Перстень для Избранной (СИ) - Алора Анна - Страница 12

Там, в далекой дали, слышалось ржанье совершенно отбившихся от рук, когда-то племенных и высоко ценимых табунов лошадей, основного богатства клана.

Такая царит красота, скажете вы, причем здесь тоска?

Казалось бы, живи да радуйся, в этакой-то благодати. Да разве ж бывает так, чтобы одна благодать да никакой ложки дегтя?

Нет, к великому сожалению. И это скажет вам любой сколько-нибудь да поживший в этом мире. Да, собственно, и в любом другом из миров.

Думал горькую думу Ольхор.

Оставалось совсем немного до ближайшего полнолунья, когда небесные ворота, ведущие в один из миров, куда во время оно был отправлен камень-поисковичок, раскроются.

Возможно, в этот раз им повезет.

Ольхор, а в особенности престарелые матроны, коим было совершенно необходимо засвидетельствовать это эпохальное событие, ждали его в великой надежде.

Ибо открывались те ворота нечасто.

Раз в сто лет по местному летоисчислению, а по нашему, так и раз во все сто пятьдесят.

Возможно, он, наконец, приведет сюда ту, что явится истинным спасением для его рода. Рода Кобэлло.

Мужчина еще раз вздохнул, оправил свой балахон и, поправив тюрбан, стал наизготовку у двух стоящих рядом черных колонн, побитых временем и ветрами. Их когда-то гладкая, полированная поверхность покрылась трещинками и почти не отражала света местной луны, уже призывно выглядывающей из-за облаков.

— Быстро стемнело, я и не заметил, — удивился Ольхор, которому уже поднадоело стоять, изображая из себя третью колонну, разве что вычурно одетую.

И мужчина, украдкой оглядевшись, и не заметив вблизи, Слава праматери, никого из почтенных матрон, опустился прямо в траву, которая была хоть мягка и пружиниста, но весьма прохладна.

Он оперся на ближайшую колонну, и мечтательно устремил взор в глубины небес, которые ненадолго обнажились, таинственно мерцая далекими мириадами звезд.

Ольхор не был рожден править кланом. Просто так получилось, он единственный, оставшийся в живых. Один из тех немногих, которые выжили и переступили грань пятнадцатилетнего возраста.

В душе же он был мечтателем. Странно, верно?

Хотя, собственно, что тут странного. Бывает.

Однако править пришлось. Хорошо еще, две его советницы, как раз эти престарелые матроны, были весьма сведущи в управлении. Да и немудрено. Женщины испокон веков наводили порядок в домах, в собственных хозяйствах. Кто, как не они могли лучше распорядиться запасами пищи на зиму, особенно когда был неурожайный год?

Да и не только пищи. Учет, контроль и закупки всего необходимого были на их плечах.

Точнее, осуществлял все необходимые действия как раз сильный пол, а вот ненавязчивое руководство осуществлял слабейший. Что делать, так повелось со времен дедов-прадедов.

Хотя был жив еще кое-кто из старейшин, которые помнили, как им рассказывали еще их деды-прадеды, что были и иные времена.

Времена, в которых гордые дети рода Кобэлло в развевающихся накидках на голое тело, с собранными в высокий хвост волосами цвета меди, мчались вскачь на чудесных лошадях, которые не зря другие рода называли волшебными и высоко ценили.

Так высоко, что на жеребят записывались в очередь, и прибывали за ними из мест столь отдаленных, о которых только старейшины и слыхивали.

А бывали и такие места, о которых и старейшинам было узнать внове.

Да, бывали такие времена, бывали.

Однако, видно прогневал род богиню-праматерь Кобэлло, чье имя и носил. Разгневалась на непослушных да недостойных сынов своих, кои не столь ревностно, видно, выполняли обязанности, от веку ею им заповеданные.

А случилось так, что не уследил молодой вождь за племенной кобылой, вошедшей в сезон охоты. Задремал, паршивец, после ночи любовных утех с вольной девой, чье имя не сохранилось в памяти рода.

А кобыла, вырвавшись на волю, в свою очередь нагулялась как следует и принесла на свет жеребенка лиловой масти да с рогом, промеж глаз торчащим.

