Сороки-убийцы - Горовиц Энтони - Страница 16

– Но он не может так поступить!

Генриетта обошла мужа так, чтобы прочитать заголовок. «Новые дома для Саксби-на-Эйвоне». Чересчур оптимистичное истолкование для подобного акта вандализма. Руки мужа, держащие газету, заметно тряслись.

– Это охраняемые законом земли! – продолжила она.

– Не важно, охраняемые они или нет. Судя по всему, он дал разрешение. Такие дела творятся по всей стране. Здесь пишут, что работы начнутся еще до конца лета. А значит, в грядущем месяце или следующим за ним. И мы ничего не в силах поделать.

– Можно написать епископу.

– Епископ не поможет. Никто не поможет.

– Но попытаться стоит.

– Нет, Генриетта. Слишком поздно.

Позже тем вечером, пока они вместе готовили ужин, преподобный все еще никак не мог успокоиться.

– Это ужасный, ужасный человек! Он сидит в своем большом доме, поглядывая на нас свысока. А ведь он ничем не заслужил этого. Он просто унаследовал усадьбу от своего отца, как тот от своего. Но бога ради, сейчас ведь тысяча девятьсот пятьдесят пятый, а не Средние века! Конечно, то, что проклятые тори до сих пор у власти, не очень помогает, но мы все-таки далеко ушли от тех дней, когда человек получал богатство и власть исключительно благодаря своей родословной. Разве сэр Магнус хоть пальцем пошевелил, чтобы помочь ближнему? Посмотри на церковь! Крыша течет, новая отопительная система нам не по карману, а он не соизволит порыться в своей мошне и дать хотя бы шиллинг. Да он даже на службы не ходит в тот самый храм, где его крестили. Фу! На кладбище у него есть зарезервированный участок. И если хочешь узнать мое мнение, чем быстрее он будет использован, тем лучше.

– Ты ведь не всерьез, Робин.

– Ты права, Хен. Не подобает так говорить, и это совершенно непростительно с моей стороны. – Осборн помолчал и перевел дух. – Я совсем не против строительства новых домов в Саксби-на-Эйвоне. Наоборот, очень важно, чтобы молодые люди оставались в деревне. Но данное предприятие – дело совсем другое. Очень сомневаюсь, что кто-то из здешних жителей сможет позволить себе купить такое жилье. И попомни мои слова: эти дома будут отвратительно современными, совершенно не вписывающимися в местный колорит.

– Тебе не под силу остановить прогресс.

– Разве это прогресс? Стереть с лица земли прекрасный луг и лес, существующий тут тысячу лет? Честно говоря, я сомневаюсь, что это сойдет ему с рук. За все время здесь мы полюбили Дингл-Делл. Ты знаешь, что он для нас значит. Так вот, если эта затея осуществится, не пройдет и года, как мы будем жить рядом с пригородной улицей. – Робин отложил овощечистку и снял фартук. – Пойду-ка я в церковь, – ни с того ни с сего заявил он.

– А как же ужин?

– Я не голоден.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет. Спасибо, дорогая, но мне нужно время, чтобы поразмыслить. – Осборн надел пиджак. – И попросить прощения.

– Ты не сделал ничего дурного.

– Я произнес слова, которые мне говорить не следовало. И в голове моей появились мысли, которым там не место. Я почувствовал ненависть к ближнему своему… Это ужасно!

– Есть люди, заслуживающие этого.

– Это верно. Но сэр Магнус – такой же человек, как и мы. Я обязан молиться о спасении его души.

Преподобный вышел из комнаты. Генриетта услышала, как открылась и закрылась входная дверь, и принялась наводить порядок в кухне. Она искренне переживала за мужа и знала, какой удар им обоим нанесет утрата Дингл-Делла. Может ли она что-то сделать? А если ей лично повидаться с сэром Магнусом Паем…

Тем временем Робин Осборн ехал по Хай-стрит, направляясь к храму. Велосипед его стал в деревне притчей во языцех: дряхлая развалина с вихляющимися колесами и железной рамой в тонну весом. К рулю его была прикреплена корзина. Обычно в ней лежали молитвенники или свежие овощи, которые преподобный вырастил сам и раздавал в дар бедным членам общины. В тот вечер в корзине было пусто.

