

— Не печальтесь, Антип Силантьевич, — успокаиваю. — Мой случай уникальный, возможно, единственный в мире. На таком систему не построить.

— А как же эти, в телевизоре? — щурится он.

— Жулики!

Елисеев хохочет. Вместе с ним начинают смеяться члены комиссии.

— Что ж, товарищи, — говорит Елисеев, отсмеявшись. — Полагаю, вывод ясен. Нужно дать возможность молодому человеку работать в клинике.

— Возражаю! — подает голос Сосковец. Он успел вернуться в президиум. — Необходимы дополнительные исследования. Неясны отдаленные последствия биоэнергетического воздействия.

Последние слова он словно выплевывает.

— Исследования предлагаете проводить на базе вашей кафедры? — улыбается Елисеев.

— Да! — кивает Сосковец.

— Вы будете наблюдать, собирать статистику и делать выводы? — щурится Елисеев. — После диссертации писать?

— Без этого никак, — разводит руками Сосковец.

— Согласны? — Елисеев смотрит на меня.

Энергично кручу головой.

— Вот вам и ответ, — заключает старик. — Мы, конечно, можем запретить Мурашко исцелять в клинике, но он продолжит на дому. Ведь так?

— Непременно! — подтверждаю.

— Попытаемся мешать, соберется и уедет в Москву или, не дай Бог, в Вашингтон. Его везде примут с распростертыми объятиями. Будет исцелять американцев, а мы — локти кусать. Мое мнение таково: пусть Мурашко работает в клинике. Изучать природу биоэнергетического воздействия можно и здесь. Согласны, товарищи?

Члены комиссии кивают. Сосковец — последним.

— Принято единогласно. Поздравляю, Михаил Иванович!

Елисеев жмет мне руку. Подскочивший Саша ослепляет вспышкой. Не упустил момент.

— Прошу членов комиссии пройти в мой кабинет, — говорит Терещенко. — А также вас, Михаил Иванович, и Викторию Петровну. Людмила Станиславовна и Александр Григорьевич, само собой, — смотрит он на журналистов.

Ну, да, банкет по случаю удачного завершения эксперимента. Еле уговорил Терещенко. Тот пытался мямлить насчет строгих установок партии по запрету пьянок на рабочем месте. Наплевать. Угар антиалкогольной кампании сошел на нет, у партии появились заботы поважнее. А мне доброе отношение со стороны Минздрава и медицинских светил не помешают.

В кабинете все готово. Приставной стол заставлен бутылками и тарелками с закусками. Вино, коньяк, для любителей — водка, и не какая-нибудь, а «Посольская». Бутерброды с красной и черной икрой, лососиной, свиным балыком и копченой колбасой.

— Ого! — восклицает Елисеев. — Это кто ж так угощает?

— Михаил Иванович, — указывает на меня Терещенко. — У меня к такому доступа нет.

— Исцелили директора торга? — смотрит на меня Елисеев.

— Его дочь.

— Понятно, — кивает старик. — Раскулачили торговлю. Что ж, пусть и нам достанется.

Он решительно направляется к столу. Следом устремляются другие.

— Минутку! — останавливает процесс Терещенко. — Прошу членов комиссии расписаться в протоколе об эксперименте.

Мудро: не то после от стола не оторвешь. Члены комиссии охотно оставляют автографы в заготовленном Яковлевичем протоколе и окружают стол с угощением. Стульев нет, банкет организован по входящему в моду принципу фуршета. Разливаем напитки. Елисеев просит водки, остальные мужчины предпочитают коньяк. Женщины, ясен пень, вино. Оно марочное молдавское, французского в торге не нашлось.

— Я за рулем, — грустно шепчет стоящий рядом Саша. Свои «никоны» он предусмотрительно спрятал в кофр. Начальство боится компромата.

— Не печалься! — указываю на стоящие в углу пластиковые пакеты. — Там для каждого комплимент с бутылкой. Если мало, добавлю со стола — что останется.

— Это вряд ли, — прозорливо замечает друг.

— Что ж, товарищи, — поднимает рюмку Елисеев. — Предлагаю тост за новое направление в медицине — биоэнергетику и ее первого представителя — Михаила Ивановича Мурашко! С почином!

Он лихо опрокидывает рюмку в рот и закусывает бутербродом с черной икрой. Другие не отстают. Тосты следуют один за другим. За заведующую экспериментальным отделением биоэнергетики Викторию Комарик. За главного врача клиники, прозорливо рассмотревшего перспективное направление в медицине. Яковлевич благосклонно принимает славословия и подмигивает мне. Жук! Чувствую, запряжет в оглобли… Очень скоро за столом воцаряется благодушная и праздничная атмосфера. Все всех любят и желают только добра. Согреваю ее анекдотом — смеются. Неожиданно инициативу перехватывает Елисеев. Старик сыплет анекдотами как из мешка. За столом — смех и хохот. Вот тебе и строгий дедушка! И почему его все боятся?