И с той поры благословение праматери покинуло род Кобэлло. Жеребята стали рождаться все сплошь с таким вот рогом, а кобылки в родах много пострадали.

Стало сокращаться число заповедных, волшебных лошадей, которые могли в мгновение ока перенести седока из одного места в другое. Представьте, они перемещались в пространстве!

Правда, только в пределах родного мира. И дар этот был весьма ценен, потому что мир был всем хорош. И богат, и обилен. Да только высочайшие горы и широчайшие моря разделяли его на непроходимые территории.

И добраться даже до ближайших соседей было весьма и весьма проблематично.

А что такое род, живущий в одной долине, и не имеющий возможности смешивать свою кровь с соседними? Такой род ждет вырождение.

Которое, потихоньку, уже и шло.

И решено было на совете рода отправить камень-поисковик в другой мир. Мир, ворота в который открывались раз в сто лет

Камень этот был зачарован еще в старые времена, и поговаривали, что самой богиней-праматерью. Кто же еще мог быть столь предусмотрителен, зная о некоторой ветрености своих детей?

Кто еще мог подумать о запасном варианте?

Только Она. Богиня Кобэлло, праматерь рода.

Тот камень-поисковик обработали лучшие мастера, поместили в перстень, и отправили, преклонив колени перед богиней-праматерью, в великой надежде на избавление.

Потому что легенда (а между нами, Ольхор был совершенно уверен, что это была не легенда, а совершенно натуральная быль) гласила:

«Родится в одном из миров дева, единственная, Избранная, которая придет роду на помощь и спасет его от вырождения. Которая вернет роду его богатство.

И да будет перстень тот ей впору, и да перенесет он ее в пенаты рода. И случится то, когда ворота в мир тот распахнутся.

И на небе будет светить полная луна, и нападет сон великий на всех живущих.

И придет она, в свете великом и пламени, и от вида ее падете вы ниц в радости несказанной»

Ольхор, чего греха таить, еще мальчишкой мечтал быть тем, кому доведется присутствовать при этакой радости. Единственное, чего ему не хотелось, так это править.

— Но, — подумал мужчина, — не будь я вождем, довелось ли мне быть этой ночью между двух заповедных колонн? Нет.

— А вдруг, — размечтался вождь, неосознанно разматывая тюрбан, который терпеть не мог, а носить приходилось в такие вот не рядовые моменты, — пророчество исполнится прямо здесь и сейчас?

Внутренний голос, который был приличной таки врединой, сразу же зашептал:

— Ну-ну… Надеяться не вредно. Да ты такой, пардон, вождь, при котором пророчество не только не исполнится, а еще и сбежит на пару-тройку веков.

Ольхор был с голосом категорически не согласен. Вождь он, действительно, не ахти. Но! При наличии таких советниц, как хора Эльхи и хора Кольхи, так очень даже неплохо получается. Благослови их праматерь!

Между нами, Ольхор слабо себе представлял, как будет управлять родом, когда обе дамы покинут этот план бытия. Одна надежда, что за столько лет, а прошло уж все сорок пять, нужные знания все-таки осели в его памяти. Дамы, по крайней мере, его в этом всемерно убеждали.

В роду Кобэлло продолжительность жизни была достаточно велика. По крайней мере, среди тех, кто доживал до пятнадцатилетнего возраста. Стоило человеку перешагнуть этот барьер, как, при наличии достаточно хороших внешних условий (а они были весьма достойны) он вполне себе жил-поживал и до двухсот-двухсот пятидесяти.

В глубине же своей тонкой и чувствительной души мужчина мечтал о несбыточном. О путешествиях. О разных мирах. Конечно, он понимал, что такие мечты особой почвы под собой не имели. Но когда это суровая реальность бытия мешала мечтам?

Наоборот. Мечты как раз очень его поддерживали и скрепя сердце, но давали возможность оставаться вождем, а не бросить все в великой праматери, попытавшись войти в эти врата самому.

Но видно, богиня-праматерь предусмотрела таковую возможность со стороны непослушных детей рода, и хорошенько зачаровала врата, дабы не было соблазна детям ее сбежать от сложностей бытия в мир другой. Ибо знала праматерь, что и в любом из миров сложностей не избежать. Мудра была в предвиденье своем.