Крутя педали, священник проехал на деревенской площади мимо Джонни Уайтхеда с женой. Чета под ручку направлялась в «Герб королевы». Уайтхеды не часто ходили в церковь – определенно не чаще, чем были обязаны. В этом, как и во всей своей жизни, они руководствовались соблюдением внешних приличий – именно оные побудили их поприветствовать викария. Тот не удостоил их вниманием. Бросив велосипед у входа на кладбище, он быстро прошагал и скрылся за главной дверью.

– Что с ним стряслось? – высказал мысль вслух Джонни. – Вид у него какой-то расстроенный.

– Может, это из-за похорон? – предположила Джемма Уайтхед. – Не очень-то приятное дело – погребать человека.

– Нет, викарии к такому привычны, – возразил Джонни. – Им это даже нравится. Похороны дают им повод почувствовать свою значимость.

Он оглядел дорогу. В гараже недалеко от храма Святого Ботольфа погас свет. Джонни заметил Роберта Блэкистона, пересекающего внешний дворик. Молодой человек закрывал на ночь мастерскую. Уайтхед посмотрел на часы, было ровно шесть.

– Паб открыт, – сказал он. – Давай заглянем.

Джонни пребывал в прекрасном настроении. Джемма разрешила ему сегодня съездить в Лондон – даже ей не под силу было заставить его всю жизнь проводить в Саксби-на-Эйвоне. Как славно было посетить пару любимых местечек и повидаться с парой старых друзей! Более того, ему просто нравилось находиться в городе, с его оживленным движением, пыльным и грязным воздухом. Ему нравился шум, нравились спешащие люди. Он изо всех сил старался стерпеться с жизнью в сельской местности, но чувствовал себя не более живым, чем фаршированный кабачок. Пересечься с Дереком и Колином, пропустить в компании по паре кружек пива, прогуляться по Брик-лейн было все равно что родиться заново. Да при этом еще и вернуться с полусотней фунтов в кармане. Его такая щедрость удивила, но Колин даже глазом не моргнул.

– Отличная работа, Джонни! – сказал он. – Чистое серебро, да еще и старинное. Из музея добыл, так ведь? Тебе следует почаще к нам наведываться.

Что ж, сегодня он выпьет, даже если в «Гербе королевы» немногим веселее, чем на расположенном по соседству кладбище. В заведении собрались несколько человек из местных. За музыкальным автоматом стоял Тони Беннет. Уайтхед открыл дверь, пропуская жену, потом вошел сам.

Джой Сандерлинг была одна в аптечном пункте, выполнявшем также роль основного кабинета в лечебнице доктора Редвинг.

Дверь она открыла своим ключом. У нее имелись ключи от всех замков в здании, если не считать шкафчика с опасными лекарствами, и даже его она могла отпереть, так как знала, где доктор Редвинг хранит запасной ключ. Джой решила, как поступить. При одной мысли об этом сердце у нее начинало колотиться, но она все равно шла вперед.

Девушка вытащила из ящика стола лист бумаги и заправила в пишущую машинку. То была «Олимпия SM2 Делюкс», которую ей дали при устройстве на работу. Машинка была портативная. Джой предпочла бы что-нибудь более солидное, поскольку печатать приходилось много, но не в ее характере было сетовать. Она посмотрела на изогнутую белую страницу перед ней и на миг вернулась мыслями к своей поездке в Таннер-Корт и встрече с Аттикусом Пюндом. Знаменитый сыщик ее разочаровал, но обиды на него она не чувствовала. С его стороны любезно было принять ее, тем более что выглядел он не слишком здоровым. Ей постоянно приходилось видеть больных людей. За время работы в больнице у Джой выработалось своего рода чутье. Она с первого взгляда определяла, если у пациента действительно серьезная болезнь, даже до его приема доктором, и сразу поняла, что Пюнд нуждается в помощи. Впрочем, это не ее забота. Важно то, что он был прав. Теперь, трезво все обдумав, Джой понимала, что остановить захлестнувшую деревню волну злых слухов невозможно. Пюнд ничего не мог бы тут поделать.

А вот она может.

Тщательно подбирая слова, девушка начала печатать. Много времени не понадобилось: весь текст состоял из трех-четырех строчек. Закончив, Джой перечитала написанное, и теперь, увидев эти слова воочию, черным по белому, задала себе вопрос, действительно ли она сможет это сделать. Но другого пути не было.